Этнополитический феномен ногайцев
Этнополитический феномен ногайцев
в контексте украинско-татарских отношений XVI-XVII вв.
Константин Ивангородский
Анализируя геополитический фактор этносоциальных трансформаций в контексте динамики взаимоотношений крымских и украинских сообществ, следует обратить внимание на одно весьма существенное обстоятельство. Оно заключается в том, что большинство историков склонны считать Крымское ханство во внутри- и внешнеполитическом измерениях как единый геополитический субъект. А потому вполне прав, скажем Я. Дашкевич, когда говорит: "Я хочу предостеречь от очень распространенной в наше время ошибки, когда Крым в прошлом рассматривают как одну политическую целостность – Крымское ханство. На самом деле, Крым делился на две почти равнозначные части: Крымское ханство со столицей в Бахчисарае и турецкий эялет с центром в Кафе" [1, 25–26]. Солидаризируясь с таким мнением, нужно, однако, несколько его уточнить. Дело в том, что существовала еще и третья часть, которая охватывала все Северное Причерноморье, – Ногайская (Буджакская) Орда, которая также была важным сегментом тогдашней геополитики с центром в Белгороде.
Более того, население этого региона – Буджака – в исследуемый период было весьма пестрым в этническом отношении, начиная со времен обитания здесь половцев, а затем и монголо-татар. Кроме этого, значительными этническими анклавами здесь были тюрко-аланы, остатки печенегов и кипчаков, торки и др. Основная масса ногайских племен появилась здесь во второй половине XIV в., после разгрома татарских ханов – Кутлугбуги, Хаджибея и Дмитрия – великим князем литовским Ольгердом в битве на Синих Водах (1362) [2, 98].
С середины XVI в. ногайцы начали переселяться на равнину между Аккерманской и Килийской райями. В 1569 г. в Буджак были переселены племена едисанцев, едичкульцев и "белых" ногайцев, численностью до 30 тысяч семей (Л.Берг). К 1586 г. ногайцами была заселена уже почти вся степь (Д.Кантемир) и сформирована Буджакская (Белгородская) орда – "Буджак татарлеринуть топрагы" (А.Скальковский). В то же время, как отмечает Е.Бачинская, пользуясь поддержкой турецкого правительства, ногайцы захватывали все новые территории, а в 1672 г. северным рубежом их расселения была установлена так называемая миссия Халил-паши, проходившая в месте соединения верхнего Троянового вала с р. Ботна [3, 244].
Уже современники осознавали "неодинаковость" крымчан и ногайцев. В частности, Г.Боплан в своем "Описании Украины" (середина XVII в.) отмечал: "Мы здесь будем различать два вида татар (здесь и далее курсив наш. – К. И.) – ногайских и крымских... [Более того] ногайские татары делятся на больших и малых ногайцев, проживающих между реками Дон и Кубань и являющихся дикими кочевыми племенами (то есть, Боплан считает крымских татар "не дикими?" – К. И.)". Далее дается достаточно объемная геополитическая роль ногайцев: "Одни из них частично подданые крымского хана, другие – московитов. Есть и такие, которые не признают никакого [sic!] господства". В конце концов, французский инженер предлагает весьма оригинальные характеристики крымскотатарской идентичности: "[Ногайские] татары не такие отважные, как крымские, а крымские – не такие смелые, как буджакские" [4, 53]. Интересно, чем отличались для Ле Вассера де Боплана в то время понятия "отважности" и "смелости"? Об этом мы вряд ли узнаем, но более важным, по нашему мнению, является тот факт, что уже современники идентифицировали этносоциальную "разность" в стереотипах поведения крымских и ногайских татар.
Осознавала это различие и административная сфера Речи Посполитой. Так, например, в замечаниях кн. К. Збаражского, великого посла в Турции, относительно положения Оттоманской империи записано: "... Речи Посполитой требуется регулярное войско, а не ополчение, которое и войском-то назвать нельзя. Оно с божьей помощью дало бы отпор обнаглевшим от безнаказанности буджакцам. Тогда бы... они остановились. И у других [татар] (то есть крымских. – К. И.), которые нас ни во что не ставят, не считаются с авторитетом Речи Посполитой, это вызвало бы страх ..." [5, 161]. Однако большинство тогдашних европейцев не различали ногайцев и крымских татар, что и до сих пор является существенным историографическим и этнологическим заблуждением, искажающим истинную ситуацию в контексте взаимоотношений сообществ.
Этнически же ногайские племена не имели ничего общего с крымскими татарами, по крайней мере на анализируемом этапе, отличаясь как антропологически, так и этнографически. При этом они оставались всегда верными легендарному выражению Чингиз-хана: "Кочевать и никогда не оседать" [3, 245]. Расселение же ногайцев в Буджаке существенно повлияло и непосредственно на крымскотатарский этногенез. Поскольку, переселяясь из старых кочевий на Волге в западном направлении, под давлением россиян, установивших в 1554 г. свой протекторат над Астраханским ханством, ногайцы собственно не проникли на Крымский полуостров. С другой стороны, они сделали невозможным и расселение крымчан за пределами Перекопа, вследствие чего Крым "закрылся" [3, 206].
Некорректно будет видеть в ногайцах только "неоседлую дикость", ведь они были детьми Степи и жили по её законам. При этом, отколовшись от Золотой Орды в конце XIV в. усилиями хана Едигея, Ногайская Орда окончательно оформилась государственно/этнополитических при его сыне Нурредине (1426-1440). Уже тогда в её состав входили кунграты (собственно ногайцы), мангиты, кипчаки, башкиры и другие тюркоязычные племена. Столицей был Сарайчик (Сарайджук), который выступал в это время и важным пунктом транзитной торговли между Северным Причерноморьем и Средней Азией. Постепенно Ногайская Орда также дифференцируется. В течение второй половины XV в. из нее выделяются Ногайцы Великие (во главе с Шидяком), Ногайцы Малые (с Коссумом), Алтиульськая орда (с Ших-Мамаем).
Попав в сферу влияния Крымского ханства, и став фактически его административной единицей, Ногайская Орда тем не менее считала себя самостоятельной. Несмотря на то, что ногайцы ходили совместно с крымскими ханами в походы, отдавая в их пользу часть добычи от набегов, посылали своих мурз на праздник байрам с пожеланиями счастья и подарками, признавали над собой превосходство крымских беев, поставленных над ними ханами, они все же, согласно утверждению немецкого автора XVIII в. Тунманна, "в остальном они делают все, что хотят, часто бунтуют, и власть хана никогда не была достаточной, чтобы держать их в повиновении". В отличие же от крымских татар ногайцы "гораздо грубее, живут большей частью в палатках, ведут кочевую жизнь и мало занимаются земледелием. Они склонны к грабежу и не упускают случая ограбить путешественника, но не убивают никого просто так, хотя охотно продают пленников, если чувствуют себя в безопасности. Их храбрость не очень славится, но фельдмаршал Миних считал их самыми храбрыми из татар" [6, 46 - 47].
Кроме того, в отличие от крымских татар, ногайцы никогда не строили крепостей, не жили в городах, а кочевничество как доминирующий тип их хозяйства достаточно сильно ставило их в зависимость от природных условий. Поэтому довольно часто снежная зима или сухое лето приводили к падению скота и голоду. В то же время буджакская степь представляла для них почти идеальное место для разведения скота. Наличие в междуречье Дуная и Днестра значительных водных источников способствовала сохранению в течение большей части года великолепных луговых пастбищ. Поэтому современники с удивлением рассказывали об огромных стадах, принадлежавших буджакским татарам, а также об использовании ресурсов края как прекрасных пастбищ [3, 245].
В действительности же, находясь в полном окружении оседлых этносоциальных сообществ, для ментальности которых они не могли не быть "дикими варварами", кочевые ногайцы по сути стали основным ядром дестабилизации крымско-украинских взаимоотношений, постоянно нападая на Украину. С другой стороны, – этносоциокультурной, – ногайцы, на наш взгляд, были обречены на ассимиляцию, ведь наступление Российской империи (особенно со второй половины XVII в.) через Украину на их ойкумену не оставляло им никаких исторических перспектив. Однако вряд ли можно согласиться с тем, что кочевой образ жизни ногайских орд сохранялся в это время благодаря искусственной стимуляции его Османской империей, ради военно-политического фактора дестабилизации [7, 14 – 15]. Действительно, османские султаны существенно влияли и на внутри- и внешнеполитическую направленность Буджакской орды, но, как недавно доказал украинский исследователь С.Гизер, турецкая политика лишь использовала ногайцев как эффективный инструмент военного давления на соседние государства и прежде всего на Крым, особенно во времена сепаратных выступлений ханов последнего [8, 15].
Имея османский протекторат, именно ногайские мурзы чаще всего занимались грабежом соседних украинских и молдавских земель. Хотя явным преувеличением будет определение этих "шарпаний" как основной способ хозяйствования ногайских кочевников, при всей их жестокости и опустошительности. Кроме крымского и турецкого протектората "смелости" в набегах ногайцев способствовало и наличие турецких крепостей в Буджаке – Аккермана, Килии, Измаила, которые обеспечивали защиту от преследований и облегчали степнякам возможность сбыта награбленного имущества или пленных [3, 245].
Правда, как отмечалось выше, в геополитическом отношении ногайцы вели себя достаточно самостоятельно, а иногда открыто враждовали с Крымским ханством [4, 53–54,72–74,103]. Еще с середины XVI в. в источниках содержатся упоминания об этом: "А царю [московскому], сказывают, Крымскому [хану] с Нагаи [нынче] рознь великая..." [9, 323]. А в начале XVI в. известным становится и такой факт. Когда черкасский и каневский староста О.Дашкевич бежал из крымского плена в 1523 г., он собрал "охочих людей" и совместно с ногайскими князьями, которые в том же году убили крымского хана Мухаммед-Гирея, по определению Д. Бантыш-Каменского, "причинил ужаснейшія опустошенія в Тавриде" [10, 68].
Таким образом, не трудно заметить, что отношения Крымского ханства с Ногайской Ордой были далеко не безоблачными и гораздо сложнее, чем принято считать в историографии. Кульминацией ногайско-крымской конфронтации можно считать попытку бея Буджакской орды Кан-Темира (Кантемира) во второй половине 1620-х гг. захватить власть в Бахчисарае. Не обошлось и на этот раз без Порты. Ведь именно султан Мурад, на жалобу Кан-Темира о "надоедливости" украинских казаков и с просьбой переселить ногайцев в турецкие владения, зная, что злейшим врагом бея есть Шагин-Гирей (поскольку этот крымский хан вырезал всю семью Кан-Темира в его крымской резиденции), предложил переселиться в Крым, направив в помощь кафинских янычар. Его появление под Бахчисараем немало удивило Шагин-Гирея. В мгновенном бою войска Кан-Темира уничтожили охрану хана и 1627 г., как утверждает П.Кеппен, "ногайский мурза [кан-] Тимур, не признавая власти.., провозглашает себя [крымским] ханом ..." [11 6зв .]. И хотя довольно быстро Шагин-Гирей вернулся со своими союзниками – запорожскими казаками гетмана М. Дорошенко – вернуть престол не смог – новым ханом стал Джанибек-Гирей.
Достаточно справедливый взгляд на эту проблему высказал, в частности В. Возгрин. "В удивительной фабуле этой крымской одиссеи примечателен внешне малозначительный сюжет, связанный с первым открытым выступлением против Гиреев дома Кан-Темиров, возглавившего наиболее воинственный и могучий ногайский род Мансуров. Фамильная эта вражда, тлевшая и до Джанибека, отныне становится явной, почти не затухая. Мансуры причинили много вреда самостоятельности Крыма в XVII–XVIII вв. Верные клевреты султанов, они с готовностью шли на Крым по первому кивку Стамбула: походы обогащали ногаев и покровительствовавших им турок. С этого времени ногайская опасность становится для ханов почти постоянной". [12, 212]. Тем более, что крымские ханы стравливали между собой ногайских мурз, запрещали крымскому населению оказывать ногайцам любую помощь, а то и просто грабили их кочевья. В то же время, приезжая в ногайские улусы, чиновники хана "берут с ногаев кормы, а иным временем, выбив ногайских мужиков из дворов, емлют жен их к себе на постелю и позорят ... И турецкие де и крымские люди скот наш весь переели, если бы де наш [посольский] скот, им бы всем с голоду помереть" [13, 292 – 293]. Интересная монолитность татар крымского ханства, не так ли?!
1. Дашкевич Я.Р. Українці в Криму (XV – початок ХХ ст.) // Народна творчість та етнографія. – 2003. – № 4.
2. Абызова Е.Н., Бырня П.П., А.А. Нудельман Древности Старого Орхея. Золотоордынский период. – Кишинёв, 1981.
3. Бачинська О. Колонізаційна політика Стамбула на Придунайських землях у XVIII ст. // Україна в Центрально-Східній Європі (з найдавніших часів до кінця XVIII ст.). – К., 2003. – Вип. 3.
4. Боплан Гійом. Опис України. – Львів, 1990.
5. Османская империя в первой четверти XVII в.: Сб. док. и мат. – М., 1984.
6. Тунманн. Крымское ханство. – Симферополь, 1990.
7. Смирнов І.О. Кочове населення на південному заході України (кінець IX – перша половина XVII ст.). – Автореф. дис. ... канд. іст. наук. – Одеса, 1999.
8. Гізер С.М. Ногайські племена на південному заході України (кінець XV – XVII ст.). – Автореф. дис. ... канд. іст. наук. – Одеса, 2002.
9. Полное собрание русских летописей. – Т. 13. – М., 1965.
10. Бантыш-Каменский Д.Н. История Малой России от водворения славян в сей стране до уничтожения гетманства. – К., 1993.
11. Інститут рукописів Національної бібліотеки України ім. В. Вернадського. – Ф. V. – Спр. 867. – Арк. 6 зв.
12. Возгрин В.Е. Исторические судьбы крымских татар. – М., 1992.
13. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. – М.; Л., 1948.