онотоле part deux, with vengeance
Мы помним, как развалился «Шаттл» из-за того, что одна из чешуек брони на обшивке отвалилась. А тут дырка. Два миллиметра в космосе — как два километра на Земле. Не могла ли это быть не просто какая-то дурацкая выходка американских детсадников, а диверсия? Представляете себе, как повлияла бы на рынок российских космических услуг катастрофа с гибелью людей нашего корабля «Союз»?
Нет, тут, к счастью, всё в порядке. Отверстие проделано в борту бытового отсека нашего корабля. При возвращении из космоса бытовой отсек так в космосе и остаётся, его отбрасывают перед началом посадки. То есть сразу после того, как корабль начал торможение, бытовой отсек сначала чуть-чуть притормаживают вместе с кораблём, чтобы он потом сгорел в атмосфере штатным образом. Но сразу же после этого его отстреливают и ведут основное торможение уже без него. Такая последовательность действий, во-первых, снижает общую массу, которую надо тормозить. И, во-вторых, обеспечивает сгорание этого самого бытового отсека просто сгорит в атмосфере без опасности для чего-либо на Земле. Кстати, если бы не было отверстие обнаружено сразу, если бы приняли решение о немедленном, досрочном возвращении экипажа на Землю ввиду падения давления в отсеке «по неизвестной причине», то эта причина так бы и осталась неизвестной. Место для пакости выбрали очень грамотно — и безопасно, и практически невозможно узнать, что, собственно, случилось. Нам очень крупно повезло, что наши космонавты оказались достаточно грамотными, чтобы быстро отыскать место утечки. Но диверсии именно против нашего космического корабля с летальными намерениями, к счастью, не было. Эта пакость обусловлена иными причинами.
Помимо простого личного шкурного желания — не попытка ли это всё-таки бросить тень на русскую космическую программу?
Думаю, что в данном случае тени, брошенной конкретно на Россию, не получилось бы в любом случае. То есть рассказов о том, что вот, мол, что-то в космосе не в порядке, было бы, естественно, очень много, но вряд ли была бы возможность обвинить в этом непорядке именно нас. Но тень на космическую деятельность человека в целом уже брошена неприятной историей с отверстием.
Что касается теневых и тёмных проблем во взаимоотношениях Роскосмоса и NASA, то это, насколько я могу судить, связано не с англосаксонским менталитетом, а скорее с англосаксонским способом поторговаться. Я совершенно не уверен в том, что в обозримом будущем начнётся серийное производство многоразовых кораблей. Кроме того, у меня было довольно много публикаций, указывающих, что при современном уровне развития космических технологий это невыгодно. Скажем, знаменитые космические «челноки», летавшие начиная с 1981 года около 30-ти лет, были задуманы как средство дешёвой доставки грузов на орбиту. А на практике цена доставки, даже с поправкой на инфляцию, оказалась в несколько раз дороже, чем на американских же одноразовых аппаратах. Но дело ещё и в том, что на одноразовом корабле каждый раз испытываются какие-нибудь изменения и дополнения. Это не так уж сложно, поскольку в космических технологиях всё стараются многократно зарезервировать. То есть можно из нескольких экземпляров устройства, предназначенного для какой бы то ни было цели, поставить один экспериментальный экземпляр новой конструкции. И если он сработает плохо, то остальные его подстрахуют. Если сработает хорошо, то в следующем рейсе он будет основным, а старый дублирующим. После нескольких рейсов, когда будет видно, что новый прибор работает нормально, его просто сделают штатным.
Так вот, с многоразовыми кораблями это практически невозможно. По многим существенным техническим причинам корабли, спроектированные по технологиям 1970 годов и начавшие летать в 81-м, так до конца и оставались порождением технологий 70-х. Когда, например, исчерпали свой срок годности процессоры бортовых компьютеров, пришлось искать через интернет-аукцион e-bay старые-старые электронные игрушки, чтобы из них выковырять процессоры той же модели и из этих процессоров отобрать работоспособные.
Многоразовая техника стареет несравненно быстрее одноразовой. Наши пассажирские космические корабли летают на ракетах, чья нижняя часть на глаз неотличима от ракеты Р-7, впервые запущенной в 1957 году. Но именно внешне — внутри там всё совершенно другое, качественно отличающиеся просто потому, что совершенствование «семёрки» происходит при каждом очередном её запуске. Так что я совершенно не боюсь нашего отставания по части многоразовых кораблей. На мой взгляд, ухудшение взаимоотношений Роскосмоса и NASA — следствие не того, что американцам удался какой-то технологический прорыв, а того, что они осознают бесперспективность того, что делают сейчас. И пытаются, угрожая нам своими новшествами, добиться для себя более выгодных коммерческих условий аренды нашей техники.
Кстати, по этому поводу Рогозин тоже высказался: «Основатель американской компании SpaceX Илон Маск продаёт Пентагону ракет-носители по заниженным ценам. Действия Маска являются чистым демпингом для того, чтобы выдавить Россию с этого рынка, он продаёт пуски от 40-50, иногда от 50-60 миллионов долларов. При этом за каждый пуск Пентагон платит SpaceX около 150-ти миллионов в данном случае власти США доплачивают Маску для того, чтобы он вывел на рынок дешёвый продукт».
Насколько мне известно, всё так и есть. Но ообщеМаск прежде всего опирается на колоссальный патентный фонд. В принципе, в Соединённых государствах Америки все изобретения, сделанные в рамках работы на какого-то конкретного заказчика, считаются собственностью этого заказчика. В частности, всё, что сделано по заказам NASA, считается собственностью NASA. А по американским же законам то, что находится в государственной собственности, как правило, доступно частным лицам на условиях символических.
Когда американцы обеспечивали переброску в Израиль продукции, сделанной чехами в начале 1945 года по немецким заказам, тогда продали несколько сот самолётов военно-транспортной авиации по доллару за штуку экипажам этих самых самолётов. Экипажи демобилизовались и несколько месяцев летали на них, пока не перевезли всё оружие и боеприпасы из Чехии в Израиль. Ну а потом они опять же по доллару за штуку продали эти самолёты обратно военно-воздушным силам и восстановились на службе.
Так вот, практически весь фонд изобретений, сделанных во время разработки космических челноков, доступен любому желающему, включая того же Маска, по символической цене. Маск сейчас отрабатывает различные решения, которые были придуманы давно, но по каким-то причинам не использованы. Точно так же и другие фирмы, причастные к аэрокосмической деятельности, перемывают отвалы разработок космических челноков в надежде найти там ещё что-нибудь полезное. Вероятнее всего. это касается и «Боинга», которым нам грозят. В 70-5 было придумано много всякого интересного, и, естественно, с американской точки зрения сейчас выгодно сначала перепроверить, насколько удачны были тогдашние находки — а уж потом искать что-нибудь новенькое. Но как бы то ни было, ещё раз повторю, на современном уровне развития космических технологий одноразовая техника эффективней многоразовой. Это сохранится, по крайней мере, до тех пор, пока основные двигатели космических аппаратов работают на чисто химических реакциях.
О словах вице-премьера Борисова про системный кризис в космической отрасли. Кризисы, несомненно, имеют место быть, в том числе и в том же Роскосмосе. Но, на мой взгляд, цифровое проектирование, на котором сделал упор Борисов — это не причина кризиса, это лишь одно из множества его проявлений. Да, действительно, в «цифре» проектировать несколько легче и ощутимо быстрей, но никакое цифровое проектирование не заменит понимания. Скорее, даже без этого понимания цифровое проектирование оказывается опаснее аналогового, потому что легче не заметить какие-то принципиальные ошибки. Например, ошибка в выборе самой вычислительной модели — не адекватной, не соответствующей физическим особенностям устройства. Это, к сожалению, гораздо сложнее заметить в цифре, чем на бумаге. На мой взгляд, главная причина системного кризиса отрасли — это не то, что проектируют не в «цифре», а то, что различие уровней оплаты руководителей и основной массы разработчиков в космической отрасли — несуразное, совершенно дикое.
Я, конечно, могу чего-то и не знать, но по доходящим до меня сведениям оплата основной массы разработчиков хотя и выше прожиточного минимума, но не настолько, чтобы туда хотели идти свежие люди. Соответственно, вся отрасль — не только конструкторские бюро, но и заводы — варятся в собственном соку не от того, что кто-то там не перешёл на «цифру», а от того, что свежие люди туда просто не идут. Человек достаточно умный, чтобы работать в космосе, сейчас в других местах может заработать на порядки больше. На помойке, на мусорном бизнесе, можно заработать несравненно больше, чем в космосе. И пока это так, пока руководители основных отраслевых структур будут, грубо говоря, жиреть за счёт рядовых сотрудников, а самих этих сотрудников держать на голодном пайке — до тех пор я совершенно не надеюсь ни на какие принципиальные новшества в российской части космоса. Да, у нас есть прекрасный задел, прекрасный ещё и потому, что мы не бегали за каждой модной новинкой, а интересовались принципиально важными делами. Но даже этот задел, по сути, некому передавать. Кстати, Рогозина направили на космические дела как раз ради того, чтобы он разгрёб накопившиеся в Роскосмосе Авгиевы конюшни. Насколько я могу судить, именно навозную несправедливость в оценке труда надо разгребать в первую очередь.