Бунт заточек (18+)

В начале ноября в СМИ и соцсетях появилась информация о бунте в еще одной омской колонии — в ИК-3 (в октябре взбунтовалась ИК-6). Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) всячески это отрицала: мол, ничего страшного, бытовая ссора, просто заключенный-тувинец кого-то порезал. Но оказалось, что пострадал не просто кто-то,а главный активист колонии Владимир Жилин. Произошло это утром 8 ноября на зарядке.

Трофим Уваров (имя и фамилия изменены в целях безопасности) освободился из ИК-3 в ноябре 2018 года:

«Прямо на плацу перед дежурной частью Жилу [Жилина] потыкали в грудь, четыре раны. Этот тувинец, фамилия его Куупар, что пырнул его, тоже в пятом отряде был. Жилин до этого был завхозом в девятом адаптационном отряде».

Адаптацию закрыли в первых числах ноября. Видно, ждали комиссию какую-то, и всех активистов раскидали по разным отрядам. Жилина — в пятый режимный отряд отправили, опасный рецидив. Он там буквально несколько дней пробыл, и это случилось. Видимо, над этим тувинцем он сильно издевался. Заточкой он его. Заточку на промке, видать, сделал. Но она короткая оказалась. Жила-то здоровый, толстый. Чего ему худым-то быть, не баланду ж ест.

У Жилина передвижение по лагерю было свободное, когда он в адаптации был. Он в любое время дня и ночи мог двигаться по лагерю, куда захотел, туда и пошел. Позвонить ему давали, его помощники могли у пенсионеров забрать на магазине сигареты, чай. У Жилина отдельный кубрик был. Жил он на шикарную ногу. Унего не было никаких друзей на зоне. Какие у него могут быть друзья? По-нашему, по-зэковски, он гадом считался, работал на администрацию. Он мог избить, мог обоссать… Жилин 1979 года рождения, срок у него 8 лет. У него статья 111 ч. 4 [«Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть»]. Он мужика одного сильно избил палкой и табуретом по голове. У мужика этого открытая черепно-мозговая травма, отек мозга, умер он. Жилин уже четвертый год сидит в этой колонии. Он уже четвертый год сидит в этой колонии. Ему обещали УДО, и поэтому он такие расправы делал.

Всех дневальных, активистов, которые были в пятом отряде, в то утро на зарядке избили. Еще у первого отряда запинали осужденного активиста Тарасова. Это был дневальный у Жилина в адаптации. Он тоже издевался.

Когда все это произошло, сотрудники быстро всех растащили. А активистов после этого всех забрали из отрядов и закрыли обратно в девятый отряд, чтобы они отдельно от всех были, чтобы их не перебили.

В тот день нас на работу так и не вывели. Мы часа два просто стояли на плацу на улице. Погода плохая была: сырость, слякоть. Вся зона не работала в тот день.

Меня снимал прапорщик Эранасян. Если бы я сказал, что имею претензии к администрации, то все равно бы заставили сказать, что не имею».

Нападения на активистов не редкость для современной уголовно-исполнительной системы. Сама система УИС, построенная на унижении и угнетении одних заключенных другими, провоцирует насилие. Актив получает в зоне не только часть должностных полномочий сотрудников колоний, но и жизнь-«малину» вместо назначенного судом наказания. Причем сотрудники ФСИН подбирают в актив заключенных с большими сроками, осужденных за тяжкие и особо тяжкие преступления, порой крайне жестоких и извращенных, которым, что называется, терять нечего. Вот только один пример, после которого становится понятным, что Жилину еще сильно повезло.

Посещая этим летом колонии Новосибирской области и Тывы, я встретила двух подельников — Константина Щукина и Руслана Шайхутдинова, отрезавших голову главактивисту одной из колоний Иркутской области Геннадию Кожухарю. Кожухарь, осужденный за убийства у себя на родине в Молдавии, но сумевший каким-то образом избежать наказания, оказался в России, где убил шестерых человек, за что был осужден на двадцать лет лишения свободы.

39-летний Кожухарь работал на должности дневального в карантине и, по словам заключенных, был правой рукой начальника колонии. К тому времени в колонии он провел уже почти 13 лет. От администрации Кожухарь получил большую власть, и это несмотря на то, что по тюремным законам он считался «опущенным».

Кожухарь принимал этапы и изощренно издевался как над прибывающими в колонию, так и над работающими в карантине. Обращался ко всем в женском роде, осужденных называл «бабы-дуры», склонял к сожительству. Нескольких осужденных изнасиловал. Вновь прибывших зэков Кожухарь заставлял часами стоять и повторять всякие речевки, самая невинная из которых, пожалуй, такая:

Чем с ворами чифирь пить,
Жижу вонючую,
Лучше в СДиП вступить,
Партию могучую.

19-летний Константин Щукин также работал дневальным в карантине. Кожухарь неоднократно его избивал, оскорблял и хотел изнасиловать. Эти издевательства стали системой и чуть не довели Щукина до самоубийства.

И над Русланом Шайхутдиновым Кожухарь издевался, избивал и обещал убить. Накануне убийства Кожухаря у Шайхутдинова был день рождения, ему исполнилось 22 года. И в качестве поздравления Кожухарь сильно избил именинника по голове. Ну а Щукину Кожухарь в тот день сказал: «Я тебя сегодня угоню [совершу сексуальное насилие]».

Будущие подельники решились на убийство. Ночью, после обхода администрации, Щукин снял металлическую перекладину с уличного турникета, а Шайхутдинов сломал ножницы и обмотал тряпкой рукоятку. Дождались, когда Кожухарь уснет. Шайхутдинов позвал Кожухаря к телефону (якобы звонит начальник колонии). При выходе из спальни Щукин ударил сонного Кожухаря перекладиной по голове. Кожухарь упал, потеряв сознание. После этого Шайхутдинов многократно ударил Кожухаря ножом в горло, а затем ножницами отрезал ему голову.

Труп Кожухаря отнесли на его кровать и накрыли одеялом. Замыли полы и стены от крови, затем пошли в кабинет начальника отряда и дождались его прихода. Щукин и Шайхутдинов, по словам свидетелей, рассказывая о совершенном ими убийстве, улыбались и смеялись.

На суде оба признали свою вину. Щукину дали 11 лет, а Шайхутдинову — 12 лет строгого режима.

Не совершив убийство активиста Кожухаря, Щукин и Шайхутдинов уже давно были бы на свободе. Но о том, что они сделали, не жалеют. Находясь в колониях в разных регионах России, они сказали мне одно и то же: мы бы и сейчас его убили.

Заключенные Щукин и Шайхутдинов за совершенное ими убийство получили большие сроки, но из сотрудников колонии не был наказан никто. А ведь именно офицеры ФСИН допускали и поощряли издевательства Кожухаря над другими осужденными. И надо понимать, что, пока тюремщики будут управлять колониями с помощью актива, нападения на активистов не прекратятся. А заключенные, подвергшиеся изощренному насилию и издевательствам, будут выходить на волю с искореженной психикой.

«Ты — животное!»

Вернемся к ИК-3 Омска. Несколько заключенных, освободившихся в этом году из колонии № 3, на днях пошли в следственное управление Следственного комитета по Омской области и дали показания на тех сотрудников и активистов ИК-3, кто подвергал их пыткам и унижениям (копии официальных показаний имеются в редакции). Эти открытые обращения заключенных крайне важны: они больше не боятся, они требуют наказания.

Из показаний Ивана Белоглаза (освободился из ИК-3 Омска в сентябре 2018 года): «Приезжает этап на зону, сотрудники сразу заставляют упасть на корты, то есть сесть на корточки, руки вытянуть над головой. Появляются осужденные активисты, начинают задавать вопросы: кто, что, кем будешь работать, что у тебя есть? Активисты ушли, появляются сотрудники администрации. Сразу корпус — 90 градусов, побежал до карантина, руки за спину, сумки за спиной, затем построились в одну линию и начинают заставлять приседать, падать, кричать всякую ахинею на себя: «Я петух, я … [совершаю половой акт] в жопу» и т.д. Это требовала кричать администрация, а именно майор Роман Юрьевич Мищенков, начальник оперотдела ИК-3.

В ИК-3 просто творится беспредел, там опускают осужденных, там нет человеческих прав вообще. Пока ты не скажешь, что ты «пидорас», до тех пор ты будешь просто страдать. И я говорил. Это было в карантине. Меня заставлял это говорить Мищенков Роман Юрьевич. Все это было в присутствии активистов. Они унижали очень сильно. Сажают на колени. Активисты говорят: «Ты кто?» Например, ты крикнул: «Я человек». Тебя просто бах, бах, убили… Потом водичкой облили тебя, в себя пришел: «Ты кто?» Мищенков стоит над тобой: «Ты должен говорить, что ты пидорас». И у тебя нету варианта, ты кричишь.

(Необходимо отметить, что не только бывшие осужденные ИК-3 говорят о приказах тюремщиков и активистов оскорблять и унижать себя. Аналогичные заявления делали как бывшие, так и нынешние заключенные других колоний Омска, о чем неоднократно писала «Новая газета». То есть происходящее в ИК-3 — это не аномалия, а традиция омских тюремщиков, которые, по всей видимости, посещают одни и те же курсы повышения квалификации по сексуальному насилию. — Е. М.)

И так поступают со всеми, кто в эту колонию прибывал. Какой смысл требовать от осужденного, чтобы он называл себя «пидорасом»? Я вам сейчас расскажу. Чтобы дальше в адаптационном отряде (это тот самый девятый отряд, где завхозом был ныне пострадавший активист Владимир Жилин. — Е. М.) тебя унижали, а потом, когда ты в колонию вышел, чтобы ты там рот вообще не открывал, а мыл полы, приседал, стоял, тебя могли по лицу ударить…

В общем, все, что они требуют, ты должен выполнить. Если не признаешься, что ты «пидорас», сделают «пидорасом», кинут на матрас и проведут членом по губам или помахают им перед лицом. Это могут сделать завхозы Жилин Владимир Иванович, Коврига Максим Сергеевич, Адаев Евгений Абузидович, Полозков Алексей, Назаров Сергей Александрович.

На ремень Мищенков мог посадить заключенного за любой отказ. Например, Мищенков мог сказать: «Упал и отжался». Осужденный ему говорит: «А в правилах внутреннего распорядка не написано, что я должен отжиматься». И все, здоровье свое оставил.

До недавнего времени в девятом отряде не было видеокамер, их только недавно установили в коридоре. Только сейчас там перестали ходить по коридору в 90 градусов. В КВР отряда стоит камера, но она не работает. Там осужденных заставляют и приседать, и прыгать, и бьют их там активисты Жилин и Белоусов.

Меня шесть раз отправляли в адаптационный отряд. Я находился в первом отряде, ходил с тросточкой, потому что нога была сломана. Меня сотрудник отдела безопасности, куратор первого и второго отрядов капитан Капович Иван Сергеевич, избил, разбил мне все лицо за то, что он мне запрещал пить чай из алюминиевой кружки, а я ему сказал: «Иван Сергеевич, у нас в правилах внутреннего распорядка не записано, что нельзя алюминиевые кружки». И после этого он отправил меня в адаптацию в девятый отряд. Там надо мной в первый день издевались, я не буду дальше рассказывать, у меня аж как-то до слез…

На следующее утро пришел начальник оперативного отдела Мищенков и заставил меня стоять с тросточкой по 16 часов в день. Если осужденные отказываются убираться в отряде (а убираться-то должен дневальный, ему же за это деньги платят, он же на ставке), то активисты заставляют их есть половые тряпки. Кто ел из заключенных тряпки? Например, Литвинов Виктор Петрович. Он при­ехал в колонию нормальным человеком, а сейчас он находится в «гареме», куда его непосредственно загнал Жилин. Заключенный, который по приказу администрации или Жилина может «опустить» заключенного, это дневальный адаптации Драбудько Вячеслав Сергеевич.

Это делает завхоз отряда Сотников Виктор, до него делали другие завхозы. И это все устраивает администрацию колонии. Администрация кормится тем, что они приходят на работу, им не нужно с собой брать ни сигареты, ни покушать, ни попить. Осужденному мамка привезла передачу, они у него отобрали полпередачи, унесли в дежурную часть. Могут ходить в магазин с инвалидами и там у них забирать чай, сигареты, еду. Отоваривались они на чеки инвалидов и в кафе-баре.

Когда я пожаловался старшему помощнику прокурора по надзору Ивану Марковичу на то, что меня по голове дубинкой избил начальник оперотдела Мищенков, то Маркович мне ответил: «Если ты будешь продолжать жаловаться, хоть одно слово где-то скажешь, ты будешь сидеть в ПКТ или в СУС (ПКТ — помещение камерного типа, а СУС — это строгие условия содержания)».

А Мищенков за жалобы вызывал меня к себе в кабинет и отбивал башку пакетами. Это скрученные полиэтиленовые пакеты, перемотанные скотчем (пакеты эти делают в колонии, в пакетном цеху). Вот ими и отбивают голову.

Мищенков мне еще палец большой сломал на левой руке, даже гипс после этого не наложили. За то, что я сказал, что когда я освобожусь, то напишу жалобу заместителю прокурора по Омской области Тебеньковой Елене Михайловне.

В ИК-3 есть бомбоубежище, оно в том же помещении, где медчасть. И когда с проверкой колонии приезжала прокурор Тебенькова Елена Михайловна в мае 2017 года, то нас (на тот момент 24 человека) удерживали в бомбоубежище, чтобы мы не рассказали, что происходит на ИК-3, непосредственно про всех активистов: Жилина, Белова, Комарова, Макарова, Ковригу, Назарова и всех остальных. Удерживал нас непосредственно Мищенков Роман Юрьевич вместе с активистом Жилиным.

В ИК-3 просто беспредел. Если ты осужденный, то все, ты не человек, ты не гражданин, ты — животное. Для начальника колонии Турбанова Алексея Владимировича это все приемлемо, это все им поставлено, это все он диктует делать».