Ректор Сколтеха Александр Кулешов: "У нас в стране путают образование с социализацией, это опасно"
Фото: Виталий Шустиков (с) kot.sh
Меняется ли мир к лучшему? Скорее он вынуждает нас становиться лучше. Пару дней назад приходили ко мне стартаперы с очень простой идеей: на каждом рекламном табло повесить bluetooth-модуль — он вас с 70 метров опознает, и табло покажет рекламу, адресованную лично вам. Ну и власти заодно узнают, когда вы здесь были. Их это интересует прежде всего с точки зрения статистики: все городские решения должны приниматься на основе статистических данных. Но важен сам тренд — мир становится всё более прозрачным. А когда появится, например, поиск людей по видео, то в сочетании с повсеместно установленными камерами это приведёт к концу приватности, которая, впрочем, и сейчас-то скорее воображаемая.
Один очень известный человек недавно сказал мне: «Я не хочу жить в „Доме-2“». Фраза мне очень понравилась, но ведь, по сути, мы уже живём в «Доме-2», за стеклянными стенами. Пока, правда, информацию о нас может получить сравнительно узкий круг лиц, но скоро это оружие массового поражения будет в руках у каждого! Начинается жизнь, в которой придётся намного меньше врать и гораздо больше следить за своей частной жизнью, хотя боюсь, что никакой частной жизни просто не будет. Я в этих условиях жить не сумею, но для нового поколения приватность мало что значит. Это и хорошо, и плохо... Во всяком случае обманывать станет невозможно: всё и все на виду. Совершить преступление и избежать наказания тоже будет почти невозможно. Поэтому я и говорю: мир вынуждает нас становиться лучше.
Сейчас все говорят о внедрении блокчейна. Не считаю себя записным лгуном, но я не смог бы быть директором или администратором в этом случае. Во времена моей молодости была пословица: «Когда подписываешь бумагу, считай, что у тебя за спиной прокурор стоит», но в дивном новом мире блокчейна я бы сразу подал в отставку, потому что к идее, что невозможно изменить даже запятую в приказе двухлетней давности, нужно привыкать с пелёнок. Как и к тому, что все твои движения, всё твое прошлое — всё видно. Мы по-другому воспитаны, у нас совершенно иная ментальность и привычки. А молодёжь — не то чтобы она была честнее нас, просто привыкла, что жизнь прозрачна и если хочешь что-то скрыть, то лучше вовсе этого не делать, всё равно узнают.
Вы обратили внимание, что визитки постепенно выходят из употребления? Например, я и множество моих знакомых перестали носить их с собой, потому что достаточно набрать фамилию человека, чтобы найти его контакты. А если тебя нет в интернете, так, может, с тобой вообще не стоит дело иметь? Логика сейчас такая. А ведь ещё 15 лет назад всё было наоборот: если у тебя нет этого кусочка картона, ты как бы и не существуешь. Тогда на визитке пытались мелким шрифтом написать всё, что только можно: лауреат, дважды герой, академик... Сейчас это стало дурным тоном. Интересно — посмотри в Сети, что я собой представляю. То есть люди начали получать информацию по-другому, и это сильно влияет на образ мыслей.
Спросите меня: «В каком году была битва при Азенкуре?» — я вам тут же скажу. По всемирной истории проэкзаменуйте — все даты помню. А почему? В наше время чрезвычайно ценились эрудированные люди, а эрудиция понималась прежде всего как умение быстро извлечь из памяти нужную информацию. Сейчас это совершенно бесполезное качество. Нет смысла запоминать, что битва при Азенкуре была в 1415 году, потому что, если мне эта информация понадобится, я тут же её получу — из воздуха, условно говоря.
Если социальная среда требует людей определённого типа, они появляются, а если, наоборот, бракует — исчезают. На Западе люди вроде как более законопослушные, чем в России. Но 300–400 лет назад всё было совершенно иначе. Во времена Тридцатилетней войны немцев считали лгунами и бездельниками. Новые практики сначала силой врываются в быт, ломают традиции, но постепенно становятся естественными, и следующие поколения уже не понимают, как можно по-другому. Не думаю, что мы деградируем из-за гаджетов, — наоборот, они заставят нас стать лучше. А те, кто не станет, просто не выживут как зашедшая в тупик эволюционная ветвь.
Поколение Z
На протяжении всей истории человечества старики считали, что молодое поколение уже не то, что прежде. А дети — что они сильно отличаются от родителей в лучшую сторону. Но где-то лет в тридцать понимали, что ни черта не отличаются. Точно такие же... Сейчас, однако, на самом деле появилось поколение, которое существенно отличается от предыдущего, от своих родителей. В этом я совершенно убеждён. Это центениалы, поколение Z — ребята, которых по-английски определяют как digitalnatives — цифророждённые. Это люди, которые уже из чрева матери вышли с гаджетом в руках. Они действительно другие, это понятно уже на тысячу процентов!
У меня есть собственное ощущение от этого поколения, очень хорошее. У них есть крайне важный навык, которого нет у нас и который стал неотъемлемой частью их самих. Это умение быстро и точно получать необходимую информацию. Но возможности мозга ограниченны. Если вкладывать их в умение работать с гаджетами, уменьшается ресурс, который можно было использовать на другие вещи. Сейчас наши способности меняются, но ведь подобные сдвиги происходили на протяжении всей истории.
Наши проблемы и недостатки являются продолжением наших достоинств. То, что называют клиповым мышлением, — это даже не невозможность сосредоточиться, а скорее ощущение, что долго думать об одной проблеме просто нецелесообразно. Конечно, в каком-то смысле это ограничитель. Например, теорема Ферма была доказана психом — с обывательской точки зрения, — который всю жизнь думал только об этом. Но мы всё-таки говорим о массовых явлениях, а такие выдающиеся одиночки, как Эндрю Уайлс, доказавший Великую теорему Ферма, были и будут всегда. За феноменом клипового мышления стоит потребность и возможность получать информацию в любой момент, когда в ней возникает необходимость. Эта ситуация делает людей совершенно другими. Если взять образование, то им очень трудно сосредоточиться на традиционных лекциях и высидеть полуторачасовую пару. Они привыкли получать информацию, точно отвечающую на вопрос, но фрагментарную. И это не означает, что они глупее, — они просто другие.
Перескажу вам разговор. Беседуют два моих знакомых профессора; один давным-давно занимается математикой в США, второй в России. Первый спрашивает: «Слушай, какое у тебя впечатление о нынешних студентах?» — «Ой, деградация, конечно, полнейшая... Но решают лучше». Понимаете, это люди, которые по-другому воспринимают информацию и действуют. Я люблю рассказывать про своего внука Макса, который живёт в Париже. Когда у него заканчивается туалетная бумага, что, как вы думаете, он делает? Ищет её на Амазоне. Увидев это, я сказал: «Слушай, Макс, а ты не пробовал посмотреть в кладовке?» Он на секунду задумался и ответил: «Хорошая идея!» Ему не приходит в голову поступить по-другому. Он привык, что любая потребность — в информации, в вещи — удовлетворяется с помощью гаджета.
Как учить центениалов
Сейчас всем понятно, что вкладывать деньги нужно прежде всего в образование. Это первейшая задача любого государства. Наука дарит нам очень важные вещи и при этом базируется на образовании. Если нет образованных людей, то и науке неоткуда взяться. Образование — вещь абсолютно фундаментальная для прогресса, это ледокол для движения в будущее. Но с центениалами процесс обучения надо выстраивать по-новому. Им трудно слушать лектора, особенно долго, но они очень хорошо реагируют на персональный подход. Мы в Сколтехе ввели то, что сами называем «командно-персонализированной системой обучения». Она уже работает, хотя пока и не в полном объёме. Берём группу и даём ей конкретное задание — скажем, спроектировать дрон, который вылетит из трубки и после выполнения миссии приземлится в автоматическом режиме. Студенты проходят все стадии работы над проектом: моделирование, цифровое проектирование, сертификацию, изготовление прототипа, испытания...
Конечно, это не новый шаг в науке, а учебная работа, но она заканчивается созданием настоящего аппарата, над которым работал весь коллектив. Ребят разбивают на тройки: двое младших и один старший, который проходил этот курс в прошлом году. Я шучу, что у нас дедовщина, как в советской армии: есть салаги, есть деды, ну и постдок в роли прапорщика... Мы убедились, что такая форма обучения в миллион раз эффективнее. Во-первых, learning by doing, обучение методом создания чего-то своими руками, — это всегда лучше и результативнее. А во-вторых, это та форма работы, которая для молодёжи наиболее органична: глаза в глаза.
Когда мы были студентами, то начинали с теории, а уже потом решали практические задачи. А они хотят начинать с задачи! И только если задача не решается, тогда можно посмотреть, как это делается. Они гораздо более рациональны в выборе объёма знаний. Абстрактное знание из их обихода практически исчезает. Не поймите неправильно: это совершенно не исключает фундаментальной науки, потому что фундаментальная наука тоже состоит из задач. Но если я могу решить задачу без изучения той или иной теории, значит, эти знания мне не нужны.
Системе образования придётся подстраиваться к особенностям нового поколения — не наоборот. Мы вынуждены будем это сделать. Образовательная система должна радикально измениться, но не так, как думает большинство. Мы персонализируем обучение. Наш «командно-персонализированный метод» не нов — мехматовские кружки в мои годы так и работали: старшие учили младших. И именно этот метод образования следует называть классическим — так строилось обучение, например, в Древней Греции: учитель лично передавал знание ученику. В каком-то смысле мы должны вернуться к истокам — к тому, как это было устроено во времена Платона.
Хайп по поводу удалённого обучения и онлайн-курсов во многом оправдан, я и сам почти каждый уик-энд смотрю что-нибудь для профессионального развития. Это хороший довесок к образованию, но нелепо считать, что таким образом можно подготовить высокопрофессиональных людей. Ничто не заменит живое общение между учителем и учеником, только так можно воспитать специалистов высокой квалификации.
Мир пришёл к массовому образованию, потому что возникла огромная потребность в людях средней квалификации. Но боюсь, время то ушло, и это страшная социальная проблема. Уже сегодня экономике всё меньше нужны середнячки, а в дальнейшем требования к квалификации тех, кого не заменить автоматикой, будут только расти. Есть, правда, и другая точка зрения: сто профессий умрёт, а на их месте родится двести новых. Мы это уже проходили — беспокоились, когда появились паровые машины и ткацкие станки, потом электричество... Монтёры стали электромонтёрами — каждая промышленная революция, уничтожая одни профессии, рождала другие. Но я не понимаю, откуда возьмётся эта масса новых профессий для людей со средней квалификацией. Мне кажется, на этот раз всё будет иначе.
У нас в стране путают образование с социализацией, это опасно. Наше массовое высшее образование — это не институты, где получают квалификацию, а институты социализации. Они выпускают, допустим, инженеров, которые совершенно не понимают современной инженерии и работать как инженеры не могут. Их до сих пор учат сопромату — это всё равно что логарифмической линейке учить. В итоге они могут выполнять лишь примитивные операции, которые давным-давно никому не нужны, точнее, их делают машины. Зачем тогда это всё? Ну надо же что-то делать с мальчиками и девочками 17–22 лет — в вузе они по крайней мере под присмотром, там порядок, занятия какие-никакие, за пять лет чему-нибудь научатся, с хорошими, умными людьми познакомятся. Это похоже на призывную армию, другой важнейший институт социализации. Так сложилось, что я хорошо знаю Францию и не раз слышал от французов, какую большую ошибку они сделали, когда ликвидировали призывную армию. Множество людей с окраин и представителей национальных меньшинств именно там становились собственно французами и приобретали базовые социальные навыки. Думаю, сегодня в России таких вузов 90%. Что с ними делать, я не знаю, просто хочу отметить, что у них другая функция: не образование, а социализация. Не стоит путать эти два процесса.
Чтобы понять российские особенности образования и адаптировать к ним мировые практики, нужен полигон, который покажет, как и чему мы должны учить. Первые полтора месяца на посту ректора я только и делал, что говорил с выпускниками Сколтеха, — почти всё время на эти разговоры тратил, пока у меня не сложилось максимально ясное представление о том, что здесь происходит, что в системе обучения хорошо, а что надо менять.
Сколтех — это и есть полигон, на котором отрабатываются лучшие образовательные практики будущего. Не те, которые лучше всего показали себя в других странах, а те, которые оптимальны для нас. У нас другая система преподавания и, например, до сих пор сохраняется элитное школьное образование, чего почти нигде в мире нет. Зато, допустим, средний американский студент психологически гораздо взрослее нашего. Он знает, что за годы его обучения в MIT заплачено 44 тысячи долларов и второй такой возможности не будет. И отлично понимает, что должен выйти оттуда абсолютно подготовленным к жизни. Наши студенты в большинстве своём почему-то психологически гораздо менее зрелые, у них не сформирована мотивация. Поэтому механический перенос западных практик не сработает — не получится просто взять и скопировать опыт MIT.
Нечеловеческий интеллект
Всё самое интересное сейчас происходит в области искусственного интеллекта — и чем дальше, тем больше. Очень забавную с философской точки зрения вещь сделал Илон Маск, который тоже серьёзно занимается ИИ в рамках программы OpenAI. Представьте себе компьютерную симуляцию поединка борцов сумо. Начинают они с хаотичных движений руками и ногами. Каждым из борцов управляет своя нейронная сетка, которая поощряет за победу — выталкивание соперника из круга, и штрафует за проигрыш. И спустя некоторое время сумоисты начинают двигаться как будто совершенно осмысленно: бросаются друг на друга, один вдруг пропускает — другой вылетает из круга... Они становятся мастерами! Это словно самозарождение жизни из грязи — появление интеллекта из ничего, понимаете? Прямо на наших глазах. Какая интересная история с философской точки зрения!
К нам недавно приезжал президент KAIST, Корейского института передовых технологий — самого продвинутого вуза Южной Кореи. Он рассказывал, что европейцы не понимают, каким шоком была для корейцев победа программы AlfaGo над их чемпионом по го, потому что каждый кореец знает, что эта игра не на расчёт — на интуицию. Для них го — важный элемент образования, там с первого класса факультатив по го, почти обязательный. Они считают, что эта игра сильно влияет на развитие интеллекта. Победа машины в го настолько их потрясла, что искусственный интеллект практически сразу был объявлен приоритетом номер один в Южной Корее — и сейчас это действительно так.
Недавно Оксфорд и Стэнфорд провели опрос среди участников NIPS — ведущего мирового форума по исследованиям в области искусственного интеллекта. Респондентов спрашивали: когда ИИ сможет...? Дальше шёл перечень примерно из 40 занятий, от стирки белья до доказательства теорем. И ни один из участников опроса не сказал «никогда»! Сроки варьировались от 3 лет до 15–20, но, повторю, никто не сказал «никогда».
Развитие искусственного интеллекта не исчерпывается глубоким обучением — у этого метода есть свои ограничения. Машинное обучение опирается на большие данные: задача может быть решена, только если есть достаточно данных. Но ведь ребёнок учится по-другому. Если показать ему фотографию жирафа, ребёнок раз и навсегда поймёт, кто такой жираф. Это называется few-shot learning — обучение на незначительном количестве примеров. Думаю, что и развитие искусственного интеллекта рано или поздно пойдёт по этому пути. Пока существенных успехов нет, но работа ведётся.
Опубликовано в журнале «Кот Шрёдингера» №1-2 (39-40) за январь-февраль 2018 г.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky