Мнения: Как заселить Сибирь
Красноярский литературный фестиваль «КУБ» имеет свою расшифровку – «Книга. Ум. Будущее», но я прежде всего понимаю его как куб в технологическом смысле, перегонный куб, реактор, в котором в течение недели происходит тесное общение литераторов между собой и с самой различной публикой. Например, с заключенными местных исправительных колоний. Меня всегда волновало: а как это было у Мандельштама в лагере? Он ведь наверняка читал стихи товарищам по несчастью. Как они его воспринимали, кем считали? Красноярский литературный фестиваль «КУБ» имеет свою расшифровку – «Книга. Ум. Будущее», но я прежде всего понимаю его как куб в технологическом смысле, перегонный куб, реактор, в котором в течение недели происходит тесное общение литераторов между собой и с самой различной публикой. Например, с заключенными местных исправительных колоний. Меня всегда волновало: а как это было у Мандельштама в лагере? Он ведь наверняка читал стихи товарищам по несчастью. Как они его воспринимали, кем считали?
Конечно, это натянутая аналогия, поскольку между заезжей культбригадой и населением ИК всегда есть граница, пусть и незримая, но какое-то отдаленное представление можно себе составить. По крайней мере, мозги начинают панически работать над задачей: а есть ли у тебя что сказать этим людям? И когда эта аудитория заинтересованно и благодарно реагирует, становится как-то спокойнее за себя – на всякий случай. Но не менее важно и общение с городом, особенно для москвича, тем более что в Красноярске я был впервые, да и вообще в Сибирь начал приезжать не так давно.
Дойдя до Енисея, до знаменитого моста с десятирублевой купюры, я первым делом подумал о русских. Я говорил им спасибо. Русские не только дошли сюда, но и смогли эту землю, столь непохожую на Европейскую Россию, сделать своей. Благодаря множеству поколений русских людей я могу, преодолев четыре часовых пояса, говорить на берегах Енисея о русских стихах и о русских книгах, а не о китайских или японских. Но ведь интересно и другое: Красноярск – это только середина страны. Много чего еще впереди – и Байкал, и совсем особая страна Бурятия, а потом простор и вовсе становится необозримым, начинается Дальний Восток. Дух захватывает, даже когда смотришь на карту.
Территориальное самосознание москвича и вообще жителя Европейской России в последние годы претерпевает серьезную ломку. Прежде Москва, гордая столица благополучия, чувствовала свою периферийность по отношению к Европе. Ментальным центром был Рим, Париж, Лондон – всё это, на наш взгляд, примерно один город, поскольку у них-то в Европе всё близко, всё плотно, совсем другая организация пространства и структура расселения. Им, европейцам, всегда несколько часов друг до друга, а вот мы на отшибе, нам нужно преодолевать пространственный барьер, он же барьер финансовый.
Теперь же, когда мы с Европой повернулись в разные стороны, когда само соотнесение с ее «священными камнями» стало для нас неактуальным, видимо, на приличный срок, у нас возникает новое чувство периферийности. Приходит острое осознание оторванности столицы от остальной страны и прежде всего от ее географического центра – от Сибири. Например, я теперь много думаю о своих сибирских друзьях и знакомых. Мысленно я с ними – но как пережить пространственный разрыв?
Оставим в стороне сибирскую экзотику, прекрасное и недостижимое плато Путорана, куда добраться можно, наверное, тысяч за сто на человека и где, видимо, стоит побывать раз в жизни. Речь в первую очередь, так сказать, о «сибирской метрополии», южной части макрорегиона.
Это, между прочим, давно и хорошо обжитые места. Если Новосибирск – город-подросток, истинный облик которого нам еще предстоит увидеть, то основанный в 1604 году Томск старше Нью-Йорка. Красноярск встречает гостей собором восемнадцатого века, по архитектурной убедительности его центральная часть, если верить моим впечатлениям, уступает разве что Петербургу. Если говорить о Новосибирской области, где я был незадолго до того, то она вообще мало чем отличается от Европейской России. И по площади, и по населению она примерно соответствует Тверской, Псковской и Новгородской областям вместе взятым. Другое дело, что упомянутые нечерноземные области резко обезлюдели в течение прошлого века, но тем не менее текущая ситуация сопоставима. Новосибирская область, юг Томской области, Кузбасс, Алтай образуют довольно плотно населенную территорию с созвездием крупных городов, расстояния между которыми сравнимы с расстояниями от Москвы до ближайших к ней областных центров: Новосибирск – в середине, Томск – на севере, Новокузнецк и Кемерово – на востоке, Барнаул – на юге.
Например, Томск мне представляется сибирским аналогом Ярославля. Эти города похожи и по численности населения (550-600 тыс. человек), и по расстоянию от центрального мегаполиса (260-280 км), и по экономической специализации (углеводороды), и по своему пространственному положению («ворота Севера»). Другое дело, что на расстоянии 80-100 км от Ярославля есть еще два областных центра – Кострома и Иваново, что породило идею созданию «синурбии», функционального объединения трех городов за счет радикального ускорения транспортного сообщения между ними. По аналогии с этим планом, синурбия на юге Западной Сибири просто необходима. Скоростные поезда, современные автотрассы стали бы «мельдонием» для региона, заставили бы его экономическую, культурную кровь бежать быстрее. А это, в свою очередь, повысило бы заметность и популярность территории за ее пределами и, может быть, побудило бы какое-то количество людей задуматься о переезде в эти края.
Потому что людей в Сибири, естественно, не хватает. Это заметнее, если смотреть из Красноярска. Про Красноярский край у нас издавна говорят, что он равняется четырем Франциям, даже пьеса была такая. Но это не очень содержательное сравнение. Правильный аналог – бельгийское Конго, колониальное владение короля Леопольда, с поразительным совпадением размеров территории и экономической специализации (цветные металлы и лес). Правда, в современной Демократической Республике Конго живет больше ста миллионов человек, а в Красноярском крае – всего 2,8 млн. При этом больше трети населения края приходится на главный город этого сибирского Конго, поражающий и воодушевляющий своим почти столичным благополучием.
А между тем Красноярск не образует созвездия городов, подобного тому, которое возникло вокруг Новосибирска. Окружающие его города – и меньше по размеру, и расположены в среднем дальше. Крупнейший из них, Абакан, находится на расстоянии 400 км от Красноярска, причем на поезде ехать туда почти 12 часов. Сам Красноярск теоретически еще можно пристегнуть к западносибирскому созвездию (представим себе трассу типа М11 между ним и Новосибирском), но всё равно всё упирается в людей: насколько это выгодно, исходя из количества людей, которые будут пользоваться этими благами. А людей, как уже было сказано, в Сибири мало. Как мы знаем, правительство лишь недавно решилось строить скоростную трассу от Москвы до Казани – можно себе представить, когда дойдет очередь до Сибири. Хотя мне кажется, что как раз в Сибири можно было бы действовать с опережением.
Чтобы населить эту удивительную землю, в былые времена применялись главным образом три вида инструментов – эвакуация, каторга и ссылка. К счастью, сегодня об этом речи не идет. Поможет ли глобальное потепление? Или целенаправленная миграционная политика? Так или иначе, ничего не выйдет без ощущения единой страны, подкрепленного улучшением транспортной связности. Нужно, чтобы наши граждане не думали, что Сибирь – это далеко и дорого. Сибирь близко, и притяжение ее велико.
Теги: Россия , Красноярск , Сибирь