— Валю-у-у-у-ха-а-а! – донесся из открытого окна голос нового соседа. — Опять нажрался, — ворчит…

— Валю-у-у-у-ха-а-а! – донесся из открытого окна голос нового соседа.
— Опять нажрался, — ворчит забежавшая ко мне на минутку и застрявшая на часок Валентина.
— Почему ты так решила?
— Хм, пора привыкнуть! Он Валюхой называет меня только по синьке. Трезвый либо Валюша, либо Валентна Андреевна, ну или, дома, мать. Как 50 граммов на язык попало, так сразу Валюха. Раз орет во всю глотку, значит, не меньше чекунделя принял на грудь.
— Чего? – переспрашиваю я, услышав новое для себя слово.
— …?
— Не меньше чего ты сказала? – пытаюсь прояснить ситуацию и обогатить свой словарный запас.
— Не меньше чекунделя, — как ни в чем не бывало, повторяет Валя.
— А что это? Впервые слышу.
— Чекушка. Знаешь такое слово?
— Знаю.
— Олег чекушку называет чекунделем.
— Валю-у-у-у-ха-а-а! – снова слышится с улицы.
Валя подходит кокну и, высунувшись по пояс, кричит под стать мужу:
— Чего орешь, алкашня?
— Да трезвый я, трезвый, — отвечает ей Олег.- Иди сюда, разговор есть.
— Тебе надо, ты и иди, — ворчит Валентина
— Не могу, я не один, — соседка вопросительно смотрит на меня
— Пусть идут вдвоем.
— Идите оба.
После непродолжительной паузы, Олег смущенно и очень тихо говорит:
— Да я с котом.
От неожиданности, Валя опускается на стул.
— Что-то случилось
— Почему ты так решила?
— Олег с детства не переваривает ни кошек ни собак. У них дома жили пес и кот. Олег долго и упорно доставал собаку и та, не выдержав, злобно гавкнула в его адрес. Кот, уж не знаю по какой причине, кинулся на мальчишку и оцарапал ему руку. Моему благоверному в то время шесть лет было и он, с перепугу, напрудонил в штаны. С тех пор не любит ни кошек, ни собак. А тут раз и … с котом. Может, выйдем?
— Пусть заходят. На улице так мерзко, что я не хочу выходить, а любопытство распирает.
— А как же твой Герочка?
— Ему фиолетово. Он на кошек не реагирует.

Нашим изумленным взорам предстал Олег с наливающимся синяком под глазом. Трезвый. Застенчиво улыбаясь, он достал из-под куртки крохотного, полутора-двух месяцев от рода, котенка. Сфинкса. Олег протянул его жене.
— Вот!
Валя отпрянула.
— Что это? Ты же сказал, что пришел с котом.
— Это и есть кот, только маленький.
— Да это страшилище какой-то, а не кот, — возмущается супруга.
Олег умиленно гладит дрожащего от страха и холода котенка.
— Ты приглядись к нему! Он же такой славный.
— Где ты взял ЭТО? – свирепеет Валентина
— Долгая история, — отмахивается ее муженек.
— Мы хотим знать.
— Меня Пахомов Витька попросил купить ему чекундель на лечение. Денег дал. У них же в доме первый этаж высокий, с претензией на балкон, который чуть выше тротуара. Выхожу из подъезда, а тетка на импровизированный балкон выкидывает эту кроху и орет на него:
— Сиди тут, безмозглая тварь, пока не поумнеешь.
А он такой крохотный, такой беззащитный, как новорожденный ребенок. Совсем голенький. Я и говорю:
— Ты чего издеваешься над животинкой? Не нужна, так отдай другим.
Тетка мне в ответ:
— Он, между прочим, денег стоит!
А у меня в кармане свой рубль, да пятихатка, что Витька на чекундель дал. Я достал деньги и подаю ей.
— На, — говорю, — все, что у меня есть и отдай мне животинку.
Тетка рассмеялась мне в лицо, обложила матом и захлопнула дверь. Я пошел к магазу. Только до угла дошел, как слышу за спиной теткин голос:
— Слышь, мужик, забирай эту тварюшку! С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Я отдал деньги, забрал котенка и пошел к Витьке покаяться, а он … вот, — Олег машинально дотронулся до синяка. – Валечка, давай мы его себе оставим, а? Он такой лапочка, такой миленький. Только это… отдай Витьке 500 рублей. Знаешь я решил назвать его Чекунделем, чтобы все деньги, которые у меня уходили на стеклянные чекундели теперь тратить на него.

Валентина в последнее время расцвела, похорошела, раздобрела. Все свое свободное время она старается посвящать своим мужчинам — Олегу и Чекунделю. Олег с тех пор, как в доме появился сфинкс не пьет совсем. Недавно соседка поделилась новостью:
— Мы ждем пополнения в семействе, уже четырнадцать недель. Анжела учиться уехала, мы с Олегом и Чекунделем остались. Дочь, конечно недовольна, говорит, что мы рехнулись на старости лет. А какая старость, если мне всего тридцать шесть?

источник