Фрагмент из книги Брэма Стокера «Тайна Моря»
23 июля в серии «Переводы Букмейта», совместного проекта книжного сервиса Яндекс Плюс с «Подписными изданиями» и «Мастерской Брусникина», вышел готический роман Брэма Стокера «Тайна Моря» в переводе Сергея Карпова. «Сноб» публикует фрагмент.
У южного окончания Круден-Бэй есть скопление скал, отходящих от берега, как шпора петуха. Дальше они идут разрозненно, многие невидимы во время прилива. Они образуют часть Скейрс, раскинувшуюся веером от мыса Уиннифолд. Среди тех скал приливы и отливы особенно сильны; не раз меня чуть не уносило, когда я там плавал. Что может случиться, когда тебя затянет в Скейрс, я слишком хорошо знал по участи Лохлейна Маклауда. Я стремглав несся по крутой тропинке и каменистому пляжу, пока не достиг Сэнди-Крейгс. На бегу я видел по приливу — слабому, но набирающему силу с каждой секундой, — что предсказанный пастухом шторм идет на нас на всех парах. В таких случаях каждый миг на счету. Больше того, от каждого мига зависела жизнь; и, задыхаясь, я полез через валуны. На отшибе за основной массой Сэнди-Крейгс торчат две скалы, чьи верхушки прилив не покрывает, но омывает с каждой волной. Ближайшая при низкой воде не отделена от основной массы, но соединяется с ней узким перешейком несколько футов длиной, который захлестывают первые же волны прилива, поскольку он находится на самом пути прибывающей воды. В девяноста–ста футах за этой скалой, через глубокий канал, есть внешний риф, в любое время представляющий собой остров. При низкой воде оттуда открывается лучший вид на множество скал Скейрс. Они поднимаются со всех сторон — гранит, как будто пожелтевший от волн на участке между линиями прилива и отлива; над второй уже не растут черные водоросли. Сей островок так укрыт за высокими скалами, что его не разглядеть из Круден-Бэй или Порт-Эрролла; разве что с тропинки, поднимающейся на Уиннифолд. Повезло, что там проходил я, иначе бы попытки несчастных привлечь внимание пропали втуне.
Достигнув Сэнди-Крейгс, я поспешил перебраться через них и скоро увидел ту отдельную скалу. К счастью, вода стояла низко. Прилив только-только разгонялся, волны начали быстрый бег между скал. Когда я поднялся на предпоследний валун, оказался ярдах в тридцати и отчетливо разглядел двух женщин. Одна — коренастая и пожилая, вторая — молодая, высокая и необыкновенно красивая. Пожилая пребывала едва ли не в паническом состоянии, но молодая не выказывала испуга, хотя и смертельно побелела, — и по тому, как она тревожно озиралась, я видел, сколь далека она от спокойствия. На миг создался любопытный эффект, когда ее бледное лицо, обрамленное темными волосами, выделилось на фоне пены, взбивавшейся у дальних скал. Казалось, ее голова увенчана белыми цветами. Времени было в обрез, и я сбросил пальто с туфлями и приготовился к заплыву.
Перед этим я их окликнул:
— Что случилось с вашей лодкой?
В ответ раздался чистый молодой голос с явным американским акцентом:
— Ее унесло. Она пропала за скалами у мыса.
Миг я думал, что проще было бы найти ее, но один только взгляд на даль и состояние моря развеял все надежды. Волны поднимались так быстро, что уже лизали гребень скал. Женщин окатывало чуть ли не каждой волной. Без дальнейших отлагательств я прыгнул в море и поплыл. Девушка помогла взобраться на риф, и я встал рядом с ними: старушка крепко вцепилась в меня, а я держал девушку, пока волны омывали наши ноги. Несколько мгновений я оценивал положение, а затем спросил, умеют ли они плавать. Ответ был отрицательный.
— Значит, — сказал я решительно, — доверьтесь мне, и я переплыву с каждой из вас по очереди.
Старшая дама испуганно застонала. Я понял, что другого выхода нет и что, если не тянуть, будет нетрудно: расстояние небольшое, а волны еще не выросли. Чтобы поддержать дух женщин, я старался говорить так, словно все это — приятное приключение на отдыхе; но сам в то же время ужасно переживал. Преодолеть требовалось каких-то тридцать ярдов, но канал был глубоким, а прилив — сильным. К тому же волны становились все больше, а нам еще предстояло забраться на скользкий, покрытый водорослями камень.
Но ничего не оставалось, кроме как поторопиться; и, обдумывая, как лучше переправить пожилую даму, я произнес:
— Какая жалость, что у нас нет даже веревки, чтобы перетянуть друг друга.
Девушка так и подскочила от этой мысли:
— На лодке ее было предостаточно, но той, понятно, уже нет. И все же здесь найдется короткий кусок. Я привязала носовой фалинь к камню, но по-женски забыла убедиться, закреплен ли второй конец, и, когда начался прилив, лодку унесло. Привязанный конец должен быть на месте.
Когда набежавшая волна укатилась, девушка указала на короткую веревку, охватившую скальный выступ; свободным концом играли волны. Я тут же подскочил туда, увидев возможный выход из наших затруднений: пусть веревка коротковата — но и расстояние невелико, и, если ее расплести, длины вполне могло хватить. Я как можно быстрее отвязал веревку. Дело оказалось непростое — волны подпускали не больше чем на пару секунд; и все же я наконец освободил ее и вытянул. Это был отрезок всего лишь футов тридцать в длину, но сердце мое радостно екнуло.
Девушка тоже все поняла и тут же сказала:
— Позвольте помочь.
Я вручил ей один конец веревки, и мы вместе принялись ее расплетать. Это было не так-то легко — трудиться, стоя на неровной поверхности рифа, когда по ногам бежала вода, а старушка рядом охала, ахала и просила поторопиться. По большей части она молила меня, словно я какой-то deus ex machina и потому способней беспомощных женщин; но эти жалобы были обращены к молодой спутнице, которая даже тогда, среди переживаний и спешки, уделяла время, чтобы успокаивающе положить руку на плечо старушке и сказать:
— Тише! О, прошу, тише! Ни слова, дорогая. Вы только саму себя пугаете. Соберитесь с духом! — и прочие слова, полные тепла и ободрения. Один раз девушка осеклась, когда о ее ноги разбилась волна посильнее других. Пожилая дама, уцепившись за нее, попыталась приглушить свой вскрик до стона, снова и снова жалобно повторяя: «О, мисс Анита! О, мисс Анита!»
Наконец мы расплели веревку на четыре части, и я принялся связывать их одну за другой. В результате получился трос достаточно длинный, чтобы перебраться со скалы на скалу, хоть местами весьма сомнительной прочности. С одного конца я связал большую петлю и пропустил через голову низкой дамы ей под мышки. Я предупредил обеих, чтобы они не подвергали веревку большому или внезапному напряжению. Пожилая дама возражала против того, чтобы идти первой, но девушка и слушать этого не желала, а ее желание было для меня законом. Я взял свободный конец и, нырнув, доплыл до второй скалы, насилу на нее взобравшись, поскольку волны, сами по себе еще не опасные, затрудняли любое движение. Я дал знак даме спускаться в море, что она весьма отважно проделала не без помощи девушки. В воде она захлебывалась и отплевывалась, вцепившись смертной хваткой в петлю; но я тянул не спеша, размеренно, не доверяя прочности веревки. В считаные секунды дама уже переправилась, а я помогал ей взобраться на камень. Когда леди твердо встала на ноги, я вручил ей свободный конец и сам поплыл обратно с петлей. Девушка не мешкала и не чинила неприятностей. Когда она помогала мне подняться, я не мог не заметить ее силу; она держала мою мокрую руку крепко и уверенно, без трепета. Я догадался, что теперь, когда ее спутница оказалась в безопасности, собственная судьба ее не заботила. Я дал знак пожилой даме приготовиться; девушка скользнула в воду, я — за ней и поплыл рядом. Старушка потянула изо всех сил и увлеклась настолько, что не вняла моему предостерегающему оклику. Тянула так, словно это вопрос жизни и смерти; в результате уже на трети пути веревка порвалась, а старушка с размаха села на скалу. Девушка окунулась с головой и вынырнула, хватая ртом воздух. В судорожном порыве, объяснимом в такой момент, она так ухватилась за мою шею, что подвергла опасности нас обоих. Пока мы оба не пошли ко дну, я вырвался из хватки, хоть и с немалым трудом, так что, когда мы вынырнули, она оказалась на расстоянии руки.
Несколько секунд я ее поддерживал, чтобы она отдышалась; все это время слышал, как старушка надсадно кричит:
— Марджори! Марджори! Марджори!
С воздухом к девушке вернулось и здравомыслие, и она безропотно подчинилась мне. Пока я держал ее за плечо, нас подхватила волна, перехлестнувшая через скалу, и во внезапном порыве не упустить девушку я разорвал платье у ее горла.
Очевидно, теперь она полностью отдавала себе отчет в происходящем и вдруг воскликнула:
— О, моя брошка! Моя брошка!
У нас не было времени ни на промедление, ни на расспросы. Когда приходится плыть за двоих в бурном море, причем твой спутник — одетая с ног до головы женщина, тратить силы нельзя. Поэтому я греб как мог и доставил-таки ее к валуну, где пожилая спутница помогла ей подняться на ноги. Только отдышавшись, я наконец спросил о брошке.
— Я бы отдала что угодно на свете, лишь бы ее не потерять, — отвечала она. — Это фамильное сокровище.
— Она золотая? — спросил я, желая знать, как брошка выглядит, чтобы за ней нырнуть.
— Да! — воскликнула она, и без лишних слов я снова окунулся в воду и поплыл к дальней скале, раз уж брошка потерялась ближе к ней. Дно между скалами песчаное, а значит, разглядеть золото было бы просто. Стоило мне отплыть, как девушка принялась говорить, чтобы я не переживал, да что она бы лучше потеряла брошку еще тысячу раз, чем подвергла меня опасности, и тому подобное, весьма приятное слуху из таких уст. Сам я пребывал в приподнятом настроении. Мне удалось переправить обеих женщин без неприятностей, а море пока еще не представляло угрозы хорошему пловцу. Я нырнул со скалы и легко достиг дна всего в десяти–двенадцати футах; совсем скоро я увидел проблеск золота. Когда я всплыл и вернулся к скале, женщины втянули меня на нее совместными усилиями.
Я отдал брошь, юная леди прижала ее к губам и сказала со слезами на глазах:
— О, какой вы смелый! Какой добрый и смелый! Я бы отдала за нее все, что имею. Благодарю за спасение наших жизней — и за то, что спасли эту брошь.
И с девичьей порывистостью и безрассудностью она поцеловала меня.
Это был счастливейший миг в моей жизни.