Александр Григорьевич Асмолов 22 февраля – День Рождения моего друга Александра Григорьевича Асмолова, психолога, культурно-исторического антрополога, который не нуждается в представлении в «статусах» и «регалиях». Тем более, он сам безразличен к тому и другому. Александр Асмолов называет свой подход историко-эволюционным. Нет ли здесь противоречия? Историзм и эволюционизм в русле определенной традиции принято считать антонимами. Учитель А.Г. Асмолова А.Н. Леонтьев считал, что одному и другому соответствуют принципиально разные, несводимые друг к другу типы развития. Можно, конечно, говорить о единстве их понимания. Припомнится Маркс с его гегелевской логикой: «анатомия человека – ключ к анатомии обезьяны», высшее - ключ к осмыслению (и изменению) низшего, развитого – к неразвитому. «Онтология» такова, что уже при строительстве фундамент и нижестоящие этажи должны удерживать нижестоящие и крышу, которых… еще нет! В архитектурном проекте есть, но ведь здесь вначале нет и архитектора, если смотреть на проблему не с позиций креационизма (которого пока тоже нет, как и взгляда). Откуда же берется «жизненный запас» силы и прочности мироздания? Эволюция фатальна и финальна, история непредрешаема и непредсказуема. Но один из законов живого – преодоление избытков и, как следствие, энтропии. Значит, избытки не только должны быть в составе живого, но и накапливаться в процессе развития, иначе, энтропия убьет ее. В эволюционной биологии (И.И. Шмальгазен, А.Н. Северцов) уже давно обращалось внимание на то, что живое сохраняет в своем развитии не только готовые, многократно реализованные формы жизнедеятельности, прежде всего, поведения, но и «резервные», избыточные - для решения актуальных задач формы поведения. На потом, а точнее – на вырост, без гарантии, что пригодится. Даже в замечательных работах зоопсихолога Курта Фабри игры животных (не только детенышей) рассматриваются как отработка того, что рано или поздно будет востребовано обстоятельствами. Но жизнь – это не ответ на «рано» или «поздно», свои рано или поздно, вместе с обстоятельствами, она творит сама. И это большой вопрос для классического эволюционизма, вершиной которого стал дарвинизм и который воспроизводит все ограничения картезианского способа мышления о живом. Он позволяет понять не столько природу жизни, сколько природу выживания. «Нам союзно лишь то, что избыточно», писал Мандельшатм. В этой тенденции жизни - производить больше, чем нужно и даже больше, чем может потребоваться для нее в отдаленной перспективе, Александр Асмолов усмотрел закономерность. Причем именно внутреннее накопление избытков в их разнообразии создает в жизни «рано» или «поздно». По словам Цветаевой, «дать можно только богатому». И эти избытки - не просто адаптивные механизмы «про запас» (всего не предусмотришь!). Эволюционно нарастает готовность к изменениям, которых никак не ожидает вид и индивид, по Асмолову, способность к преадаптации. Если у животных это лишь дополнительный жизненный ресурс, то у человека – образ жизни. Ожидание неожиданного, даже несбыточного, придает ценность и обостряет смысл человеческой жизни. Оно занимает значительную часть жизни - «нет ничего печальнее сбывшейся мечты», как говорила героиня Юрия Визбора. Но результаты этого ожидания мы застаем в произведениях искусства, научно-теоретических открытиях, в любви, во встречах далеких людей, которые меняют судьбы, в том, что не объяснишь суетной прагматикой, но без чего нет жизни. Об этом Александр Асмолов. «Конструирование готовности к изменениям — это самая великая задача. А для этого надо понимать природу человека — самое непредсказуемое на Земле существо, обладающее кодом непредсказуемости», говорит Александр Григорьевич. Для того, чтобы быть не просто «анатомической отмычкой» к обезьяне, человеку нужно стать чуть человечнее. Не только к обезьяне, даже к зайцу. Замечательный писатель, журналист, наблюдатель и повествователь-натуралист, когда-то ведущий телепередачи «В мире животных» Василий Песков рассказывал историю. Охотник идет по полю, прямо на него несется заяц. А зайца на низком полете преследует ястреб. Зверек буквально между Сциллой снизу и Харибдой сверху. Но заяц забивается под ноги охотника, прижимается к ним в дрожи. Ястреб пролетает. И заяц пулей летит в ближайшую рощицу. Скорее, он встречал человека, рядом с которым нашел спасение, с ружьем, а не с веслом в образе деда Мазая. И все-таки, избрал его покровительство. А тот не выстрелил, хотя добыча бежала прямо в руки. Как заяц сделал свой выбор? Что потянуло его к человеку, а не сразу в рощу? Да, коротенькая, хотя и рискованная передышка, да расчет на то, что крылатый хищник не будет связываться с человеком и улетит… Но еще и что-то такое, что можно почувствовать лишь в человеке и чего нет в ястребе. В силу чего и заяц, и обезьяна предстает перед ним не только в виде «анатомии» или «добычи», а живое становится единым и даже в своих диких формах способным к нему привязываться. Читатель скажет: не одним же Дарвином с его борьбой за существования – П. Кропоткин считал взаимопомощь двигателем эволюции. Но то, что описывает Кропоткин, является лишь сложной формой межвидовой и внутривидовой кооперации для удовлетворения утилитарных нужд. Во время калифорнийских пожаров хозяин дома однажды застал в прихожей олененка и рысенка – потеряв родителей, они искали защиты и вместе пришли под человеческий кров. Можно и нужно критиковать человека за сотни, если не тысячи истребленных видов животных, но именно люди создали биоэтику, задумались о правах животных, об «избыточном». Люди, которые не могут жить в мире бесправного живого, наделены даром «благоговения перед жизнью». Об этом даре писал А. Швейцера, о нем вспоминает А. Асмолов. Пока существует хотя бы один человек, которому, по Экзюпери, нет покоя из-за того, что на неизвестной планете гипотетический барашек может съесть неведомую нам розу, которая именно поэтому вдруг стала для нас единственной, существует человечество. Этого человека ищет и находит Александр Асмолов. Без Диогенова фонаря, даже глубокой ночью. Предки китов однажды вышли на сушу, превратились в средних хищников, у них отросли острые зубы. Но, не выдержав конкуренции с хищниками покрупнее, позубастее и поизощреннее, они вернулись в воду, оставив нам лишь свои окаменевшие зубы или их отпечатки. Тут все причинно детерминировано. Но почему современные киты группами выбрасываются на берег? Есть масса «причинных» объяснений, с сильными аргументами и с не менее сильными контраргументами в ответ. Как заметил один зоолог-цетолог (специалист по китообразным), «причин, по которым киты выбрасываются на берег, может быть не меньше, чем китов». Это, конечно, невеселая ирония ученого. Но, возможно, причину надо искать не в изменении климата, дефиците планктона или загрязнении мирового океана (киты выбрасывались и выбрасываются, и не испытывая влияния этих факторов). В самих китах, интеллектуально развитых социальных животных, объединенных сложнейшей коммуникацией звуковой, в том числе, инфразвуковой, «сигналами жизни», которые передаются через сотни километров, в способе их связи и ее сбоях? Существует история (мем) про одинокого кита, который часто плавает рядышком с собратьями, но они его не слышат: какой-то анатомический изъян привел к тому, что он издает сигналы на частотах чуть ниже. Его для них нет, хотя кит их слышит. И он снова, запевая свою грустную «китовую песню» на низких частотах уходит один, в свободное плаванье. Его не раз встречали в разных точках океана. Красивая выдумка? Исключать нельзя. Хотя случаи выпадения китов, в основном, детенышей и молодых особей, из китовых «сетей» известны. Не так давно юный кит, отбившийся от стаи, поднялся в Лондоне по пресноводной Темзе чуть ли не до Вестминстера, совершил две попытки выброситься на мелководье, неоднократно терялся в реке. Невзирая на все старания спасателей, его пришлось усыпить, чтобы избавить от мук. А люди передают подобные сигналы - «знаки жизни» через тысячи километров и лет, не пользуясь частотами и одновременно наслаждаясь песнями китов, которые те используют для выживания в определенных обстоятельствах. Люди слагают свои собственные «песни» на человеческом языке, языке культуры друг для друга. И меняют в «песнях» обстоятельства жизни. Одна из прекрасных песен принадлежит Александру Асмолову. Пусть дольше поется, дорогой Саша! Пусть дольше слышится! С Днем Рождения! Володя Кудрявцев
