Островные ценности
Байкальский остров Ольхон — красивейшее место, горы мусора и ростки гражданского общества.
Людям известен совет не строить дома на песке. Но на Ольхоне песок следует за людьми: поставленные в степи или рядом с лесом любые поселения через несколько лет оказываются здесь посреди пустыни. Красота прибайкальской земли, манящая туристов, уходит из-под ног: эндемики вытаптываются, земля разбивается колесами машин, деревья гибнут — и вот уже не найти места более неприглядного на всем острове, чем то, где живет человек.
Местные, кажется, к этому привыкли. В самом большом поселке острова — Хужире, где живет 1200 человек, по широким, как Кутузовский проспект, песчаным улицам ползут сухие трещины земли. Дома сами, как песчинки, рассыпаны без внятного порядка и плана, то залезают пожухлыми палисадниками на проезжую часть, то прячутся где-то в стороне от нее. С 2006-го здесь есть электричество, но, конечно, как в большинстве русских деревень, нет ни централизованного водоснабжения, ни канализации, что хуже — даже колодцев нет. Вода на Ольхоне — на острове, окруженном крупнейшим пресноводным бассейном мира,— в дефиците. Раз в день поутру в Хужир приезжает водовозка, останавливается у обветренных хозяйских заборов, в которых местные открывают специальные заглушки, чтобы втянуть шланг и наполнить бочки. На полив никогда не хватает, каждая капля идет на домашние нужды и на туристов. В десятке "поместий" есть скважины, но это вещь редкая, дорогая и пока экзотическая.
— Может, здесь время остановилось,— говорит Сергей Грудинин, член общественного совета при администрации Хужирского муниципального образования, экс-глава администрации в 1993-1999 годах.— Конечно, электричество нас сильно изменило. Раньше ведь воду для туристов кипятили на костре. Но когда электричество отключают — все совсем по-старому: генераторы, дрова...
С дровами свои проблемы: их нужно возить "с материка", потому что островные леса входят в состав национального парка "Заповедное Прибайкалье" и, по закону, неприкосновенны. А мусор, наоборот, нужно на материк вывозить, выплачивая за один сданный кубический метр отходов 700 рублей. Связь с "материком" поддерживают два небольших парома (летом к ним выстраиваются многочасовые очереди) и зимняя дорога, когда байкальское Малое море (часть воды между западным побережьем Ольхона и материком) окончательно встает во льдах.
Обстоятельства жизни ольхонцев — за вычетом отдельной островной экзотики — россиянам могут показаться знакомыми: та же деревенская жизнь, не поспевающая за сменой тысячелетий, и та же тысячелетняя неустроенность. Что особо выгодное (с туристической, экологической и какой угодно еще точки зрения) расположение поселка не дает ему в российских реалиях никаких преимуществ — вещь тоже в целом известная. Удивительно в этой байкальской истории другое: во-первых, что с имеющимися ресурсами, чуть превышающими средневековые мерки, хужирцы умудряются принимать по 600 тысяч туристов в год, а во-вторых, что у них есть план. Собственный план развития острова, преодоления вековой отсталости и вхождения в XXI век.
Остовы прошлого
— С первого взгляда, может быть, и не скажешь, что мы здесь способны к совместным действиям,— рассуждает Наталья Бенчарова, глава общественной организации Ольхона "Новое поколение", совладелец гостиничного комплекса "Усадьба Никиты Бенчарова".— Народ живет обособленно, потому что народ — без корней. Коренные ольхонцы, буряты, не любят Хужир. Кто согласился здесь жить — отчасти забыл себя. Из русских кто-то оседал в Хужире, спасаясь от советской власти, кто-то шел за заработками, когда остров стал осваиваться... Большое строительство на Ольхоне началось в 1938 году — создавали Маломорский рыбзавод. В 20 километрах от Хужира была своя колония: кто-то сторожил, кто-то сидел. В 1990-е и 2000-е потекли московские дауншифтеры, люди с тонкой душевной организацией,— настолько хрупкие, что даже не подходи. Сошлись мы все вместе, и думалось сначала: где найдешь такой язык, чтобы нам общаться?
Таинственная нелюбовь бурят к советскому поселению объясняется его расположением вблизи скалы Шаманки — раздвоенного мыса с пещерой, вдающегося в водную гладь. Местные шаманы и ламы, малоотличимые друг от друга, с незапамятных времен считают живописный мыс обиталищем самого грозного духа Байкала (а также особого монгольского божества, а также порталом входа в иные миры, а также лучшим местом для медитации). Еще русский географ Владимир Обручев писал о "суеверном страхе, который ольхонские буряты питают к пещере в скале": рядом с Шаманкой не то что никто не селился, но даже не проезжал в повозках, чтобы не потревожить Хозяина Байкала. Хужир, нависающий над Шаманкой, по мысли лам, "наступил скале на горло", а что сделали туристы, вытоптавшие всю траву вокруг, покрывшие мыс граффити и нафотографировавшие море снимков,— вообще не поддается описанию.
"Местью духа" суеверные буряты объясняли череду неудач, преследовавших поселок еще в советское время, хотя с таким же основанием можно считать, что "байкальский дух" мстил всей советской экономике. В 50-е закрылось одно из "градообразующих предприятий" Хужира — лагерь в урочище Песчаном. В конце 60-х — начале 70-х проблемы начались у второго и главного столпа островитянской жизни — Маломорского рыбзавода. Ученые обнаружили, что стараниями местных омуль перевыловлен: его промысел стали ограничивать, а в отдельные годы и запрещать. Наконец, в 90-е завод закрылся, и остров зажил совсем странной жизнью, половину года занимаясь охотой и собирательством, а другую половину — приемом иностранных туристов, полетевших за экзотикой.
"Огонек" уже бывал в Хужире в 1958 году, в пору промышленного расцвета поселка, и тогда, как и 58 лет спустя, удивлялся отсутствию цивилизации, суровости местной жизни и красоте природы. Доставая старый номер журнала и разглаживая черно-белые фотографии, герои той нашей публикации смотрят сейчас на свои молодые лица, признаваясь, что не узнают ни прежней жизни, ни самих себя.
— Отец у меня рыбак был, а мать, ну... как, поваром в колонии работала,— Лидия Седанченко, сейчас — аккуратная бабушка в платочке, второй раз появляется перед "Огоньком" и говорит о прошлом неохотно.— Ну тогда все так... А я с девчонками за водой ходила, смотрю: там фотограф столичный, мы — смеяться, он — снимать. Вот на фото я стою, молодая, с коромыслом. Уже и колодца того нет, и рыбзавода нет. Все другое.
Остов рыбзавода, впрочем, остался, как и живописная дюжина полусгнивших, облезлых кораблей. Наталья Бенчарова с единомышленниками мечтает дать этой ржавеющей массе новую жизнь, но ловить собирается уже не рыбу, а людей: "В старых цехах хорошо бы сделать выставочное пространство. А те фотографии "Огонька" повесить на стены как главный экспонат — приезжим понравится, а для местных будет мостик между прошлым и будущим. Здесь, в Хужире, много проблем со временем, с умением в него вписаться, но нам в последний год хотя бы стало яснее, как их решать".
Женщина на миллион
В реализации плана о перезагрузке поселка Наталья числится ключевым звеном. Именно она в прошлом году получила первый грант Фонда Тимченко для проекта "Остров культуры", а дальше, похоже, вошла во вкус: через пару месяцев выиграла грант областного Министерства экономического развития на проект "Центр детского творчества" в Хужире, объединила силы с иркутскими предпринимателями из Координационного совета (КСО) острова Ольхон и провела конкурс мини-грантов в поселке, тут же создала Общественный совет при администрации поселения, в 2016-м снова выиграла в конкурсе Фонда Тимченко, и, наконец, в партнерстве с КСО в августе получила заветный приз — грант президентского фонда "Перспектива" на организацию Центра социокультурного развития острова... В результате впечатляющей серии побед за два неполных года Хужир с его 1200 жителями получил целевых денег по разным грантам на сумму более 4,2 млн рублей, и все местные волей-неволей признали в высокой энергичной женщине с копной волос реальную гражданскую силу.
— Хотя я до 2015 года вообще ничего в этих грантах не понимала, просто быстро училась,— уверяет "активистка".
О себе Наталья говорит, что она тоже из приезжих, но из тех, "кто по любви". В начале 90-х она была директором крупного иностранного завода в Подмосковье, а на Ольхоне жил Никита Бенчаров — мастер спорта по настольному теннису, ее возлюбленный и будущий муж.
— Созванивались, списывались, а в 94-м я, наконец, решилась и переехала,— вспоминает Наталья.— Накопленные в моей прошлой жизни деньги вложили в развитие тогда еще диковинного туристического бизнеса, потом я продала московскую квартиру. Даже Никита долго не мог поверить, что я останусь на Ольхоне навсегда. Но я здесь пришла в себя, родила двоих детей, научилась смотреть вокруг. Мне никогда не хотелось уехать. Что-то изменить вокруг себя — да, хотелось: дети стали взрослее и, наконец, до этого дошли руки.
Собственная гостиница, знание английского и французского, московские связи Натальи и международные спортивные связи Никиты сыграли на руку Бенчаровым для расширения контактов и перспектив.
— К нам приезжает отдыхать много художников, музыкантов, творческих людей и спортсменов,— рассказывает светловолосый Никита, всегда улыбающийся и совсем непохожий на "хозяина усадьбы".— Один советует другому — и готово. Завязываются знакомства. Скажем, были туристы из Франции, увидели рисунки местных детей, предложили организовать выставку в Анси. Были туристы из Кореи — впечатлились нашим танцевальным кружком, так мы поехали по обмену в город Янгу. Дети из Хужира четыре раза были во Франции, шесть раз в Германии, доезжали до Чехии, Вьетнама, Китая. У родителей таких денег нет, у администрации нет — как все это возможно? А мы просто едем от друзей к друзьям, устраиваем концерты, продаем свои сувениры, в результате возвращаемся даже с прибылью. Дети быстрее всего откликаются на такие простые стимулы — посмотреть мир, показать себя. А через них в новую жизнь втягиваются взрослые.
Дети в пустынном Ольхоне навострились в коммуникации и не испытывают никаких проблем с поиском общего языка: если видят тебя зазевавшимся на дороге — тут же интересуются: "Вы не потерялись?", "Вам помочь?", а потом еще дублируют вопросы по-английски. Пятиклассницы Даша и Настя при встрече с журналистами показали свои навыки в традиционном бурятском танце — ехре, школьник Алексей предложил сыграть в настольный теннис... В отличие от советских ребят 58-го года, хохотавших от смущения перед огоньковской фотокамерой, "новое поколение" раскованно, готово позировать и болтать обо всем. Задним числом очевидно, что ставка на детей — а как раз на создание вокальных и танцевальных детских кружков, открытие музыкальной школы Наталья получила свой первый грант — оказалась решающей в успехе "гражданской инициативы" Бенчаровой. А вот с обучением взрослых предсказуемо оказалось сложнее.
«Это вопрос культуры!»
— Тут климат такой, что даже сплетни замерзают, поэтому когда нам потребовалось что-то сделать вместе, мы просто не верили, что получится,— вспоминает Денис Марков, председатель родительского комитета Хужира, держащий с семьей сувенирную лавку.— Но сработались: поменяли в музыкальной школе электрику, установили сигнализацию и сантехнику, покрасили парты. Наш родительский комитет, собранный летом 2015 года, наверное, стал первым "социальным активом" острова.
Спектр деятельности двух десятков активных родителей планомерно расширялся: от ответственного расходования грантовых денег до привлечения талантливых педагогов из Иркутска. Последнее, кстати, непросто — требовалось убедить, скажем, преподавателя вокала или фольклорных танцев переехать из областного центра на остров, до которого 5 часов пути, если еще переправа работает... Но люди отзывались, получая гарантии сопоставимой зарплаты (родители доплачивают ряду педагогов от ставки до полставки), своей востребованности, решения жилищных проблем ("активисты" помогали с обустройством на месте) и перспектив выхода на "международную аудиторию". Поселок-то гастролирующий.
В конце концов сами иркутяне стали интересоваться Ольхоном: в 2016-м шестеро областных предпринимателей объединились в общественный Координационный совет острова (КСО) для помощи островитянам.
— Мы увидели, что хужирцы стали активно заявлять о себе,— поясняет Эльмира Семенова, председатель КСО.— Это здорово, потому что без инициативы на месте никакие спонсоры не помогут. А тут нашлись люди, которые готовы превращать мечты в проекты,— только научи. Мы объявили первый конкурс мини-грантов: давали по 40 тысяч рублей на реализацию социальных инициатив в Хужире и получили много дельных заявок.
Александр Колесов, один из победителей конкурса мини-грантов, объясняет, почему подался в гражданское общество: "От культуры — музыка, живопись — я вообще далек. По мне что такое деревня? Это когда человек может сам построить себе дом. А дети наши, пусть многому учатся, из-за прогресса стали безрукими. Как они жить будут? Короче, я решил открыть столярный кружок-мастерскую. Директор школы предоставил мне помещение, КСО выделил деньги на развитие. Что делаем? Учимся ровно пилить. Натурально, уже шестое занятие 12 ребят учатся не портить доску. Если к концу года сделаем табуретку, буду считать, социальный долг выполнил".
Еще одни родители — Семен и Карина Майор — получили деньги на самое, пожалуй, неблагодарное дело — благоустройство поселка.
— Пока у нас узкий экопроект: налаживаем раздельный сбор мусора,— поясняет Карина.— Местные в целом и так его практикуют (все биоотходы на компост), а вот туристы не заморачиваются. Между тем раздельный сбор мусора в разы удешевляет его вывоз. Так что мы решили построить 24 специальных контейнера в местах туристических скоплений, купить трицикл для вывоза наполненных мешков и проводить агитацию в отелях для всех постояльцев. Благо, много иностранцев — они понимают, о чем речь.
Когда активность родительского комитета явно вышла за рамки школы, стало ясно, что нужно придумывать новую форму местной социальной организации — так возник Общественный совет при администрации Хужира. У него много экологических целей, которые на Ольхоне с его хрупкой северной природой почти равны целям выживания. Кто-то действует на местом уровне: например, член Общественного совета Вера Шрамко сагитировала односельчан расчистить свалку на окраине леса и устроить на ее месте парк со скамейками. Кто-то пытается достучаться до районной администрации: Ольхону жизненно необходимы очистные сооружения.
— В конце концов это тоже вопрос культуры,— уверяет Эльмира Семенова, поддерживающая хужирцев в борьбе за утилизацию сточных вод.— Как сейчас живет остров? У кого-то есть примитивные очистные, у кого-то из владельцев гостиниц — более продвинутые, но все равно сточные воды очищаются плохо и несистематически. Кроме того, по закону, их никуда нельзя утилизировать. Вы подумайте: 600 тысяч туристов, для которых установлены туалеты и ванны в номерах. Куда что девается? Кто-то тайком вывозит воду в заповедные леса, кто-то спускает в Байкал... И выхода нет.
Конкурс на установку очистных, по оценкам местных, вот-вот будет объявлен, но опыт других прибайкальских регионов, до которых уже добралось это чудо цивилизации, удручает: конкурсы-де якобы выигрывают "нужные" фирмы, услуги которых плохи. Общественный совет надеется проконтролировать процесс, для чего уже обзавелся пулом экспертов и регулярно беседует с местной властью. В планах — втянуть как можно больше ольхонских жителей в социальную активность, для чего по гранту фонда "Перспектива" будет создаваться Центр социокультурного развития.
— Я побывала на нескольких семинарах благотворительных фондов, научилась писать заявки для грантов, и посмотрите, какой результат,— поясняет Наталья Бенчарова.— Отсюда логичный вывод: если научить еще хотя бы 50 хужирцев мыслить "проектно", да объединить наши усилия, мы сможем заявить о нашем видении будущего острова хоть на федеральном уровне. И отношение со стороны администрации станет принципиально иным.
Юдоль скорби
Местная администрация — что муниципального, что районного уровня — между тем не разделяет вдохновения активистов и на вверенную территорию смотрит с глубокой скорбью. И Вера Маланова, глава муниципального образования, и Андрей Тыхеев, мэр Ольхонского района, начинают разговор с прессой однообразно: "Денег нет, что делать — непонятно".
— Я всего две недели на этом месте, а уже разучился улыбаться,— откровенно сообщает Тыхеев.— Сельского хозяйства у нас нет, промышленности нет, всюду ограничения — заповедники! — туда не ходи, здесь не мусори, грибы не собирай, коров не паси... Это невозможно! Только Хужиру на сбалансированность бюджета нужно 4,4 млн рублей в год. Ольхонский район, в который входит сам остров и несколько прилегающих территорий, живет беднее и хуже, чем все прочие, потому что ресурсов нам выделяется столько же, сколько всем,— в расчете на душу населения, а потребностей в разы больше...
С точки зрения главы района, туристы доставляют одни неудобства: да, они помогают выживать местным, но увеличивают нагрузку на коммунальные и медицинские службы, оставляют горы мусора и разбивают дороги.
— При этом вы ж поймите, в местный бюджет от них не идет ничего,— продолжает глава.— Лет пять назад администрация отчаялась, установила шлагбаум на подъезде к острову: хочешь проезжать дальше — плати 30 долларов. Хорошо было, бюджет пошел вверх. Но прокурор приехал, потребовал все убрать. Опять нельзя, неконституционно! Свобода у нас в стране, мол, передвижения...
Но мечта о шлагбауме, похоже, жива на всех уровнях местной власти. В целом чиновники согласны и на более мягкие меры — введение туристического сбора, а главное, с обидой поминают Крым: их-то развивают, а Байкал...
Про Наталью Бенчарову и хужирских активистов местная власть, конечно, в курсе, как и про то, что им удалось своими силами достать деньги, почти равные потребностям острова "на сбалансированность бюджета". Но обычная оптика, похоже, не дает смотреть на людей как на перспективный ресурс развития. Хозяином Байкала готовы признать кого угодно — духа из пещеры, администрацию в Иркутске, но никак не местное сообщество. На языке чиновников это зовется "реализмом", и при всей его обоснованности жить так почти нереально ввиду полного отсутствия надежды. Так что создаваемому Центру социального развития предстоит еще очень многое поменять в местном мировосприятии, прежде чем на страницах "Огонька" появится третий, преображенный Хужир.
Источник: kommersant.ru