Крымский дом
Елена ОСМИНКИНА не просто живет в Крыму, но и активно воспевает его в своих стихах.
Елена ОСМИНКИНА
Поэт, филолог, публицист. Член Крымского отделения Союза писателей России. Заслуженный деятель искусств Республики Крым (2020 г.).
Лауреат Всероссийской литературной премии имени Н.Гумилева (Москва, 2016 г.) и Пушкинской литературной премии (Крым, 2013 г.). Лауреат международных литературных конкурсов: им. А.Куприна (Крым), им. А.Крылова (Санкт-Петербург).
Автор семи поэтических книг и более четырехсот публикаций в разных изданиях РФ, среди которых – «Слово», «День литературы», «Российский писатель», «Невский альманах», «Екатерининская миля», «Гостиный дворЪ», «Дон новый», «Александр», «Новый Енисейский литератор» и многие др.
Проживает в Симферополе.
* * *
В плену у красоты,
что щедро дарит Крым,
куда, как в древний Рим,
дороги все ведут –
к счастливому гнезду
рассветов золотых.
Средь зимней наготы
и к солнцу летних месс
любуюсь видом мест:
грядами древних гор,
где камень лыс и гол
под синью высоты,
Где водопад Джур-Джур
смывает пыль дорог,
усталость плеч и ног;
и тычется, как пес,
волна в немой утес,
рождая влажный шум;
Где кипарисов стать
изящно-зелена,
и держится сосна
за краешек скалы,
откуда как дары –
морская ширь и гладь.
В плену у красоты,
что щедро дарит Крым…
Коктебельский вечер
Закат разлился розовым мускатом,
и в черных гроздьях виноградных лоз
дух коктебельский щедростью пророс
и вызрел в каждой капле многократно.
О чем-то сетуя, вздыхают волны,
и немо тонет в сумерках гора,
и пролилась вечерняя пора
сиреневыми красками на кроны
и на твои протянутые руки,
на мой открытый пестренький наряд.
И чувства, обостренные в сто крат,
не верят в приближение разлуки.
Крымский июль
Нестерпимый, безжалостный зной
оседает на травах и листьях,
и рисует невидимой кистью
лето жгучее пламенный рой
жарких дней, раскаленных ночей;
воспаленные ветры не дарят
остро-свежей летящей прохлады
даже с горных высоких плечей.
В разомлевший горячий июль
не спасает и теплое море:
будто тоже тихонечко стонет
от ужаливших солнечных «пуль».
Огнедышащий крымский июль…
* * *
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.
С. Есенин
В молитвословии ковыль
склонился к землям Тарханкута,
где настоящее и быль
веков ушедших просто спутать:
все та же бездна синевы,
прозрачны дали горизонта,
ветров горячечный порыв
и пламя чистое у солнца.
И шепот ковылей седых
звучит как вечная молитва,
в картинах строгих и простых –
иконописная Таврида.
Алушта
Взлеты горных линий,
кипарисов россыпь
и морская проседь –
под бездонной синью.
Этих мест достигнув,
прославляя климат,
выходцы из Рима
Алусто́н* воздвигли.
Лет прошло немало,
привлекало место
гордых генуэзцев
и владык Османов…
Ныне крепость Фу́ну**
все туристы рады
сохранить на кадрах
днем и ночью лунной,
шепелявый выдох
у прибоя слушать
и тревожить душу
красками размытых
синеватых далей,
запахом Алушты –
смолянисто-душным,
розово-миндальным.
_______________
* Алусто́н – крепость, построенная императором Юстинианом в VI веке.
** Фу́на – средневековая крепость у подножия горы Демерджи, недалеко от Алушты (Большая Алушта).
Керчь
Пантикапей – торговый, яркий, шумный –
боспорская столица давних лет:
базары, храмы, с пеною ажурной
шептали волны городу привет.
Пантикапей сейчас – одни руины,
где пыль веков сметают ветерки,
но сохранилось для потомков имя,
и древний камень – у моей ноги.
И фреска, посвящкнная Деметре*, –
волнующий привет из старины,
дар мастерства, ликующий и светлый,
и не сложить теперь ему цены.
Царь Митридат, не одолевший Рима,
в душе не покоркнный, принял яд;
в сороковые годы духом сильным
Керчь отстояли, не шагнув назад.
Четыреста ступенек – выше, в гору,
и есть возможность с высоты «обнять»
и городок, и обелиск, и море
и обещать: вернусь сюда опять!
___________________
* Древнегреческая богиня плодородия.
Бахчисарай
Мелкой точкой южный рай
нанесен на синий глобус.
Отправляется автобус
в городок Бахчисарай.
В сказку еду с ветерком
живописными местами,
и лавандовые дали
голубеют за окном.
Вот он, древний городок
с колоритом улиц – узких,
чуть пропахших сном и грустью;
вот и крошечный мосток,
башни ханского дворца
(словно миф Шахереза́ды!),
ароматы роз из сада
с пряной нотой чабреца.
Затаились времена
на ветвях каштанов зрелых,
даже щебет здесь – несмелый,
всем владеет тишина.
Задержусь, как всякий раз,
у фонтана слез, где Пушкин
ка́пель плач смиренный слушал,
и стихов рождалась вязь…
В синем небе облака
лебединой белой стаей
все летят над крымским раем,
как и в прежние века.
Прогулка по Севастополю
Своя у Севастополя душа:
мятежная и нежная, как скрипка;
открыта всем, готовым не спеша
идти навстречу солнечным улыбкам.
Гуляю в сквере – рядом, напрямик,
белеющий собор Петра и Павла,
где в Крымскую дарил всем божий лик
надежду на победные литавры.
Сражался город, был неустрашим,
и бронзовый орел с венком лавровым
напоминает ныне нам, живым,
о корабельной участи суровой.*
Здесь был Нахимов…
Шмидт…
ноябрьский бой
в ожесточенном, гулком сорок первом:
набухло тучей небо, бил прибой,
и гребни ярых волн – как саван белый.
Сейчас густеет аромат кругом
от гроздьев золотистых у акаций,
и кажется, что снова босиком
бежит «девчонка дикая»** купаться…
У города своя судьба: слились
дорогой общей жизненные тропы;
слагаются страницы, каждый лист
в одну живую книгу – Севастополь.
___________________________________
* На Приморском бульваре орел венчает колонну памятника русским кораблям, затопленным при подходах к городу в 1854-1855 гг.
** Так прозвали в Севастополе А.Ахматову за привычку ходить босиком, купаться в шторм и загорать до черноты.
Ночной Судак
Серебрится чешуей
Лунная дорожка.
Низко, прямо над землей,
Виснут звезды-крошки.
Волны кружево плетут
В белопенной гамме.
То набросят, то порвут
О скалистый камень.
Из-за облака видна
Лунная краюха,
И горбатится гора
Вековой старухой.
Чеховская Ялта
В Приморском парке – с золотой каймою
Плащи деревьев, зонтики кустов,
В созвучии и шепелявость моря,
И шелест первых яшмовых ковров.
По набережной эхом легким, звонким
Мне чудятся писателя шаги.
Вот профиль дамы утонченно тонкий
И взмах с изящным зонтиком руки*.
Собачка на зевак задорно лает –
К себе хозяйка тянет поводок,
Но бронзовеет стан, и складки платья
Уже не развевает ветерок.
И, пережив писательское время,
Как воплощенье мысли и пера,
Застыла – и столетие не бремя.
А рядом – рыжей осени игра.
______________________________
* Бронзовая композиция «Антон Чехов и дама с собачкой» скульпторов Ф. и Г. Паршиных в Ялте.
Волошинский Коктебель
Прошел он равнины, холмы Коктебеля
В полынном венке и холщовой рубахе,
И волны ворчали, и тенькала птаха,
И ветры любимые стансы пропели.
Шагнуло столетие – вижу все то же:
Причудливы камни вершин Карадага…
И море в седеющих буклях… и птаха…
Холмы с бархатисто-коричневой кожей…
Наивно тягаться во времени с камнем,
Но с вечностью спорят – поэты от Бога:
К признанью потомком находят дорогу,
Стихами рождая бессмертную память.
* * *
Евпатория, знаешь, с тобой
не бывает ни скучно, ни грустно
ни в звенящее свежее утро,
ни в осенний шипящий прибой.
Ты, наверное, помнишь особ
знаменитых, талантливых, разных:
взгляд ахматовский строгий и ясный
и высокий волошинский лоб,
Маяковского голос и шаг,
и осанку Сельвинского тоже –
до усталости ног и до дрожи
побережьем морским не спеша
шли они, любовались тобой,
ощущали твою многоликость
под гортанность встревоженных криков
быстрых чаек в волне голубой…
«Балаганность» и вдруг – глубина
в синеве и морской, и небесной,
и немеет под звездною бездной
шумный голос курортного дня.
А дома современной мечты
упираются в древнюю тайну:
их соседи – раскопки да ранних
поселений и храмов следы.
Крымский дом
Обвит Ай-Петри серпантином тропок.
Отвесные бока – у скал морских.
То мощный рокот, то несмелый ропот
У водопадов пенных и седых.
И невозможно изъясняться прозой,
Когда закат уже сгорел свечой,
А в небе черном, южном, ярко-звездном
Луна повисла спелой алычой.
Степные ковыли и бризы моря,
Пух белый тополиных завирух,
Акаций пена и лаванда в поле
Рождают здесь особый, крымский дух.
Какую бы ни выбрала дорогу,
Прекрасен и уютен крымский дом.
Спасибо – провидению и Богу
За благо жить, любить, писать о нем.