Хорош и светел: штрихи к портрету удивительного человека Николая Герасимова

В ноябре не стало Николая Герасимова, вице-премьера правительства – министра инвестиций, промышленности и транспорта Республики Коми. Поэт, путешественник, меценат, знаток русской литературы, преподаватель, геолог, руководитель одного из ключевых министерств… Трудно постичь и охватить весь масштаб его личности. Сегодня, благодаря тем людям, которые знали его близко, редакция журнала "Регион" наметила штрихи к портрету этого удивительного человека. Владимир Леонович: "Врасплох по-человечески" Николай Герасимов-первокурсник В деревне Ключи Костромской области, где в 1956 году родился Николай Герасимов, очень многие носили эту фамилию. В классе с Колей учились еще четыре Герасимова. Вот в школе все и началось – благодаря добровольно уехавшему из столицы в сельскую глушь русскому поэту Владимиру Леоновичу. В Петрецовской средней школе села Никола Вохминского района Леонович стал классным руководителем старшеклассников и учителем русского языка и литературы. По его настоянию Коля Герасимов и поступил на геологический факультет МГУ им. Ломоносова. Поэт и педагог Леонович задал высоту, на которую Герасимов равнялся всю жизнь. Он преподавал старшеклассникам уроки "Поэзии и Жизни", как позже написал Н.Герасимов в воспоминаниях о своем любимом учителе. Провожая из школы свой класс, Леонович дал каждому ученику характеристику. Вот что он написал о Николае Герасимове. "Характеристика не первая по счету, которую я пишу Герасимову Николаю. Может быть, и не последняя, потому что я много думаю об этом мальчике и юноше, а в чем-то и муже. Если отбросить искусственность и плакатность таких определения, как "гордость школы" и проч., то они подойдут Коле Герасимову. По всем статьям – комсомольской, учебной, спортивной – вне всех статей, а просто врасплох по-человечески – он хорош и светел. Такие люди, как он, возвращают нашу опытность к первоначальным понятиям о добре, заставляют удивляться его прекрасной простоте и все-таки в этом видеть его основу и надежду жизни. Дарование есть поручение, – писал Баратынский. Я не хочу туманить похвалами голову своего ученика – но я хочу, чтобы он осознал свои врожденные и счастливо развившиеся качества как дар, принадлежащий многим, не только себе. Я хочу и того, чтобы, думая высоко о себе самом, не снизил бы ты, Коля, своего мнения о других. А еще я хочу, чтобы иногда высокие слова звучали между живыми людьми, и очень хорошо, если учитель может сказать их ученику. Ведь не только некрологам да юбилейным здравицам должны они принадлежать… Тут ладная семья: два младших брата, трезвые работящие родители, мудрая бабушка. С детства – книги. Деревня, природа… Это ничего не объясняет… Какие-то счастливые совпадения, сильные, добрые впечатления? Вероятно… Склад "натуры", "устройство слуха", "зрения", когда все прекрасное и подлинное внятно и памятно… Да, и это. Всех истоков не сочтешь. Мне приходилось сдерживать рвение Коли Герасимова ко всему тому, к чему привлекают обычно учеников. Приходилось напоминать ему, что если не очень развит инстинкт самосохранения, то надо призывать сознание. Он решительно больше всех хотел сделать и в школе и в поле, поднять самую тяжелую ношу в походе"… Каждая строчка школьной характеристики, написанной поэтом, получала подтверждение на протяжении всей жизни ученика. Желание "поднять самую тяжелую ношу", "прекрасная простота" и "первенство во всем" – все это сохранилось и развилось в Николае Герасимове. Николай Хорошкеев: "Никакой солидности" Вскоре этой характеристикой зачитывался деканат геологического факультета МГУ. Одногруппник Николай Хорошкеев вспоминает, что его тезка Герасимов не был медалистом, рабфаковцем и даже москвичом, но его в первые же дни начала учебы в 1973 году назначили старостой "полезников" – студентов группы "Геология полезных ископаемых". "Случай весьма редкий на нашем факультете, так как деканат предпочитал назначить лидерами групп студентов из выше перечисленных категорий, – вспоминает он. – А тут какой-то семнадцатилетний мальчишка Николай Герасимов из глухой деревни. Костромской говор, огромная шапка волнистых волос, излишняя волнительность не придавали ему никакой солидности". Спустя десятилетия Хорошкеев говорит, что Николай не подвел своего учителя, который, как старатель, нашел самородок в глубинке нашей страны. "Учился в МГУ он блестяще, занимался легкой атлетикой, принимал активное участие в университетской жизни, пользовался авторитетом на факультете. Геологические практики проходил в Крыму и на Рудном Алтае, писал стихи. На старших курсах ему единственному на факультете была назначена высшая именная стипендия – Ленинская. Закончил он учебу в университете в 1978 году с красным дипломом. Несколько кафедр предлагали ему аспирантуру, но он выбрал Воркуту. Во многом этому способствовала книга Олега Куваева "Территория", которую он считал самой важной в его жизни", – вспоминает одногруппник. Николай Лапшин: "В одной связке" На одном факультете с Герасимовым двумя годами позже учился еще один Николай – Лапшин. Познакомились они в 1978-м, а с 1981-го стали работать в одной геологической партии Воркутинской геологоразведочной экспедиции. Два первых полевых сезона отработали в одном отряде на Полярном Урале. Жили в одной палатке, ходили параллельными маршрутами. Каждая новая стоянка у коллег начиналась с обустройства плотины на ручье, чтобы образовалась ванна, купания в которой продолжались до самого снега, когда уже образовывались ледяные забереги. Николай Лапшин был свидетелем и профессионального становления друга, и зарождения отношений с его будущей женой Ольгой. – Бывало, после маршрута он бежал 20 км до железнодорожной станции Полярный Урал, где у нас была база, и туда приезжала Оля, а утром возвращался и опять выходил на маршрут. В это время он показал мне, как надо относиться к работе: не давать себе слабины, доводить любое дело до конца. Наверное, с этого времени мы поверили друг в друга. С Николаем Лапшиным (справа) Парторг, директор предприятия, предприниматель, организатор сплавов – жизнь Герасимова менялась, и друзья менялись. Как вспоминает Лапшин, "крутились как могли, было трудно, но интересно. В это время затевали дела, на какие, наверно, если бы действовали по одному, не решились…" Одновременно вокруг Герасимова закручивалась культурная жизнь Заполярья. Он был своим человеком в библиотеке, среди местных поэтов, в труппе Воркутинского театра, в бардовском клубе "Баллада". На посиделках в его квартире обязательно звучали песни, стихи. На горизонте замаячили и горы. – У нас не было альпинистской подготовки, но благодаря своему упорству, жизни за Полярным кругом, мы поднялись на вершину горы Мак-Кинли – это Аляска, высота 6194 метров, хотя, по статистике, на нее заходит один из двадцати человек, каждый год гибнут люди, – рассказывает Николай Лапшин. – Многие ломаются психологически, не выдерживая 3-5 дневного лежания в палатках под пургой, питаясь сухими продуктами. На маршруте шли в одной связке, тянули друг друга вперед, вытаскивали из снежных трещин, не давали закрасться сомнению в душу, что можем не зайти. Во время подъема был день рождения Пушкина, и Николай во время остановок читал нам стихи, часто незнакомого Пушкина… Александр Боровинских: "Коля-Коля…" – С Колей мы познакомились в Воркуте в 1978 году. Я уже там работал, а группа выпускников МГУ прибыла осваивать "севера", – вспоминает друг и коллега Александр Боровинских. – По работе пересекались редко, но в "бытовухе" довольно скоро нашли друг друга. И сорок лет прошагали рядом, приноравливая геологические навыки и партийную коммунистическую закалку к различным житейским ситуациям: просто дружеские посиделки, геологические заморочки, конференции, съезды, форумы, реализация геологических прогнозов, рудники, карьеры, промыслы, великое переселение северян-геологов, чиновьичьи старанья, государевы кабинеты. Всего не перечислишь. По словам Боровинских, в ближнем кругу Николай Герасимов слыл просто "Колей-Колей" и был потрясающим другом: "Ему присуще было, помимо сугубо личной симпатии, безоговорочное и не высказываемое вслух уважение к моральным ценностям и категориям настоящего мужика. Он жил интересно: свято чтил свои корни, знал настоящую любовь, книги, солнце, горы, реки, моря и океаны, драки и законы общежития". Одна из последних фотографий. Октябрь 2018 года. С Л. Максимовой и А.Боровинских у краеведческого музея в день открытия экспозиции, посвященной Ю.Спиридонову. Александр Павлович Боровинских передал нам одно из последних фото с Николаем Герасимовым, сделанное на Стефановской площади незадолго до его смерти. А еще написал об одном эпизоде из биографии Герасимова, очень любопытном: "Коля руководил Программой развития экономики РК. Тогдашний глава В. А. Торлопов предложил ему возглавить Министерство природных ресурсов РК. Он весь в сомнениях, растерянный, что ему не присуще, собирает друзей – человек пятнадцать – на Совет и спрашивает: "Что делать?" После бурных обсуждений даем добро. Решаем, что это лучше, чем варяг. До утра обмываем его назначение и провожаем в Воркуту подсобрать вещички – и в "стойло министра". Но вернулся из командировки Лескин Е. Г. и восстал против решения главы. Назначение не состоялось. Коля вернулся следующим вечером из Воркуты. Мы тем же составом за тем же столом вновь дружно и бурно обмывали несостоявшееся назначение. Отдельно сиротливо стоял Колин чемодан, а он сам был весел и жизнерадостен, как никогда". Андрей Широглазов: "Он был правильным во всем" С бардом и соавтором песен Андреем Широглазовым. Московский поэт и бард Андрей Широглазов тоже познакомился с Герасимовым в Воркуте. Это была дружба двух поэтов. Как-то в 90-е, после совместного концерта с известным воркутинским бардом Виктором Гагиным собрались дома у Николая Николаевича. – Все как-то склубились на кухне, а мы с ним вдвоем ото всех откололись, заперлись у него в кабинете и часа четыре разговаривали о литературе, о краеведении, о Воркуте, песнях, стихах. Это была первая встреча. Потом часто и много встречались и в Москве, и в Сыктывкаре… У них было пять совместных песен, причем писали они их своеобразно. Широглазов брал какое-нибудь восьмистишие или 12 строчек, и этого явно было недостаточно для песни, Герасимов дописывал, Широглазов писал мелодию – и рождались песни. Сейчас они звучат на различных площадках по всей стране. – Сейчас так, как он писал, стихи писать не принято. Сейчас постмодерн, замысловато нужно написать, непонятно, как ребус. А у него были простые, но очень образные стихи. И о простых вещах – о дружбе, о любви, о горах. Эти стихи трогали, доходили до сердца. Он однозначно был поэт-романтик, человек, на мир смотрящий сквозь призму поэзии. Это при том, что у него были ярко выраженные деловые качества. Для меня это был самый ярко выраженный комсомолец, который оставался комсомольцем до последнего своего дня. Он был правильный – во всем, всегда: на мир смотрел очень правильно, всегда находил правильные слова, совершал, с моей точки зрения, правильные поступки. Он всегда в моей жизни появлялся в какой-то трудный момент, и буквально хватало 10-15 минут с ним поговорить, чтобы все посветлело. Широглазов признался, что жив благодаря помощи Герасимова и его друзей. Семья сидела без копейки, а поэту жизненно необходима была операция стоимостью в 200 тысяч. Николай Николаевич узнал, что жена Андрея обивает пороги в поисках денег, отругал, что сразу не обратились к нему, и без лишних слов помог. Людей, которым он помогал, даже не десятки – сотни. Широглазов уверен, что свои высокие должности он считал инструментом для помощи людям. В своей родной деревне Герасимов восстанавливал церковь, заказывал колокола и однажды признался, что понял – жизнь прожита не зря. Однажды ранним утром он поехал туда со своим шофером, попросил остановиться километров за пять до деревни и пошел по полю. "Туман, тишина такая, и вдруг начинают бить колокола. И меня захлестнуло: иду под звон колоколов и понимаю, что умирать уже не стыдно, уже все не зря", – рассказывал он Широглазову. Вадим Филиппов: "Пацанские приключения" Знакомство с Николаем Герасимовым у путешественника и предпринимателя Вадима Филиппова поначалу было деловым. Несмотря на наличие крупных конкурентов, тендер на аренду лесов выиграла небольшая фирма Филиппова. "Чиновники" Герасимов и Боровинских поддержали меня. Я был удивлен. Зашел человек с улицы – и получил поддержку", – вспоминает он. Настоящее знакомство состоялось позже – благодаря горам. Чиновник и предприниматель пересеклись в сыктывкарском Клубе путешественников. У первого за плечами были Урал, Мак-Кинли, Килиманджаро, Рэйнир, у второго – тот же Урал, тибетский Калас. За разговорами договорились вместе сходить куда-нибудь. Выбор пал на Народную. Несмотря на то, что погода не позволила взойти на вершину, красоты и общения хватило. На вершине Казбека с флагом Республики Коми. Крайний слева – В. Филиппов. – Путешественник и поэт всегда затмевал в нем чиновника, – считает Филиппов. – Уровень образования, интеллекта, связей и любовь к людям всегда поражали. И было радостно, что такие министры есть. Романтик, интеллектуал, интеллигент, писатель, голубая кровь – я его так воспринимал. И при этом настоящий "пахарь": сколько успел сделать, все доводил до конца, выполнял обещания. Были и другие совместные походы. На Манараге Вадим Филиппов понял, что для Герасимова не существует слова "нет". Как и трудностей. Поначалу ошибочно спутав это качество с легкомыслием, очень скоро путешественник убедился, что это просто неумение пасовать перед проблемами. – В моем понимании, ситуация, например, когда в зимнем походе на Приполярном оказывается участник без лыж и снегоступов, – краховая, а для него – нормальная, – вспоминает Вадим Филиппов. Идти до Манараги недолго, 20 км, но на дворе апрель, снега немеряно. Нас забросили, мы выходим, одеваемся-обуваемся, цепляем лыжи. Коля подходит: "Вадим, а где твои снегоступы?" "Как где? В гараже оставил!". А у Коли Лапшина под 120 килограммов веса – вообще ничего. "Ничего страшного, дойдет". Ну, нормальный турист просто не пойдет так! А Коля Лапшин, действительно, где ползком, где по пояс – но дошел. На первом перевале после полутора часов ходьбы Коля Лапшин достает из рюкзака палки. "Коль, а чего раньше-то не достал?" "Так они ж новые". Был такой ржач! Но это еще не предел. Когда мы пришли на ночевку, и Лапшин достал из рюкзака не газовую туристическую горелку, а целую плиту, мы просто упали. И это все он пер на себе. "Гвозди бы делать из этих людей!". На перекусе Коля Герасимов сидит, задумчиво глядя на Манарагу. "Вадим, – говорит он мне, – после обеда будем на вершине". Я думал, он шутит. Но он не шутил. Вот этот момент, когда нет преград – ни для него самого, ни для его друзей, я тогда прочувствовал. Легко смотреть на сложные задачи было его сутью. Вадим Филиппов, как и многие, отмечает у Герасимова колоссальный уровень знакомств и контактов международного и федерального уровня и такой же поразительной уровень самоорганизации: "Он никогда не отключал телефон: и в походах, и в отпусках отвечал на звонки, откликался, обещал помочь. Он умело собирал людей, чтобы создать атмосферу, чтобы всем было комфортно. Он был душой компании. Вляпывался в приключения: то наголо побреется, то в каталажку в Африке угодит. Такие вечные "пацанские" приключения"… Одно из восхождений у Николая Герасимова осталось незавершенным. Не дошел он до Аканкагуа – просто плохо собрался, не взял достаточно теплых вещей. Замерз на последней ночевке так, что подняться не смог. – И вот мы с ним несколько лет собирались, мечтали о ней, это стало нашей присказкой, – говорит Вадим Филиппов. – Но так и не собрались… С телеоператором и путешественником Владимиром Полянским перед восхождением на Мак-Кинли. Александр Гибеж: "Своих он не бросал" Кроме друзей, у Николая Николаевича были и сотни коллег. Многие из них по праву могут считать его своим учителем. Для кандидата экономических наук Александра Гибежа, который почти 8 лет проработал первым заместителем министра промышленности, Герасимов стал "четвертым министром", хотя на профессиональной стезе они встречались и раньше. – У каждого из них было чему поучиться и я старался это делать, но объем профессиональных знаний поражал воображение. Казалось, он знал все, особенно в том, что касалось геологии. Это просто ходячая энциклопедия. Когда проводили в конце года совещания с предприятиями, он выказывал знание таких нюансов, что другие только диву давались. Помимо поразительной открытости, склонности доверять коллегам в сочетании с собственной гиперответственностью, уважении к личности и мнению подчиненных, он отмечает и природную интеллигентность. Так, НН никогда не употреблял и категорически не принимал нецензурную лексику, и всегда находил способ корректно сказать об этом "забывшимся" – всегда с глазу на глаз. "Он просил уважать слово в любых обстоятельствах. Мат для него был как для музыканта мелодия мимо нот". О неудачном докладе подчиненного он высказывался примерно так: "Ну, все хорошо. Но категорически не пойдет, придется переделать". – Если вспоминать эту избитую фразу "Я с ним бы в разведку пошел", – то это про него. Своих он не бросал. Никогда не оставлял тех, за кого нес ответственность. В несколько страниц не вместить всего того, что можно и нужно сказать о Николае Герасимове, о масштабе его личности и многогранном таланте. Его друзья справедливо решили, что нужна книга воспоминаний о нем. Есть задумки и о книге его стихов. Николай Герасимов УТРЕННИМ ПЕШЕХОДАМШлепает по речке пароход.Сам с собой о чем-то говорит.За спиною, как костер, восходЛапою рябиновой горит. Плавная излучина реки.Светлый храм на левом берегу.Ловят свою рыбу рыбаки,Дремлет деревушка на лугу. Стылый парк, холодная вода.Вязнет в тишине глухой гудок.Путь из ниоткуда в никудаСовершает утренний ходок. Он идет себе, не торопясь,Над рекою, пароходу вслед,Утверждая призрачную связьДней грядущих и прожитых лет. Будет течь река и храм стоять,Будет небо чистым, как хрусталь,Будет осень бойко расстилатьПо округе золотую шаль. Новый день в свои права войдет,Отгорит рубиновый рассвет,Пароход уйдет за поворотИ остынет пешехода след. НОВЫЙ СЕЗОНСнова в поле… Рюкзак, молотокДа видавшая виды штормовка,Карта, компас, палатка, лоток,Спальник, старенькая винтовка. Два рабочих, студентка, горняк,Вездехода простуженный рокот.Шкура снежника, цепкий ивняк,Ручейка безымянного шепот. Позывные "Сова-сорок пять" – Как круги по воде – по эфиру.Серебриста озерная гладь,Обжигающа кружка чифира. День полярный. Начало пути.Стынет в дреме палаточный город.Надо в эти просторы врастиИ обжить эти мрачные горы. Пусть дождями клубится восток,Пусть с тушенки порою – икота,Пусть – ни писем, ни песен, ни строк…Что попишешь – такая работа. Тянет лето свой лагерный воз.Все причудливей сетка маршрутов.И курума седой паровозУхнет вслед, опоздав на минуту. Как упавшую с неба звезду,Залетевшую в ивовый стланик,Я найду в этих дебрях руду,Очарованный поиском странник.