Французские историки о неизбежном распаде Евросоюза
О кризисе Евросоюза уже несколько лет пишут все западные СМИ.
Среди основных симптомов этого кризиса — миграционная проблема, рост правопопулистских движений, замедление экономического роста еврозоны, но главное — неспособность руководства ЕС дать адекватный ответ на вызовы сегодняшнего дня. В документах и резолюциях Еврокомиссии глубинные причины кризиса вообще не затрагиваются. В этой связи будет интересно познакомиться с мнением двух видных критиков европейского проекта — французского историка и антрополога Эмманюэля Тодда и философа Мишеля Онфре. Они считают, что Евросоюз обречен на гибель по причине слишком больших различий в исторической традиции, психологии и укладе жизни европейских наций. Подобно СССР в 20 веке, Евросоюз споткнулся о человеческий фактор и не смог навязать свою идеологию народам «империи». Авторы обращают внимание на удивительный факт: образование Европейского Союза в феврале 1992 года практически совпало во времени с распадом другой «империи» — Советского Союза (конец декабря 1991 года). Случайно ли такое совпадение? Или ЕС решил перенять у СССР эстафету и предложить свой проект объединения народов? Задумка была благая: «отцы-снователи» ЕС Робер Шуман и Жан Монне мечтали преодолеть вековые конфликты на континенте и создать «Европу народов». Однако этот проект сегодня терпит крах. Согласно всем опросам общественного мнения, большинство европейцев негативно относятся к Евросоюзу, Еврокомиссии и другим органам объединенной Европы. Евроскептики во всей Европе считают Еврокомиссию паразитическим образованием, холодным и бюрократическим монстром, который не выражает интересов народов Европы, никем не избирался и защищает абстрактные неолиберальные принципы. Наряду с этим все сильнее проявляется протест против единой европейской валюты евро, которая становится помехой для экономического развития Южной Европы, прежде всего Италии и Греции.
Известный французский философ Мишель Онфре на страницах еженедельника Marianne выражает мнение, что Маастрихтский договор 1992 года заложил основы новой европейской империи. Евросоюз сочетает признаки международной организации и государства, но по важным параметрам он представляет собой именно империю, считает Онфре. Ведь империя — не обязательно монархия, форма правления может быть любая — демократическая, феодальная, коммунистическая. Евросоюз имеет свой флаг, свой девиз «Единство в разнообразии», свой гимн, свою идеологию (неолиберализм), свою конституцию (Римский договор), свою валюту (евро), свой парламент в Страсбурге и свое правительство (Еврокомиссия) в Брюсселе. У Евросоюза есть «отцы-основатели» (Робер Шуман и Жан Монне), свои апостолы (Конрад Аденауэр, Франсуа Миттеран, Жак Делор), активные пропагандисты, вышедшие из мая 68 года, такие как Даниэль Кон-Бендит, интеллектуалы (Жак Аттали) и практически весь мир европейской журналистики, придерживающийся неолиберальных взглядов.
Показательно, что во имя этого «священного имперского монстра» теперь запрещено защищать интересы национальных государств и наций. Иначе тебя назовут националистом, ксенофобом, расистом и даже неонацистом. На самом деле, возник новый вид идеологической нетерпимости, который лишает права голоса всех, кто защищает интересы граждан и отдельных стран.
Мишель Онфре констатирует: «Маастрихтская империя (Евросоюз) является неолиберальной тиранией, которая навязывает народам Европы рыночные наднациональные законы, используя авторитарные и бюрократические методы государства. ЕС располагает собственным бюджетом, полученным на средства европейских налогоплательщиков, который обеспечивает ему политическое и идеологическое доминирование. Маастрихтская империя имеет громадный медийный ресурс — прессу, радио, телевидение и интернет, через которые непрерывно ведет мощную пропаганду. Что касается идеологии, то ее лучше всего отражает манифест французского леволиберального фонда Terra Nova. В нем констатируется, что европейские избиратели все больше тяготеют к правопопулистским и националистическим движениям. В этой связи предлагается создать широкий фронт меньшинств (сексуальных, расовых, этнических, религиозных и других) чтобы противостоять «реакционному большинству», прежде всего семейному среднему классу Европы, придерживающемуся христианских традиций. Таким образом, меньшинства Европы смогут объединиться, сформировать избирательное большинство и проводить во власть своих представителей. Если раньше сторонники демократии опасались «тирании большинства», то маастрихтское государство создает новую модель — «тиранию меньшинств». Кстати, аналогичная ситуация складывается в Соединенных Штатах, где Демократическая партия пытается заручиться поддержкой всевозможных меньшинств — ЛГБТ, афроамериканцев, этнических групп, но также представителей сект, андерграунда и других маргиналов. Их главный противник — средний класс, белые американцы.
Онфре резюмирует: традиционные европейские классы принесены в жертву на алтарь либерально-рыночной идеологии и интересов меньшинств. Теперь становится очевидно, что все обещания Маастрихта (всеобщая занятость, мир, экономический рост и т.д.) были ложью. В Европе растет социальное неравенство, средний класс нищает, богатые богатеют. В угоду рыночной экономике исчезают основы «социального государства»: армия, школа, здравоохранение. Любая попытка граждан выразить свой протест выставляется неолиберальными СМИ как шовинизм и неонацизм.
Онфре напоминает, что на референдуме 2005 года французы отвергли Маастрихтский договор. Однако брюссельские бюрократы смогли обойти народное вето и заменили провалившийся проект конституции ЕС Лиссабонским договором, который одобряли уже парламенты, игнорируя мнение избирателей. В этой связи Онфре выражает симпатию попыткам Великобритании сбросить с себя ярмо Маастрихтской власти. Он уверен, что предстоящие в 2019 году выборы в Европарламент станут победой «народных» сил.
Аналогичной точки зрения придерживается французский историк и антрополог Эмманюэль Тодд. В интервью немецкому изданию «Шпигель» (Der Spiegel) он отмечает, что сегодняшняя Европа в кризисе, она расколота, народы лишены веры в будущее, а правящие элиты ощущают свое бессилие. Это очень печально, но такого развития событий следовало ожидать. Более того, оно было неизбежно.
Тодд придерживается не экономического, а антропологического взгляда на историю Европы. Он считает, что создавать механизмы сотрудничества между европейскими нациями после Второй мировой войны было благородной и вполне разумной задачей. Вопрос — в степени интеграции. Именно как антрополог он уверен, что невозможно построить европейское сверхгосударство, учитывая колоссальные различия в культурном уровне, традициях и моральных установках народов, населяющих Европу. Евросоюз явно переоценил свои возможности — так же, как Советский Союз до него.
Примечательно, что Тодд был одним из первых, кто предсказал в 1976 году развал СССР на основе антропологических показателей (смертности, распада семьи, национальных противоречий). Он считает, что, вопреки марксистскому постулату, не экономика определяет ход истории. Важнейшие изменения происходят в глубинах социальной жизни. Европе угрожает очередная раздробленность, поскольку политики и экономисты, навязывающую либеральную идеологию, не учли разнообразия континента. Они приказали французам работать как немцы, немцам — вообще отказали в праве на идентичность. Но они не учли, что француз никогда не захочет и не сможет работать как немец, что уж говорить о нациях южной Европы. Европейская идеология стала выражением экономического догматизма, она не желает признавать реальность и потому зашла в тупик.
Тодд уверен, что невозможно понять нынешний европейский кризис, если оставаться заложниками принципов, на которых был построен Евросоюз. Это вера в примат экономики и общее движение наций к единому потребительскому рынку. Теоретически в мире, где экономика была бы мотором истории, а страны смогли бы достичь одинаковой производительности, такой проект мог бы сработать, но мир устроен иначе. Теория конвергенции действовала в 60-е годы, когда Западная Европа смогла преодолеть отставание от Соединенных Штатов. Но в эпоху глобализации это правило не работает, что наглядно демонстрирует пример Восточной Европы, которая никогда не приблизится к уровню «старых» европейцев. Наоборот, сегодня повсюду доминирует тенденция к неравенству и неравномерному развитию. Это стало результатом доктрины свободного рынка и глобализации. Во всем мире развернулась беспощадная экономическая и торговая война. А в Европе монетарный союз резко усилил противоречия между странами: они участвуют в общей гонке, но с разными гирями на ногах.
Валютный союз (евро) был идеей президента Франции Миттерана, который хотел таким образом ограничить экономическое доминирование Германии и немецкой марки. Однако сугубо рациональный расчет француза привел к тому, что более слабые экономики Европы были вынуждены подлаживаться под немецкие финансовые критерии — уже под видом евро. Это стало кошмаром для большинства экономик зоны евро и только усилило позиции Германии.
Греция и Италия — тому самый яркий пример.
Нынешний кризис в Европе, заключает Тодд, ведет к тому, что итальянцы, англичане, французы и немцы, не говоря о венграх и поляках, все сильнее ощущают свою национальную идентичность. Они возвращаются к своим национальным ценностям и корням, находя в них залог самосохранения. Неолиберальные теории вроде «братства народов», мультикультурализма и свободного рынка потерпели полный крах. Достаточно взглянуть на жесткое противодействие, которое вызвало в Европе нашествие мигрантов. Но в Брюсселе этого как будто не замечают, еврократы живут в отрыве от реальности. Это самоослепление имеет исторические аналогии и напоминает поведение правящих классов Франции накануне Великой французской революции, российской элиты перед падением царизма, Политбюро КПСС накануне Перестройки. К проявлениям растущего в мире изоляционизма и национализма Тодд относит Брексит и появление на политической сцене президента США Дональда Трампа.