Владимир Мирзоев, режиссер сериала «Топи»: «Главный вызов XXI века — поиск баланса между интуитивным и рациональным»
Главным сериальным открытием этой зимы стал проект «Топи», снятый Владимиром Мирзоевым для платформы «КиноПоиск HD» по сценарию модного российского писателя Дмитрия Глуховского. «Топи» — это история молодого московского бизнесмена Дениса (Иван Янковский), который вместе с четырьмя случайными знакомыми отправляется в чудодейственный монастырь, находящийся в непролазной глуши. Монастырь оказывается заброшенным, а в ближайшей и полусгнившей деревеньке под названием Топи творится что-то жуткое.
— Владимир Владимирович, первый драфт сценария «Топей» написан в 2011 году. Его долго предлагали федеральным каналам, но ни один его в разработку не взял. «КиноПоиск HD» оказался смелее. Как вы думаете, почему?
— Мне кажется, тут все дело в аудитории. Телеаудитория — в основном возрастная и живущая в небольших городах. Почти все мои предыдущие контакты с телеканалами заканчивались примерно так: «Ой, нас же смотрят домохозяйки 45-65 лет, им бы что попроще…»
— Довольно примитивный подход, мне кажется.
— Конечно. Тем более что вкусы людей со временем способны меняться. Все слова о том, что современная телеаудитория до чего-то не доросла, любит простое, приземленное и интеллектуально бесплодное, — это, конечно, ложь. Людей к такому продукту старательно приучают — это правда. Получай они контент, который хотя бы на шаг впереди, через 5-7 лет наша телеаудитория изменилась бы радикально.
Зритель онлайн-платформ — совершенно другой. Это человек молодой, искушенный, видевший все самое интересное, пересмотревший множество сериалов — наших и зарубежных. Платформы не могут не учитывать интернациональный контекст, они вынуждены конкурировать с лучшими кинематографистами мира. Ведь сегодня самые интересные режиссеры, сценаристы, художники и актеры работают именно на сериалах. Поэтому ярких, необычных проектов много: на любой вкус, в любом жанре.
— В театре вы ставили Шекспира, Мольера, Пушкина, и вдруг… Глуховский. Чем он вас привлекает?
— Не стоит вырывать современного автора из контекста времени. Смогут ли книги Глуховского стать классикой, покажет будущее, в которое Митя с понятным любопытством заглядывает в своих антиутопиях. На мой взгляд, у Глуховского необычайно мощный писательский дар: он свободно мыслит в прозе, его пластика безупречна, а психологизм естественный, не натужный. Так что Глуховский — это один из самых интересных авторов, пишущих сегодня по-русски. Если же говорить о Мите как о драматурге (а «Топи» не экранизация романа — это сразу был оригинальный сценарий), то тут нельзя не отметить одну из самых сильных сторон его драматургии — виртуозные диалоги. Потому что у Глуховского (простите за каламбур!) идеальное ухо на живую речь.
Кроме того, как говорил Бродский, главное — это величие замысла. «Топи» — не просто суперактуальный текст или жанровая игра. Это своего рода развернутая метафора или, как сказал сам Митя, «энциклопедия русской жизни». То есть даже в популярном жанре Глуховский находит вечные и важные темы, он умеет действовать не расслабленно, а целеустремленно, и это, кстати, характерно для лучших вещей Мольера и Шекспира. Ведь почему эти драматурги до сих пор в репертуаре? Потому что их тексты работают на разных уровнях восприятия. Поэтому они интересны для разной аудитории: кто-то считывает только уровень сюжета, а кто-то впитывает поэзию и метафорическую часть этих бессмертных пьес.
— Меня всегда удивляло, когда популярность Глуховского объясняют прежде всего его интересом к социальной тематике. Я вижу у него очень специфическое отношение к «вечным вопросам»: например, к смерти. Оно чувствуется и в «Топях»…
— То, что находится за порогом смерти, всегда таинственно и всегда пугает, хотя и притягивает тоже. Человеком движет в первую очередь любопытство. Тайна творения и тайна смерти не могут нас не волновать. Правда, это уже территория сокровенного — а сокровенные вопросы, в отличие от социальных проблем, как орешки щелкать не будешь. Но без такой рефлексии серьезное произведение не живет. Более того: именно оно делает автора значительным. Вспомните Чехова, Толстого, Достоевского — мы любим и ценим их за то, что они прикасаются к самому тревожному и сакральному в жизни человека.
— Верну вас к сериалу. Понятно, что деревня Топи — не просто точка на карте. Для меня это место встречи рационального и иррационального, это своего рода «портал», позволяющий нырнуть в собственное подсознание…
— Мне кажется, вы очень правильно все формулируете. Кстати, соотношение рационального и иррационального — это как раз одна из главных проблем современной цивилизации. С одной стороны, перед нами невероятные успехи науки, а с другой — понимание того, что рациональное знание дошло до определенной границы. И пересечь эту границу пока не удается. Мы по-прежнему плохо понимаем, как работает Вселенная. Ньютоновские законы мы, конечно, освоили, но проникнуть на субквантовый уровень, туда, где рождается материя, не в состоянии. То, что находится по ту сторону материального мира, для нас все так же непроницаемо. Поэтому даже самые серьезные ученые-физики начинают все чаще обращаться к древнему религиозному знанию: к индийской философии, к Каббале. И вот в этом, мне кажется, и есть главный вызов XXI века. Нам нужно понять, как синтезировать или хотя бы держать в обеих руках эти два инструмента, два типа познания, как найти баланс между интуитивным и рациональным.
И еще. Если мы повнимательнее посмотрим на многие современные конфликты, то увидим, что в их основе лежат разные представления о Вселенной. И разные представления о том, что такое Бог, что такое человек, каковы их взаимоотношения, что этично, а что неэтично. И этот мировоззренческий разлом как раз и порождает конфликты, войны, создает почву для терроризма. Для разумных людей во всем мире очень важно прийти к консенсусу, создать новую, неконфликтную картину мира, в которой, с одной стороны, не нужно будет опровергать теорию эволюции, а с другой — объявлять богословие мракобесием.
— Снова верну вас к «Топям». Понятно, что это проект многожанровый. Однако формально он считается мистическим. А это определенный формат и определенные «правила игры». Как вам работалось в этом формате?
— Наше… ммм… фэнтези — попробуем назвать это так (смеется) — для меня очень привлекательная территория. Я, конечно, очень ценю актуальный театр и актуальную социальную драму. Но по природе своей я все-таки сказочник. Поэтому, когда я имею дело с фантастическим миром, у меня сразу вырастают крылья. К счастью, Митин сценарий дал мне возможность идти в этом направлении.
— Глуховский сказал, что вы сделали деревню более сказочной, чем он предполагал…
— Наверное, так и есть. Но тут ведь многое зависит от выбора объекта. Если бы нам «досталась» какая-то подмосковная деревенька, мы были бы вынуждены работать с чем-то более обыденным. Но мы снимали под Минском, где деревня была частично выстроена нашим художником Эдуардом Галкиным — и он сделал ее, с одной стороны, архетипичной, а с другой — очень своеобразной. Так что в нашей деревне изначально было искусство.
— Насколько та полусгнившая деревушка, которую мы видим на экране, близка к реальности?
— Если залезать куда-нибудь в глубинку, то там такие деревни можно найти. Возможно, уже брошенные людьми. А в Подмосковье, насколько я знаю, их уже не осталось.
— Почти во всех рецензиях на сериал «Топи» можно найти словосочетание «русская хтонь». Как его понимаете лично вы? Ведь это же не Бабушка-Яга, которая в ступе скачет…
— Русская хтонь сейчас на улицах Москвы или Санкт-Петербурга (грустно улыбается). Вот она, вокруг нас. Но если серьезно, то речь, конечно, о какой-то темной силе или энергии, которая может проявляться по-разному. К примеру, Юнг писал об архетипе Тени. По его словам, это довольно опасный и непредсказуемый трикстер, который играет с человеком (а иногда и с целым народом), искушает его, создавая разные ловушки и так далее. В эти ловушки мы иногда попадаем на десятилетия. Но суть в том, что это темная, иногда насмешливая, иногда опасная энергия, приходящая из нашего подсознания или, точнее, из коллективного бессознательного. Так что, когда говорят о «русской хтони», дело вовсе не в фольклорных образах из детских книжек, а как раз в проявлении архетипа Тени.
— По моим ощущениям, эта темная энергия, приходящая из коллективного бессознательного, не есть величина постоянная. В какие-то периоды она проявляет себя по минимуму, но на определенных исторических отрезках ее влияние увеличивается в разы…
— Согласен. Во время кризиса (не важно, личного или политического) архетип Тени проявляется с особой силой. В период волнений, революций, каких-то тектонических сдвигов Тень всегда оказывается тут как тут.
— Я знаю, что Максим Суханов — один из ваших любимых актеров. Вы много работали с ним и в кино и в театре. В «Топях» он сыграл небольшую роль. Давно пытаюсь разгадать секрет его энергетики, его органики — и не могу. А вы?
— Секрет на то и секрет, чтобы его нельзя было разгадать! (Смеемся оба). Но я думаю, что феномен Макса в сочетании его невероятной пластичности (и физической, и психической) и недюжинного интеллекта. Ведь далеко не с каждым артистом можно поговорить о сложных и глубоких вещах…
— О да, это я вам как журналист говорю…
— А если и поговоришь, то не факт, что актер сумеет какие-то важные для тебя концептуальные вещи превратить в образные решения. С Максом же невероятно интересно работать. Когда ты предлагаешь ему какие-то сложные решения, он не просто может находиться с тобой в диалоге — он умеет находить для твоих идей конкретные психопластические образы. То, что он делает, это всегда симбиоз яркой формы и мощного содержания. Видимо, мы говорим о масштабе личности. Ведь актер сам для себя материал. Самое главное, насколько душа художника повзрослела за время жизни. То есть важно стать не просто мастером ярких форм, а стать творцом своего уникального мира.
В общем, главный фокус Максима в том, что он человек масштабный. Он масштабно мыслит, он видит мир сложносочиненным. И он очень смелый, Макс: не боится пробовать новое, рисковать — как в жизни, так и в искусстве. Наверное, в этом секрет его личности.
— Владимир Владимирович, я много общаюсь с актерами, режиссерами. Но я крайне редко слышу от них слово «Бог». Вы же его сказали. Поэтому, простите, не могу не спросить — что для вас Бог?
— (Пауза) Это очень личный вопрос… Но я попытаюсь на него ответить, если мы его чуть сузим. Я могу говорить о том, насколько Он важен в нашем творческом деле. Потому что, я уверен, любой актер, режиссер, писатель зависит от Автора с большой буквы. И наша способность писать, ставить спектакли или снимать кино — это проявление могучей авторской воли, порождающей мир. Так что в этом смысле мы все ученики и соучастники одного большого творческого процесса.
Хотите верьте, хотите нет, я точно знаю секрет счастья: для каждого человека очень важно заниматься творчеством. Ведь в этот момент он становится соавтором Творца, то есть становится тем, кем он и должен быть по рождению. Потому что творчество — это и есть, в общем-то, цель существования, и именно на него надо делать ставку. Дети, между прочим, это отлично понимают (пусть и интуитивно), они постоянно строят дома из песка, рисуют, играют в дочки-матери…
И исправление мира, кстати, тоже связано с творческими актами. У меня даже был такой проект: я предлагал ФСИН перенять европейский опыт, где социальная терапия часто проводится через искусство. Идея была в том, чтобы создать при ФСИН киностудию. И чтобы заключенные не шили рукавицы, а снимали кино — и смогли бы снова почувствовать себя людьми. Но, к сожалению, никакого ответа я так и не получил. Хотя, как мне кажется, такие проекты не просто гуманны — они необходимы для того, чтобы общество выздоравливало, разбираясь со своими травмами.