Муслим Магомаев – «потерянное чудо» советской эстрады
Признания в любви к нему были написаны в подъездах, лифтах и даже на заборах
Миллионы людей сравнивали Муслима Магомаева с древнегреческим Орфеем. Его запоминающийся глубокий голос — мягкий баритон, переходящий плавно в высокий бас, — артистизм, необыкновенный темперамент и душевная теплота покоряли сердца людей. Пожалуй, он стал олицетворением высочайшего взлета в певческой культуре России со времен Шаляпина.
Муслим Магомаев имел весьма запоминающийся сценический образ. Высокого роста, подтянутый, статный, при появлении на сцене он умел сразу расположить к себе зрителей. К особенностям его вокальной манеры можно отнести и внятную дикцию, и интонационную отточенность музыкального посыла, естественность переживаний, глубокий и проникновенный поэтический лиризм. В своих автобиографических заметках он писал: «Игра в страстность не по мне: я могу исполнять только по-настоящему».
Вероятно, секретом успеха было то, что необыкновенный дар Магомаева был связан не только с техникой исполнительского искусства, а с движением песни и настроения «от сердца — к голосу». Именно об этом говорил певец, отмечая, что его голос, идущий из глубин его существа, требовал отдыха, чтобы «душа перевела дыхание». По его убеждению, если артист выходит «холодным, как олимпийский бог», зал замыкается и как бы отстраняется от происходящего на сцене. Зритель и видит, и слышит, но сердце его молчит. Каждый концерт Муслима Магомаева — пример построения непревзойденной модели отношений между исполнителем на сцене и зрительным залом, взаимоотношения на уровне равноправных, чувствующих и чувственных партнеров, которые могут ценить и вдохновлять таланты на новые подвиги и вершины, но никогда не смогут принять бездарностей.
Муслим Магомаев во второй половине 1960-х годов стал едва не национальным кумиром. Жил в Москве, а при этом являлся предметом поклонения всего многонационального Советского Союза. Популярность и известность Магомаева была отчасти связана с песнями другого интернационального кумира — армянского композитора Арно Бабаджаняна, которого в 60-е годы считали «королем шлягера». Огромным успехов пользовалось немалое количество написанных им композиций: «Песня о Москве» (кстати, запрещенная Хрущевым за звучание в стиле твист), «Королева красоты», «Чертово колесо», «Свадьба», «Не спеши». Выступая с репертуаром, состоящим из всеми любимых шлягеров, Магомаев достаточно быстро превратился в «гастролера № 1» Советского Союза — исполнителя, за выступление которого сражались все филармонии страны.
Ажиотаж вокруг концертных вечеров Магомаева был фантастический. Один из друзей певца вспоминает: «Представьте стадион тысяч на 40−60. Кончается концерт. На гаревую дорожку выезжает «уазик» с открытым верхом. Мы с Мусей встаем в него и делаем традиционный круг почета. Народ сбегает с трибун, никакая милиция с этим справиться не в состоянии. «Уазик» поднимают и несут на руках. Клянусь! И мужики, и бабы — все несли. Однажды в Одессе так подняли «Волгу» и понесли до самой гостиницы «Красная», в которой мы тогда жили. Я не поленился, подсчитал, оказалось, машина находилась в воздухе почти три километра».
Тотчас после того, как у внука знаменитого азербайджанского композитора обнаружили наличие слуха, его отдали в музыкальную школу при консерватории. Потомку славного рода Магомаевых прочили карьеру пианиста, но он не обладал должным усердием, чтобы сидеть часами, отрабатывая гаммы. Уже вскоре юный музыкант всерьез занялся вокальным искусством. В 15 лет он выступил со своим первым концертом в Доме моряка, несмотря на возражения родственников, полагавших, что ранняя концертная практика может повредить становлению голоса. В процессе обучения на вокальном отделении музыкального училища, он брал уроки у знаменитой в Баку преподавательницы консерватории Сусанны Микаэлян. Когда он пел, под дверью кабинета Микаэлян собирались учащиеся и преподаватели — слушать каватину Фигаро из «Севильского цирюльника» и алябьевского «Соловья», которые Муслим виртуозно исполнял звенящим юношеским сопрано.
Муслим Магомаев играет на пианино в четыре руки с Александрой Пахмутовой
В 1964—1965 годах Магомаев прошел стажировку в миланском театре Ла Скала. Никто другой из эстрадных исполнителей не может похвастаться таким фактом в своей творческой биографии. После гастролей по СССР c материалом «Тоски» и «Севильского цирюльника» Муслиму Магомаеву было сделано предложение прийти на работу в Большой театр, но он прекрасно понимал, что его место — эстрада, а потому приглашение главного театра страны было отклонено. Магомаева везде ждал триумф. Ему даже предложили подписать контракт с парижским театром «Олимпия», где он провел успешные гастроли в 1966 и 1969 годах. Артисту был предложен ангажемент на год, но Министерство культуры выступило резко против, ведь певца с нетерпением ждали на правительственных концертах в Кремле. Муслим Магомаев позже напишет в своих мемуарах: «Оставаться было можно, но нельзя. И это был один из немногих случаев в жизни, когда ненавистное для меня слово «нельзя» победило мое любимое слово «можно»».
Цвет советской культуры: слева Тамара Синявская, в центре Клавдия Шульженко, справа Муслим Магомаев и Иосиф Кобзон. Ялта, фестиваль «Крымские зори», 1973 год
Этот поступок не остался незамеченным правительственной верхушкой: Магомаев получил звание народного артиста СССР в беспрецедентно молодом возрасте — 31 год. В число его поклонников входили и Леонид Брежнев, и Юрий Андропов: их весьма устраивал творческий репертуар певца. Основой его программ формально были арии из опер, романсы и песни патриотического содержания. Однако вызывает удивление тот факт, что совершенно официальный, идеологически выстроенный репертуар сосуществовал в его выступлениях с песнями, которые, по сути, были символами культуры Запада. Муслим Магомаев смог основательно стереть четкую границу между «серьезной» и «легкой» музыкой, существовавшую как на государственном уровне, так и в сознании зрителей. Магомаев был своего рода рупором, с помощью которого миллионы советских граждан смогли приобщиться к главным музыкальным достижениям остального мира.
Муслим Магомаев имел весьма запоминающийся сценический образ. Высокого роста, подтянутый, статный, при появлении на сцене он умел сразу расположить к себе зрителей. К особенностям его вокальной манеры можно отнести и внятную дикцию, и интонационную отточенность музыкального посыла, естественность переживаний, глубокий и проникновенный поэтический лиризм. В своих автобиографических заметках он писал: «Игра в страстность не по мне: я могу исполнять только по-настоящему».
Вероятно, секретом успеха было то, что необыкновенный дар Магомаева был связан не только с техникой исполнительского искусства, а с движением песни и настроения «от сердца — к голосу». Именно об этом говорил певец, отмечая, что его голос, идущий из глубин его существа, требовал отдыха, чтобы «душа перевела дыхание». По его убеждению, если артист выходит «холодным, как олимпийский бог», зал замыкается и как бы отстраняется от происходящего на сцене. Зритель и видит, и слышит, но сердце его молчит. Каждый концерт Муслима Магомаева — пример построения непревзойденной модели отношений между исполнителем на сцене и зрительным залом, взаимоотношения на уровне равноправных, чувствующих и чувственных партнеров, которые могут ценить и вдохновлять таланты на новые подвиги и вершины, но никогда не смогут принять бездарностей.
Муслим Магомаев во второй половине 1960-х годов стал едва не национальным кумиром. Жил в Москве, а при этом являлся предметом поклонения всего многонационального Советского Союза. Популярность и известность Магомаева была отчасти связана с песнями другого интернационального кумира — армянского композитора Арно Бабаджаняна, которого в 60-е годы считали «королем шлягера». Огромным успехов пользовалось немалое количество написанных им композиций: «Песня о Москве» (кстати, запрещенная Хрущевым за звучание в стиле твист), «Королева красоты», «Чертово колесо», «Свадьба», «Не спеши». Выступая с репертуаром, состоящим из всеми любимых шлягеров, Магомаев достаточно быстро превратился в «гастролера № 1» Советского Союза — исполнителя, за выступление которого сражались все филармонии страны.
Ажиотаж вокруг концертных вечеров Магомаева был фантастический. Один из друзей певца вспоминает: «Представьте стадион тысяч на 40−60. Кончается концерт. На гаревую дорожку выезжает «уазик» с открытым верхом. Мы с Мусей встаем в него и делаем традиционный круг почета. Народ сбегает с трибун, никакая милиция с этим справиться не в состоянии. «Уазик» поднимают и несут на руках. Клянусь! И мужики, и бабы — все несли. Однажды в Одессе так подняли «Волгу» и понесли до самой гостиницы «Красная», в которой мы тогда жили. Я не поленился, подсчитал, оказалось, машина находилась в воздухе почти три километра».
Магомаев отказался от работы в театре Ла Скала и в театре «Олимпия»
Стремительный успех Муслима Магомаева можно было, в первую очередь, объяснить его происхождением. Действительно, достаточно легко можно было бы подняться по карьерной лестнице, если даже филармония в родном городе фактически носит твое имя. Муслим Магомаев был полным тезкой своего деда, имя которого было присвоено Бакинской филармонии. Муслим Магомаев-старший считается основоположником азербайджанской классической музыки. В 1935 году он был удостоен звания заслуженного артиста Азербайджанской ССР. Родители Муслима Магомаева тоже были творческими и одаренными людьми. Отец — театральный сценограф и музыкант-любитель — ушел на фронт добровольцем, а в 1945 году за девять дней до окончания войны погиб в городке Кюстрин недалеко от Берлина. Мать — театральная актриса. Правда, их в будущем прославленный сын воспитывался в семье дяди, младшего брата отца. Джамал-Эддин Магомаев был видным партийно-хозяйственным деятелем. После войны он занял должность заместителя секретаря ЦК КП Азербайджана, позже стал членом ЦК республики, постпредом Совета Министров Азербайджана в Москве. Казалось бы, именно наличие таких родственных связей и обстоятельств биографии должно объяснять стремительный успех юного Муслима. Однако обстоятельства личной биографии не сыграли такой существенной роли в карьере Магомаева.Тотчас после того, как у внука знаменитого азербайджанского композитора обнаружили наличие слуха, его отдали в музыкальную школу при консерватории. Потомку славного рода Магомаевых прочили карьеру пианиста, но он не обладал должным усердием, чтобы сидеть часами, отрабатывая гаммы. Уже вскоре юный музыкант всерьез занялся вокальным искусством. В 15 лет он выступил со своим первым концертом в Доме моряка, несмотря на возражения родственников, полагавших, что ранняя концертная практика может повредить становлению голоса. В процессе обучения на вокальном отделении музыкального училища, он брал уроки у знаменитой в Баку преподавательницы консерватории Сусанны Микаэлян. Когда он пел, под дверью кабинета Микаэлян собирались учащиеся и преподаватели — слушать каватину Фигаро из «Севильского цирюльника» и алябьевского «Соловья», которые Муслим виртуозно исполнял звенящим юношеским сопрано.
Уже в 31 год Магомаев получил звание народного артиста СССР
В возрасте 20 лет Муслим Магомаев сумел опровергнуть еще один стереотип — о том, что «звезды» из национальных республик СССР появляются в основном по разнарядке сверху и могут лишь служить украшением правительственных концертов, представляя в основном фольклорный репертуар. В 1962 году Магомаев выступил на фестивале азербайджанского искусства в Кремле, исполняя «Бухенвальдский набат» Вано Мурадели и арию Фигаро. «Этот парень совсем себя не бережет, если такую трудную арию повторяет на бис», — отозвался о концерте знаменитый оперный певец Иван Козловский. Министр культуры Екатерина Фурцева заметила: «Наконец-то у нас появился настоящий баритон». Это «у нас» стало входным билетом в сонм великих «советских артистов»: теперь голос Магомаева был не только гордостью страны, но и важным элементом советского культурного экспорта. По линии ВЛКСМ Муслим Магомаев смог выехать на гастроли в Финляндию, после которых в журнале «Огонек» появилась статья «Юноша из Баку покоряет мир». В 1963 году певца приняли в Азербайджанский театр оперы и балета имени Ахундова, но к этому моменту он уже приобрел статус одного из главных национальных достояний: никто больше не задумывался о его азербайджанских корнях.Муслим Магомаев играет на пианино в четыре руки с Александрой Пахмутовой
В 1964—1965 годах Магомаев прошел стажировку в миланском театре Ла Скала. Никто другой из эстрадных исполнителей не может похвастаться таким фактом в своей творческой биографии. После гастролей по СССР c материалом «Тоски» и «Севильского цирюльника» Муслиму Магомаеву было сделано предложение прийти на работу в Большой театр, но он прекрасно понимал, что его место — эстрада, а потому приглашение главного театра страны было отклонено. Магомаева везде ждал триумф. Ему даже предложили подписать контракт с парижским театром «Олимпия», где он провел успешные гастроли в 1966 и 1969 годах. Артисту был предложен ангажемент на год, но Министерство культуры выступило резко против, ведь певца с нетерпением ждали на правительственных концертах в Кремле. Муслим Магомаев позже напишет в своих мемуарах: «Оставаться было можно, но нельзя. И это был один из немногих случаев в жизни, когда ненавистное для меня слово «нельзя» победило мое любимое слово «можно»».
Цвет советской культуры: слева Тамара Синявская, в центре Клавдия Шульженко, справа Муслим Магомаев и Иосиф Кобзон. Ялта, фестиваль «Крымские зори», 1973 год
Этот поступок не остался незамеченным правительственной верхушкой: Магомаев получил звание народного артиста СССР в беспрецедентно молодом возрасте — 31 год. В число его поклонников входили и Леонид Брежнев, и Юрий Андропов: их весьма устраивал творческий репертуар певца. Основой его программ формально были арии из опер, романсы и песни патриотического содержания. Однако вызывает удивление тот факт, что совершенно официальный, идеологически выстроенный репертуар сосуществовал в его выступлениях с песнями, которые, по сути, были символами культуры Запада. Муслим Магомаев смог основательно стереть четкую границу между «серьезной» и «легкой» музыкой, существовавшую как на государственном уровне, так и в сознании зрителей. Магомаев был своего рода рупором, с помощью которого миллионы советских граждан смогли приобщиться к главным музыкальным достижениям остального мира.