Век Янковского

1.

Над его рабочим столом, вместе с охотничьими трофеями, висел большой портрет Эрнеста Хемингуэя. И мне подумалось, что это не дань моде или деталь интерьера. История династии Янковских необычна, увлекательна и романтична. Ее родоначальник, дед Валерия Юрьевича - польский дворянин, после разгрома восстания 1863 года был сослан на каторгу в Забайкалье. Через пять лет Михаил Иванович Янковский получил право на вольное поселение и остался здесь навсегда. Обследовав побережье залива Петра Великого, на гористом полуострове М.Янковский нашел место для небольшой фермы. Вскоре здесь возник поселок охотников со стадом пятнистых оленей, у которых особенно ценны их рога – панты, и первая в России плантация дикорастущего женьшеня.

Валерий Юрьевич подходит к карте Дальнего Востока. Палец его упирается в знакомую и родную точку. Читаю: «Полуостров Янковского», чуть выше – «Гора Янковского». «Это все в честь деда, – поясняет хозяин. – По прямой, через пролив, 30-35 километров от Владивостока. В 1991 году деда, наконец, вспомнили местные власти – поставили памятник. Я был на его открытии, на камне у могилы выгравированы гордые и проникновенные слова: «Он был дворянином в Польше, каторжником в Сибири. Нашел приют и славу в Уссурийском крае. Содеянное им – пример для жителей Земли».

«С начала двадцатого века большим разросшимся хозяйством стал управлять мой отец, Юрий Михайлович, – продолжал В. Янковский. – Нас пятерых – трех сыновей и двух дочерей – он с юных лет приучил к охоте. Стрельбой и верховой ездой я владею с пяти лет, в семь получил в подарок старинное шомпольное ружье. Позднее, под руководством отца, мы уходили в дальние походы на медведей, зубров, кабанов, наших главных и коварных врагов – тигров. Они давили скот, собак, нападали и на людей. Именно мы, промысловики, стали и основными защитниками населения от гигантских пятнистых кошек. Заглядывал к нам Владимир Клавдиевич Арсеньев, автор «Дерсу Узала», сам страстный охотник и путешественник. Помню его еще с детских лет, сидел мальчишкой у него на коленях, с дедом и отцом они были в большой дружбе…»

Своим наиболее ценным охотничьим трофеем Валерий Юрьевич считает череп великолепного вепря-секача, убитого в 1936 году в Корейских горах. Об охоте на этого редкого зверя вместе со шведским путешественником и ученым Стеном Бергманом В.Янковский занимательно рассказал в новелле «Доктор Бергман». А сам швед в воспоминаниях так написал о своем друге: «Братья Янковские – Ва­лерий и Арсений – являлись лучшими зверобоями Кореи. Я выезжал с ними несколько раз и был изумлен их необыкновенной эффективностью и способностями зверовых охотников. Вепрь с великолепными клыками, добытый Валерием, находится в музее естественной истории в Стокгольме».

2.

«Уникальное хозяйство на полуострове просуществовало более сорока лет, в 1922 году оно было конфисковано и национализировано большевиками, – пишет В. Янковский. – Наша семья ушла в горы Ко­реи, где в роскошной долине, среди горячих ключей, мы создали курортный поселок Новину, с большим хозяйством, оленьими стадами, плантацией женьшеня».

После войны с Японией, в которой мужчины Янковские в рядах Красной Армии приняли участие как переводчики с японского и корейского языков, их вдруг расценили как «врагов народа». В тюрьмах и лагерях оказались Валерий Юрьевич, его отец, брат Юрий, осужденные по сталинской 58-ой статье. Потомственный охотник, человек богатырского здоровья, В.Янковский прошел через ад и множество этапов: Пхеньян, Владивосток, Уссурийск, Хабаровск, Ванино, Находка, Певек, Чукотка. Дважды бежал. Освободился в 1952 году, потом жил и охотился на Магадане, Чукотке, о своих лагерных годах рассказал в документальных повестях «Побег» и «Долгое возвращение».

С 1968 года семья Янковских жила во Владимире. Мы сидели на кухне, пили чай с конфетами, ели дальневосточные гостинцы – корюшку, красную икру, консервы с кукумарией, присланные из Владивостока друзьями Янковского. Его жена Ирина Казимировна, рассказывала о себе, показала отрывной календарь с датой, отмеченной красным карандашом, – 5 марта. День смерти Иосифа Сталина каждый год после магаданского Берлага она отмечала как собственный день рождения.

16-летняя школьница из Саратова Ирина Пиотровская была осуждена военным трибуналом по статье 58-10 УК РСФСР «за антисоветскую агитацию и участие в антисоветской группе». Зацепкой стал донос: на дне рождения одноклассника Ирина читала запрещенные стихи Сергея Есенина «Возвращение на Родину». Ирину арестовали в знаковый для страны день – 22 июня 1941 года, когда ранним утром она выходила из булочной. Все 15 лагерных лет ее преследовал арестантку запах свежеиспеченного хлеба и сожаление, что не успела тогда отщипнуть ни кусочка... Вот пара отрывков из ее книги воспоминаний.

«Во время следствия я заболела. Поднялась температура. Была зима, декабрь 1941 года. Вывели меня на тюремный двор вместе с другими больными и поставили к забору. Стою лицом к забору и слышу шепот: «Что ты плачешь? Сколько тебе лет?» Отвечаю: «Мне семнадцать лет, исполнилось в тюрьме». «Ты немного скоси глаза и посмотри на меня». Стоит высокий человек, очень худой в длинном пальто. Он говорит: «У тебя какая статья?». Отвечаю: «58». – Ну, так вот, слушай! Может, ты отсюда выйдешь. Я – Вавилов, запомни – Николай Иванович Вавилов, академик. У меня высшая мера наказания. Но сейчас почему-то везут лечить. Ты, наверное, все-таки выживешь, и тебя освободят. Когда ты приедешь в Москву, ты обязательно должна рассказать, что ты со мной виделась в этой тюрьме. В моей трагедии виноват Лысенко. Повтори!

Я повторила это несколько раз. Потом нас посадили в «черный ворон», и мы с ним очутились в одном боксе. Он мне еще рассказал анекдот, чтобы отвлечь. Он был не сломлен, держал себя в руках. Потом меня подлечили и отправили опять в камеру. Через некоторое время передали записку о том, что академик Вавилов умер…

…В саратовской тюрьме, произошло мое знакомство с женой всесоюзного старосты М.Калинина. В связи с наступлением немецких армий на Москву, большое число московских политзаключенных было эвакуировано в тюрьмы Саратова. Они были переполнены. Заключенных пришлось сортировать и уплотнять. Очевидно, в связи с этим, меня, несмышленую девчонку, вдруг вывели из переполненной камеры и втолкнули в необычную «одиночку». Удивила чистота и порядок несвойственные для общих камер, а главное, что бросилось в глаза, – самовар! Какой-то необычный для тюрьмы уют... На отдельной койке сидела немолодая, коротко стриженая женщина. Когда дверь за мной со звоном захлопнулась, она вскочила и с возмущением воскликнула: «Срам, детей начинают сажать!» Не помню точно, сколько я с ней просидела, пока администрация не опомнилась и не перевела меня снова в какую-то общую камеру, но разговор с новой знакомой запомнился довольно подробно.

Во-первых, она представилась: «Знаешь, кто я? Я – жена этого козла – Михаила Ивановича Калинина. Мы жили в его квартире в Кремле. Там ужасная скука. Не с кем, словом перекинуться. Все старые подруги в городе, не с кем чайку попить... Чтобы кого-нибудь к себе пригласить – нужно заказывать пропуск. Сказала своему козлу: «Устрой мне квартиру в городе». А он: «Сам этот вопрос решить не могу, нужно переговорить с «Хозяином». Приходит после свидания с ним и говорит: «Знаешь, что он ответил? «В Москву, говоришь? Я слышал, что там голодно»...

И, видимо, посоветовал меня без суда устроить в эту гостиницу. Изолировать от всех знакомых вообще. А козел – трус. Слова поперек Сталину сказать не смел никогда. И тут тоже. Вскоре за мной приехали, привезли сюда. Может, он и рад, что отделался от старухи, падок на молоденьких. А ведь мы с ним прошли царские тюрьмы и этапы... Вот теперь хоть ты будешь знать мою историю....

Сколько мы были вместе, не помню. Только, как всегда, вдруг взвизгнул замок, дверь открылась, и надзиратель отчеканил: «Пиотровская! С вещами на выход!» Что стало со старой революционеркой в будущем, я так и не узнала…

В лагере у нас были на шапке, спине и колене пришиты индивидуальные номера. Мой номер: У 1-52. При освобождении нас собрали, объявили, что мы теперь числимся не как зеки ИТЛ, а как рабочие УСВИТЛ (Управление Северо-восточных исправительно-трудовых лагерей (Дальстроя).) И только 30 апреля 1954 года с нас сняли номера. Приказали самим номера отпороть и сжечь. Я отпорола, что-то бросила вместо них в костер, а эти номера оставила себе. Это было очень опасно, могли и срок добавить. Номера мне очень потом пригодились. Один я подарила моим американским родственникам, второй отдала в музей Владивостока (им В.К.Арсеньева), где есть экспозиция «Они объявлены врагами народа», третий, оставила себе…»

«Наша встреча с В. Янковским в Магадане оказалась не случайной, скорее закономерной, – вспоминает Ирина Казимировна. – Мы оба прошли лагеря ГУЛАГа, и он спас меня, хрупкую девочку, весившую 40 килограммов после освобождения. Вместе мы прожили около тридцати лет…»

3.

Помнится, что когда Валерию Юрьевичу исполнилось 95 (!), – на вид высокому подтянутому мужчине давали не больше 70-ти лет. И в эти годы сам он в любое время года – весной, осенью, зимой по-прежнему с юношеским задором отправлялся на охоту.

Есть в моих дневниковых записях и такая фраза: «Вернулся с юбилейного творческого вечера Валерия Юрьевича. Выступал он в нашем «Стойле Пегаса». Такое запоминается на годы. Вернее – навсегда. После захватывающих охотничьих воспоминаний, по таланту сравнимых с прозой столь чтимого им Хемингуэя, В. Янковский вспомнил о встрече с Александром Вертинским.

Вот как пишет об этом событии сам Валерий Юрьевич: «Зимой 41-го года я попал на концерт Вертинского, приехавшего в Шанхай из Парижа. Моя юношеская любовь, поэтесса, художница и балерина красавица Ларисса Андерсен достала билеты, которые были тогда весьма малодоступными. На сцене – седой аккомпаниатор за черным роялем, на переднем плане высокий господин во фраке с белой бабочкой. Во время антракта Ларисса потащила меня за кулисы: «Идем, познакомлю тебя с Александром Николаевичем!»

В просторной артистической уборной Вертинский, сбросив фрак и облачившись в длинный шелковый халат, шагал по диагонали из угла в угол. Вокруг, как стайка преданных собачонок, семенили дамы и барышни. Мне стало не по себе, я хотел было тут же уйти, но Ларисса схватила за руку, громко сказала: «Александр Николаевич, вот, разрешите представить, Валерий Янковский из Кореи…»

И с высоты своего величия Вертинский протянул мне почему-то два пальца. Честно говоря, мне хотелось показать ему фигу. Но я был достаточно воспитан, чтобы не нагрубить. Это была единственная встреча с великим артистом».

Этот предвоенный эпизод не изменил отношения Валерия Юрьевича к патриарху русского шансона. «У меня полная коллекция его песен, есть и старые пластинки, – говорил Янковский. – В минуты ностальгии по прошлому, Дальнему Востоку, в который раз слушаю Вертинского. А ту давнюю встречу расцениваю как некий нонсенс в биографии звезды. Банально, но и на солнце случаются пятна…»

Вновь слово Ирине Казимировне, в своей книге она пишет: «В поселке Талон под Магаданом, на берегу Охотского моря, в совхозе, где «добивали» свой срок «бесконвойники», я и познакомилась с Валерием Юрьевичем Янковским, будущим моим мужем. Он нам – нескольким женщинам предложил при освобождении, на период оформления документов, пожить у него, так как он был уже освобождён и имел свой дом.

15 октября 1955 года я была освобождена. Когда забирала документы один из начальников Берлага, выдал мне справку на жительство и дал бумажку, где я должна была расписаться в том, что обязуюсь не разглашать, где я была и что делала. Я прочла, расписалась и себе поклялась, что все это нарушу. С тех пор в любом застолье и, вообще, при каждом удобном случае я рассказываю свою сагу. Уже полвека значит. Как фронтовики – с рюмкой и папиросой.

Через две недели после освобождения я вышла замуж за Валерия Юрьевича. Но у меня пожизненная ссылка – мне в Магадане нельзя было жить, и я отмечалась в комендатуре по определенным дням, выстаивая огромные очереди на морозе, чтобы только показаться: я здесь. После отбывания срока я работала на швейной фабрике. А когда меня реабилитировали, я, по рекомендации моих знакомых, устроилась работать в редакцию газеты «Магаданская правда». При устройстве на работу мне надо было по годам заполнить анкету: мест пребывания и работы. Я спросила: что писать? Получила ответ: пишите – работа в системе МВД...

В редакции предложили вступить в партию. По этическим соображениям не стану приводить дословно тираду своего отказа. Парторг редакции Сундеев сучил ногами и причитал: «Ну, как же, мы уже внесли это в повестку следующего партсобрания...»

Мне часто говорят: Ирина Казимировна, о чем бы вы ни говорили, вы обязательно возвращаетесь воспоминаниями в тюрьму или в лагерь. Я отвечаю: страна воевала четыре года и вот, уже сколько лет говорят, каждый день в подробностях вспоминают, потому что это – жуткая трагедия. А у меня было 15 лет трагедии. 15 лет моей личной войны, в которой я выстояла. Как могу я не возвращаться к этому поминутно? О чем я могу еще говорить? Во мне это живет постоянно».   

4.

Когда во Владимире снимался мой сериал «Эксперты», наиболее удачная серия телефильма была посвящена редкому криминальному эпизоду, случившемуся на охоте. Еще в подготовительном периоде я понял, что без Валерия Юрьевича Янковского, одного из лучших охотников России, живущего во Владимире, не обойтись. Звоню Янковскому, которому тогда исполнилось 96 лет, рассказываю о наших планах, сюжете фильма. «В основу его лег случай на охоте, связанный с гибелью видного профессора-медика, смертельно раненного пулей, отрикошетировавшей от панциря кабана-секача», – сообщаю писателю.

«Очень интересно, благодарю за соучастие, – подстать молодому человеку загорелся Янковский. – Редко, но подобное случается, – профессионально констатирует он. – На моей памяти с десяток трагических рикошетов наберется. Так, когда едем?»

И вот съемочная группа на втором кордоне охотхозяйства, что под Суздалем. Здесь средь леса стоит двухэтажный сосновый дом, который окрестили «зимовьем Янковского». Прямо у крыльца начинается родниковое озеро, гладь которого освоили прирученные хозяином дикие утки. Ранним утром следующего дня, пока режиссер картины Андрей Селиванов и операторская группа готовили съемочные площадки, мы с актером МХАТА Борисом Плотниковым прогулялись по лесу.

«Какой человечище! – восторгался Плотников. – Нам определенно повезло, лучшего консультанта по охоте во всей матушке России не сыскать. И кладезь мудрости, даст фору любому из молодых. А как начитан, эрудирован! Его рассказы по духу близки Паустовскому, Бунину, Пришвину. Подарил он мне свою книгу, глянул мельком, сразу понял – это настоящая крепкая проза».

Думаю, что три дня, в ходе которых шли съемки, как и радость общения с Валерием Юрьевичем, навсегда останутся в памяти тех, кто побывал в его гостеприимном доме. Ведь на десерт после съемок были еще и вечера у костра… А год спустя, в 2007-ом, на «зимовье Янковского» побывала съемочная группа, осуществлявшая документальный проект Никиты Михалкова «Русские без России». Через три года, зимой 2010 года, фильм демонстрировался по каналу РТР на всю страну. И я, как бесценный раритет, храню диск с видеозаписью этого фильма, подаренный мне Валерием Юрьевичем, одним из главных консультантов «Экспертов».                               

* * *

Такими и остались в памяти всех, кто их знал, Валерий Янковский и Ирина Казимировна, совсем ненадолго пережившая своего мужа. Он – продолжатель славной династии дальневосточных первопроходцев, потомственный охотник и следопыт, редкий самобытный российский писатель. Человек нелегкой, но и завидной судьбы, живущий в нашем Владимире и вырастивший вместе со своей верной спутницей по жизни «женьшень», что в переводе означает «человек-корень», на своей загородной даче.

Возраст для таких «корневых» людей не был помехой. Звенящие строки замечательного поэта Ярослава Смелякова, человека со схожей «сталинской» судьбой, вполне подходят и для людей их поколения:

Нам время недаром дается,             

Мы трудно и гордо живем.              

И слово трудом достается,               

И слава добыта трудом.                   

Я строил окопы и доты,

Железо и камень тесал,

И сам я от этой работы

Железным и каменным стал.

Воспоминания о Янковских греют душу. Среди имен, которыми гордится владимирская писательская организация, наряду с С.Никитиным, А.Вознесенским, В. Солоухиным, А.Фатьяновым, Э. Казакевичем назову и Валерия Янковского, бывшего одним из старейших писателей России. Я счастлив, что знал, слушал, встречался с Валерием Юрьевичем и Ириной Казимировной. Память о них во Владимире, Владивостоке, многих отдаленных уголках Земли станет достоянием и грядущих поколений.

Марк ФУРМАН, член Союза российских писателей, Заслуженный врач РФ, г. Владимир