Помнят ли у нас о Презумпции невиновности или она уже стала ненужным рудиментом?
Данной публикацией мы хотим обратить внимание на то, что в последние годы в следствии как бы само собой исчезло понимание Презумпции невиновности. Увы, очень часто россиянам приходится с этим сталкиваться. В идеале, следователь должен искать не только подтверждающие вину подследственного факты, но и то, что доказывает его невиновность. На практике же о втором аспекте следствия, как думается, забывается.
Как и в этом деле, о котором нам рассказала жительница Астрахани, чей сын обвинён по «нехорошей статье» за насильственные действия сексуального характера. Которые он, как утверждают астраханка и её сын, не совершал. Тем не менее, несмотря на отсутствие прямых улик и доказательств, а также при наличии подтверждающих его невиновность моментов, мужчину осудили. Если внимательно вникнуть в ситуацию, то можно увидеть, что следователи упорно не хотят следовать постулату Презумпции невиновности и продолжают игнорировать то, что любое несоответствие в деле должно трактоваться в пользу обвиняемого.
Начнем с того, что поводом для возбуждения уголовного дела является рапорт следователя следственного отдела по Ленинскому району города Астрахани следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Астраханской области об обнаружении признаков преступления, предусмотренного п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ, составленный на основании обращения ГСКУ АО «Центр помощи детям, оставшимся без попечения родителей «Улитка». Обратим внимание на формулировку документа о возбуждении уголовного дела:
«В ходе проведенной процессуальной проверки в порядке ст. 144, 145 УПК РФ установлено, что в один из дней осени 2018 года, точные дата и время следствием не установлены, у неустановленного лица с целью удовлетворения своих сексуальных потребностей возник преступный умысел, направленный на совершение иных действий сексуального характера в отношении заведомо для себя малолетней 2007-го года рождения, не достигшей возраста четырнадцати лет с использованием беспомощного состояния. С этой целью, в один из дней осени 2018 года, точные дата и время следствием не установлены, неустановленное лицо, находясь с задней стороны многоквартирного жилого дома, реализуя свой преступный умысел, направленный совершение иных действий сексуального характера в отношении заведомо для себя малолетней, не достигшей 14-летнего возраста с использованием беспомощного состояния последней …».
Исчерпывающе? Под эту формулировку, как думается, можно подвести любого.
Следствие, основываясь лишь на словах признанной потерпевшей девочки, утверждает, что в возрасте 11 лет в отношении нее были совершены насильственные действия. В ходе беседы с педагогом-психологом Центра «Улитка» в 2022 году она рассказала, что в 2018 году её изнасиловал мужчина, проживающий в соседнем подъезде. Своему опекуну она об этом не сообщала и в полицию не обращалась. Всё основывается лишь на содержании беседы девочки с педагогом-психологом. Ни доказательств, ни свидетельств, ничего. Только слова. Даже описание внешности, с её слов изнасиловавшего её практически на открытом месте и то «не бьется» с внешностью Иванова (фамилия изменена). Девочка утверждает, что мужчина характерной кавказской внешности, а Иванов таковой не обладает.
Что интересно, так это имеющийся рапорт заместителя руководителя СО СУ СК России по Астраханской области, который гласит:
«Изучением поступивших материалов установлено, что постановление инспектора ОДН УМВД России по г. Астрахани о передаче сообщения о преступлении по подследственности не содержит достаточных сведений о совершении преступления на территории Кировского района г. Астрахани. При этом по материалу проверки не произведено каких-либо действий, указывающих на совершение преступления в Кировском районе г. Астрахани, отсутствует характеризующий материал на потерпевшую, не проведен осмотр места происшествия и др. Таким образом, оснований для регистрации указанного материала в КРСОП следственного отдела не имеется».
Но дело в итоге всё-таки завели. В 2024 году. И даже «нашли злодея». Странно? Особенно если учесть, что в стране началась активная кампания по борьбе с педофилами. Мог ли Иванов стать жертвой этой кампании? Не исключено. Зная, что наша правоохранительная система до сих пор ориентирована не на профилактику и предупреждение, а на максимальный процент раскрываемости. Особенно в период кампаний. И особенно если ранее под это дело «примеряли» других подозреваемых.
Тем не менее Приговором Ленинского районного суда г. Астрахани от 17 апреля 2025 г был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ астраханец Иванов. Ему назначено наказание в виде лишения свободы сроком 13 лет с отбыванием наказания в колонии строгого режима.
Однако выводы суда не подтверждаются доказательствами, рассмотренными в судебном заседании, так как суд «не увидел» обстоятельств, которые могли существенно повлиять на выводы суда. Этот вывод можно сделать исходя из того, что в приговоре не указано, по каким основаниям при наличии противоречивых доказательств, имеющих существенное значение для выводов суда, суд принял одни из этих доказательств и отверг другие.
Выводы суда, изложенные в приговоре, содержат существенные противоречия, которые повлияли или могли повлиять на решение вопроса о виновности или невиновности осужденного, на правильность применения уголовного закона или на определение меры наказания. Согласно части 3 и части 4 статьи 14 УПК РФ, все сомнения в виновности обвиняемого, которые не могут быть устранены в порядке, установленном Законом, толкуются в пользу обвиняемого. И обвинительный приговор не может быть основан на предположениях.
Между тем в процессе следствия, как видится, опирались как раз в основном на предположения. И учитывали лишь слова, не подтверждённые ничем, со стороны признанной пострадавшей по этому делу. Однако суд, несмотря на это, вынес приговор на противоречивых и непоследовательных показаниях потерпевшей, которая меняла свою позицию не только на этапе процессуальной проверки и предварительного следствия, но и в ходе судебного разбирательства.
Да, в деле имеются признательные показания Иванова. Но, как он утверждает, появились они в результате самооговора по причине запугивания созданием проблем ему и его семье. И вот это то и является краеугольным камнем данного дела. Практически по лекалам времён репрессий в СССР. Тогда считалось, что объяснения обвиняемых неизбежно приобретают характер и значение основных доказательств, важнейших, решающих доказательств. То есть признание становится «царицей доказательства». Даже если оно сделано под угрозами или давлением и не соответствует действительности произошедшего. Но даже сталинский прокурор Вышинский обращал внимание на вредность такого подхода: «такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и — еще хуже — единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар все дело», писал Вышинский в монографии «Теория судебных доказательств в советском праве» 1941 года издания.
А если ещё и учесть, что, согласно заключению независимой экспертизы, которая поставила под сомнение выводы заказанной стороной следствия судебно-психиатрической экспертизы, Иванов страдает неявной формой психического расстройства, часто не дающей ему объективно воспринимать происходящее, то так называемое его признание вообще не выдерживает критики. Он в свои 33 года не взрослеет, его мышление на уровне подростка, несмотря на информативность и способность к запоминанию больших объемов. Он не всегда понимает смысл информации, особенно в быту, или воспринимает искаженно, по-своему.
А экспертиза назначенная следователем, фактически выполнена при отсутствии установленных ч.1 ст.195 УПК РФ оснований для ее проведения, и без оформления поручения руководителя ГСЭУ в нарушение требований ст. 16 Федерального закона от 31.05.2001 г. No 73- ФЗ, «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ». Эта экспертиза выполнена на основании постановления следователя, без оформления поручения руководителя ГСЭУ в нарушение ст. 16 «Обязанности эксперта», согласно которой эксперт не вправе принимать поручения о производстве судебной экспертизы непосредственно от каких-либо органов или лиц, за исключением руководителя государственного судебно-экспертного учреждения.
Если речь вести о преступлениях подобного вида, то самым главным доказательством в них является медицинская экспертиза и прямые улики, а в данном деле, как видится, таковые отсутствуют. И могут ли считаться прямым доказательством вины лишь слова потерпевшей? Сколько случаев оговоров мы знаем? Массу. И мотивы оговора могут быть различными.
Да, с педофилами и насильниками необходимо бороться. Но не забывая при этом о допустимых доказательствах и той самой Презумпции невиновности. О которой, увы, как думается, давно позабыли и в следствии, и в судах...