Стратегия государства в Азиатско-Тихоокеанском регионе пока не имеет полноценного научного обоснованияО важности Дальнего Востока сказано и написано много. В политической повестке стоит новая стратегия развития региона. Но гораздо реже говорится о целях и средствах восточной геополитики, о способах дальнейшего ускоренного развития.О важности Дальнего Востока сказано и написано много. В политической повестке стоит новая стратегия развития региона. Но гораздо реже говорится о целях и средствах восточной геополитики, о способах дальнейшего ускоренного развития.Закономерны вопросы об адекватности целей общественным потребностям, достаточности набора социально-правовых и политико-управленческих инструментов, необходимости поиска и применения новых, что в совокупности позволило бы наполнить новым содержанием формирующуюся стратегию. То есть от непредвзятого и принципиального обсуждения темы не уйти.Постараемся остановиться, во-первых, на анализе целей современного этапа дальневосточной политики, во-вторых, на оценке необходимой роли государственных программ, в-третьих, на обсуждении науки как важнейшего ресурса развития. Об актуальности именно такой постановки проблем свидетельствует не только особая роль региона как стратегического тыла в условиях острейшего противостояния с американскими марионетками в Киеве, но и предпосылки новой «генеральной линии» на Дальнем Востоке.Край нереализованных возможностейПризнавая консенсус в части необходимости и возможности новой стратегии, отметим несформированность общественного и экспертного мнения о ее целях, механизмах, инструментах реализации, что затрудняет принятие принципиальных решений на федеральном уровне. Дальний Восток и Забайкалье остаются непонятыми и неоцененными.Причины и следствия этого многообразны: представления о разных сторонах жизнедеятельности удаленного социума приблизительны и поверхностны, живучи многие мифы, в том числе социально-управленческие. Это можно объяснить, в частности, разрушением научно-экспертного потенциала в ДФО двадцать лет назад, а также преобладанием технократического и экономического подходов в восприятии и изучении региона при отсутствии системных и регулярных социологических замеров, социально-правового и политологического анализа.Результаты проведенных пилотных исследований позволяют увидеть дальневосточный социум с неожиданной стороны. Во-первых, его повышенную конфликтогенность, во-вторых, криминогенность, в-третьих, высокий уровень недоверия населения к власти, даже если ее действия нацелены на решение важных проблем и в целом обеспечивают неплохие результаты.Как показывает изучение конфликтного потенциала российских регионов, максимальные показатели демонстрирует Дальневосточный федеральный округ – 3,5 единицы по пятибалльной шкале, где 0 означает фоновую напряженность, а 5 – множественные открытые конфликты. Несмотря на то, что тенденция выявлена несколько лет назад, факторы, способствующие ее перелому, просматриваются плохо. Повышенную конфликтность на берегах Тихого океана, несколько превышающую даже показатели Северо-Кавказского федерального округа, специалисты объясняют нечеткой позицией государства, слабостью местных властей, углублением различий в социально-экономическом положении регионов, нарастанием неуправляемой и неконтролируемой миграции. За последние годы ситуация радикально не изменилась.С некоторыми оговорками данный вывод относится и к уровню преступности, о чем еще в 2009 году писал и говорил на заседании научно-экспертного совета при председателе Совета Федерации профессор Валерий Маркин, возглавляющий Центр региональной политики Института социологии РАН.Известная присказка, что нельзя приплыть туда, незнамо куда, наполняется особым смыслом, когда речь о Дальнем Востоке. Если не сформулирована четкая цель Российской Федерации в регионе, невозможно выстраивать стратегию, бесполезно затрачивать ресурсы бюджета.На протяжении четырех веков освоения этих богатейших территорий цель и смысл прослеживаются неявно. В советский период появилась довольно размытая задача «экономического развития региона». Чего СССР планировал здесь добиться, не конкретизировалось, но было много красивых призывов усилить, расширить и преобразить. Имелась многолетняя программа строительства Байкало-Амурской магистрали (БАМ) и отдельных инженерно-технологических зон, но фактически выполнены были только два проекта.Первый – программа 1930 года по созданию военно-промышленного комплекса и крупной индустрии, модернизации сельского хозяйства. Соответствующее постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР привело к результатам, которые были очевидны. Второй – программа 90-х годов по демонтажу научно-экспертного потенциала. Ее последствия не преодолены до сих пор. Цели не озвучивались, хотя произносились красивые слова об экономии и рационализации. Итог таков, что от развернутой сети научных учреждений экономического профиля остались осколки вроде хабаровского института с 36 научными сотрудниками, на которых возложены обширные задачи.Еще были программы 1967 и 1972 годов, в которых все-таки указывался некий приоритет: восстановление и развитие ВПК, укрепление военно-стратегического паритета с Соединенными Штатами на Тихом океане. А с середины прошлого десятилетия стала просматриваться целевая установка на превращение Дальнего Востока в транзитный коридор и создание в АТР, в том числе в северо-восточной Азии, альтернативного рынка для российской экономики.Непосильная задача?Несмотря на то, что разработка целей – отдельная исследовательская и политическая задача, этим аспектам уделялось и уделяется явно недостаточно внимания. Программы действий вытекали из самой элементарной экономической парадигмы и считались сами по себе разумеющимися. Потребности жителей, развития человеческого капитала, наращивания научно-экспертного потенциала и интеллектуального обеспечения дальневосточной политики игнорировались.В подтверждение этой мысли сошлюсь на цели государственной программы, принятой 15 апреля 2014 года: «Ускоренное развитие Дальнего Востока и Байкальского региона» и «Улучшение социально-демографической ситуации». Из-за отсутствия в программе характеристик и критериев, раскрывающих это самое «ускорение», а также из-за отсутствия сведений об одобренной правительством РФ модели развития региона трудно понять, какой смысл вкладывается разработчиками в широкое и общее определение.Обновленная госпрограмма РФ «Социально-экономическое развитие Дальнего Востока и Байкальского региона» утверждена постановлением правительства. Сразу отмечу, что по сравнению с утратившим силу документом формулировки целей здесь уточнены, но перечень задач и состав участников существенно сокращен, что может негативно повлиять на реализацию.Проявлением недостаточного качества программы является тот факт, что текстовая часть не содержит описания и обоснования ее целей и задач. Это нарушение методических указаний по разработке и реализации государственных программ РФ, утвержденных приказом Минэкономразвития от 20 ноября 2013 года. Качество документа вызывает озабоченность, поскольку в нем не полностью учитываются, например, приоритеты, цели и показатели (индикаторы) социально-экономического развития РФ, в том числе положения государственного стратегического планирования и критерии, перечисленные в инаугурационных указах президента. Неясно также, выполнялись или нет разработчиками госпрограммы прогнозы социально-экономических, финансовых и иных последствий принятия правительственного решения, а если выполнялись, то кто привлекался к прогнозированию. Ведь речь идет о сложнейшей интеллектуальной и научно-аналитической задаче, для решения которой требуется разноплановая информация.Из пояснительной записки и комментариев ответственных лиц непонятно, проводилось ли финансово-экономическое обоснование, как требуется в таких случаях, а этот аспект заслуживает отдельного обсуждения. К сожалению, нет ссылок и на позицию Общественного совета при Министерстве по развитию Дальнего Востока, хотя это позволило бы шире взглянуть на содержание и задачи госпрограммы через призму реальных процессов в ДФО.В итоге приходится соглашаться с большим числом критических замечаний, отмеченных Счетной палатой России. В том числе с тем, что приведенный перечень мер государственного правового регулирования в госпрограмме является неполным, затрудняет прогнозирование эффекта деятельности.Из документа, который на одном из официальных сайтов выносился на общественное обсуждение, трудно понять и оценить возможную роль в планируемой работе государственных корпораций, открытых акционерных обществ с госучастием, общественных, научных и иных организаций, а также внебюджетных фондов.Выскажу предположение, что, вероятно, трудности превысили ограниченные управленческие возможности молодого и еще формирующегося коллектива Минвостокразвития, превысили совокупную компетентность персонала, что помешало собрать необходимую информацию, всесторонне ее проанализировать и обобщить, а этот изъян не подлежит оправданию даже срочным характером ответственной и сложной работы. Значит, необходимо наращивание управленческого потенциала этого министерства с обязательным анализом предложений общественности, с учетом альтернативных подходов и инициативных проектов.Альтернативная повесткаВ марте 2014 года на заседании президиума РАН состоялось обсуждение принципиального доклада доктора политических наук Владимира Якунина из Института социально-политических исследований РАН, директора того же учреждения академика Геннадия Осипова и ректора МГУ академика Виктора Садовничего. Авторы предложили социально-экономическую и политическую повестку на ближайшие 25 лет с идеей развития в основе мегапроекта. Развитие рассматривалось как ценность и одновременно предмет кооперации, солидарного взаимодействия различных стран, а также как цель и средство. Впечатляет система посылок, на которых были построены доклад и отражаемый им мегапроект:интегральная инфраструктурная система как связующее звено мировой цивилизации, включающей Сибирь и Дальний Восток;реализация мирового инфраструктурного проекта как проявление сдвига к конструктивной глобализации;формирование инвестиционного пространства нового типа;необходимость и важность внутриполитического укрепления России для выполнения функции инициатора мегапроекта. Таким образом, предложен новый геоэкономический, геополитический и геокультурный подход к развитию Дальнего Востока и всей российской экономики, дополненный к тому же идеей солидарного участия. Конкретные пути решения глобальной задачи раскрыты через обоснование стратегической роли транспортных коммуникаций и через неоиндустриальное освоение новых территорий, улучшение условий работы и жизни в Сибири и на Дальнем Востоке с позиций наращивания возможностей железнодорожного транспорта (прежде всего Транссибирской магистрали). Представлен серьезный, насыщенный идеями и содержанием материал для обсуждения, содержащий перспективные идеи и ориентиры.Чтобы их реализовать, в мегапроект включен социально-экономический пояс развития, представляющий не просто своеобразный транзитный коридор, а зону индустриальной революции и прорывных ноу-хау нового технопромышленного уклада. Речь идет о создании интегральных инфраструктур нового поколения, на базе которых будут создаваться промышленные кластеры и поселения, отвечающие современным экологическим стандартам.Научное строительствоВ публикациях по сибирско-дальневосточной тематике обнаруживается явный перекос в сторону естественно-научного и экономического содержания. Среди многих причин и следствий этого перекоса можно назвать как общую структуру науки, так и особую роль естественных и прикладных дисциплин в исследовании природно-климатических ресурсов и создании материально-технической базы региона. Вполне понятен и профиль академических учреждений в структурах ДВО РАН и Саха-Якутского научного центра Сибирского отделения РАН, на 90 процентов естественно-научный и инженерно-технический. Он сохраняется, несмотря на демонтаж дальневосточной науки в период гайдаровско-черномырдинских реформ.Академическая же наука политологического, социологического и юридического профиля в данном регионе отсутствовала еще в советский период и не представлена до сих пор. Традиционно здесь создавались и успешно работали лишь академические учреждения историко-археологического, этнографического и филологического профиля. Но сегодня приходится решать более широкий круг задач, поэтому требуется устранение провалов в территориальной сети академических институтов (несмотря на так называемую реформу РАН) и создание научно-исследовательских учреждений социально-политического и юридического профиля. Соответственно речь идет о комплексе мер, включая учет советского и зарубежного опыта.Вспоминаю двух ярких и смелых политиков, вошедших в мировую историю вследствие Карибского кризиса, – президента США Джона Кеннеди и советского лидера Никиту Хрущева. На мой взгляд, с этими именами связано особое отношение к науке, пусть прагматическое, но заслуживающее внимания и сегодня, их нестандартные шаги по использованию интеллектуального потенциала. Имеется в виду «социологическая интервенция» нескольких тысяч американских специалистов в десятки стран Азии, Африки, Латинской Америки в начале 60-х годов, а также ответ Хрущева в виде десанта крупных советских ученых в Новосибирск, где начал строиться Академгородок как база нового Сибирского отделения Академии наук СССР. США 50 с лишним лет назад пытались на основе длительных научных экспедиций выстроить внешнюю политику в отношении группы стран, ставших независимыми после продолжительного колониального гнета. В свою очередь Советский Союз решил крупнейшую на тот момент внутриполитическую задачу по ускоренному выходу к западно-сибирским углеводородам, а в широком смысле – и по подъему экономики, образования, культуры Сибири.Хрущев предпринял действительно оригинальные меры, чтобы десяток маститых академиков и членкоров, сотни молодых и перспективных докторов, тысячи кандидатов наук и аспирантов сочли за подарок судьбы переезд из обжитых столиц в Сибирь. Москвичам, согласившимся на новое постоянное местожительство, сохранялись тогда жилплощадь и возможность возвращения прописки, что в условиях жесткого паспортного режима было очень важно. Для сотрудников Сибирского отделения АН, преподавателей и студентов Новосибирского госуниверситета в Академгородке была решена проблема доступа ко всем русскоязычным и наиболее значимым зарубежным публикациям и монографиям.В Новосибирске построили огромную библиотеку с подземными книгохранилищами и особым академическим статусом (ГПНТБ СО АН СССР), куда, как в Ленинку, из Всесоюзной книжной палаты обязательно поступал экземпляр каждой книги, выходившей в стране. Помимо того, каждый из двух десятков только что созданных в Новосибирском академгородке НИИ получал на регулярной основе значительные валютные средства для ежегодной подписки на десятки зарубежных периодических изданий. Пожалуй, самое главное заключалось в том, что партийно-государственное руководство Советского Союза передало президиуму СО АН уникальное по тем временам право утверждать учебные программы НГУ с целью поддержания высокого уровня учебно-образовательного процесса и реальной интеграции образования с наукой. Повторение подобного проекта сейчас, когда на повестке дня – ускоренное развитие Дальнего Востока, вполне возможно, но это требует уже не просто смелых решений, но и проработанных алгоритмов действия при соответствующей правовой поддержке.Речь должна идти в первую очередь об актуализации тематики социально-правовых и политологических исследований с помощью РГНФ и РНФ, а также о возможном создании во Владивостоке, Хабаровске и Якутске трех академических институтов – правоведения, социологии и политологии. Почему именно там? Во Владивостоке и Якутске – для фундаментальной поддержки недавно созданных федеральных университетов, выстраивания реальных механизмов интеграции науки и высшей школы. Численность докторов наук по социологическим, политологическим, юридическим специальностям в Дальневосточном и Арктическом федеральных университетах измеряется единицами, а признанных лидеров научных школ еще меньше. Что касается Хабаровска, то необходимость размещения здесь НИИ социально-правового профиля диктуется потребностью научной поддержки деятельности аппарата полпреда президента России в ДФО, возможной передачей ряда управленческих функций из Москвы в связи с увеличением в Хабаровске числа представительств бизнес-структур, госкорпораций, зарубежных компаний. Это неизбежно ведет к росту объема работы и количества принимаемых здесь управленческих решений.Среди возможных направлений фундаментальных и прикладных исследований новых дальневосточных НИИ просматриваются следующие:комплексное изучение специфики и возможностей регионального социума;выявление факторов, способных остановить миграцию в центральные районы страны и стимулировать возврат дальневосточников в прежние места жительства;разработка новых юридических, политологических и социологических инструментов для научного сопровождения федеральных и региональных целевых программ. На этой основе появились бы предпосылки для разработки программы научного обеспечения новой государственной стратегии развития Дальнего Востока и Забайкалья. Таким образом, роль науки в дальнейшем освоении и преобразовании регионов может быть значительной и нестандартной. С этой точки зрения представляются обоснованными предложения вице-премьера РФ Дмитрия Рогозина по воссозданию госкомитета по делам науки и техники. Первым конкретным шагом на этом пути могло бы стать оформление специального раздела в Федеральном плане научно-экспертной поддержки государственных программ, который разрабатывается и обновляется с учетом поручения Владимира Путина от 15 января 2014 года. Именно здесь следовало бы раскрыть роль социологии, политологии, правоведения, что находится в компетенции заместителя президента РАН профессора Владимира Иванова и директора Департамента науки, высоких технологий и образования правительства РФ Алексея Заклязьминского.Сергей Першуткин,эксперт-аналитик
