«Исторический аргумент» и моральное обоснование российской внешней политики

Предлагаю вниманию и обсуждению свою статью, посвященную поиску ответу на вопрос: почему с 2014 г. российское внешнеполитическое ведомство все больше на уровне риторики уделяет внимание истории? Что за этим стоит. Я сосредоточиваюсь пока (но только пока) на изучении собственно внешнеполитического дискурса и выявлении той "картины мира", которая стоит за ним. Мой общий ответ заключается в том, что апелляция к прошлому - это единственно моральное обоснование желаемого ведущего места в мире. Статья вышла в журнале "Политическая наука" (pdf на Academia), кто не зарегистрирован там может ознакомиться с нею на сайте Российского совета по международным делам. Это небольшая штудия о том, как на официальном уровне у нас занимаются идеологическими играми.

Ниже некоторые выдержки:
"Историческое прошлое выступает в роли трансценденции, того возвышенного, которое сообщается международной повестке посредством различных практик апелляции от словесного упоминания до участия политиков в церемониях у мемориалов. Тем самым происходит квазиценностная легитимация проводимого внешнеполитического курса. Впрочем, существует важная особенность обращения к истории в контексте российской внешней политики. Например, в странах зарубежной Европы обращение к прошлому направлено на укрепление определенных ценностей, например, демократии и права человека. Тем самым выстраивается связь между а) актуальной политической повесткой б) событиями прошлого и в) связующими ценностями. Вот это ценностное звено, к сожалению, как мы покажем ниже, нередко выпадает из российской внешнеполитической риторики. Историческое прошлое видится как нечто объективное и самодостаточное, способное само по себе возвещать о значимости роли России на международной арене"

***

Анализ материалов сайта Министерства иностранных дел позволяет выделить как общую структуру включения истории во внешнеполитическую повестку дня. Существуют ежегодные даты, которые структурируют регулярность обращения к истории. Наиболее значимыми (в хронологическом порядке) являются: 27 января (День память жертв Холокоста), 2 февраля (Сталинградская битва) 10 февраля (День дипломатического работника), 23 февраля (День защитника Отечества), 12 апреля (День космонавтики), 9 мая (День победы), 4 ноября (День народного единства). Среди ставших регулярные памятных дат, когда памятные мероприятия проводят лишь отдельные посольства, являются 3 марта (День независимости Болгарии), 4 апреля (День освобождения Братиславы, также в апреле регулярно проводятся мероприятия, связанные с освобождением Чехии), 1 августа и 11 ноября (годовщина начала и окончания Первой мировой войны).Очевидно, что «исторический внешнеполитический календарь» структурирован национальными и ведомственными датами, преимущественно связанными с военной тематикой. Отметим также определенный европоцентризм историко-мемориальной деятельности, который лишний раз подчеркивает, что, несмотря на все конфликты, Россия продолжает позиционировать себя как часть европейской цивилизации. В определенной степени этому способствовали юбилеи трех крупных общеевропейских войн (Отечественная война 1812 г. и заграничные походы, Первая и Вторая мировые войны), причем в каждом случае это позволяло говорить о роли России в спасении Европы.

Сравнительно меньшее внимание уделяется мемориализации представителей русской культуры и достижений в освоении космоса. Здесь выделяются фигуры А.С. Пушкина и Ю.А. Гагарина: практически каждый год в рассмотренный период им устанавливались памятники. Мемориальная деятельность сосредоточена на создании памятников военной славы и обустройстве военных захоронений. Этот перекос отмечали и редакторы сборника круглого стола по зарубежным некрополям ультраконсервативного Российского института стратегических исследований (при директоре Л.П. Решетникове): «внимание к гражданским могилам существенно ниже, чем к воинским». Кроме того, 16 марта (День памяти латышских легионеров) и 23 августа (день подписания пакта «Молотова-Риббентропа») также вызывают ответную реакцию у российского МИД на те заявления европейских политиков, которые признаются антироссийскими. Из всего перечисленного только 27 января и 11 ноября являются международными памятными датами, которые были восприняты российским внешнеполитическим ведомством, причем характерно, что внимание к ним стало возрастать в последние годы, что свидетельствует о расширении историко-тематического календаря. В качестве положительного явления стоит отметить, что после 2014 года, когда активно проводились мероприятия к 100-летию Первой мировой, эта тема не выпала из внимания и поля деятельности. Особой регулярностью в проведении различных памятных мероприятий отмечаются наши представительства во Франции и в Латвии.

***Попытки придать российской внешней политике особое моральное измерение через обращение к прошлому мы разделяем на три вида. Во-первых, это перформативные действия, которые указывают на то, что мировая культура немыслима без России и ее исторического наследия. <...> Во-вторых, в последнее время наметились попытки вписаться в формируемую общеевропейскую культуру памяти, в основе которой лежит память о Холокосте <...> В-третьих, указание на роль России в мире происходит через отсылку к военным победам, что направлено на формирование образа спасительницы европейской цивилизации, а также ответственного члена международного сообщества, всегда выступавшего за укрепление военно-политической безопасности. Разгром международного агрессора Наполеона, спасение болгарского народа из-под османского ига, следование союзническим обязательствам Первой мировой и последовательное противодействие нацисткой угрозе — все эти исторические сюжеты призваны убедить в том, что российская внешняя политика всегда следовала определенным «международным добродетелям».
***
В контексте внешнеполитического дискурса обращение к прошлому зачастую направлено на то, чтобы возвещать о достижениях России и ее вкладе в формирование стабильных международных отношений. История призвана играть роль трансценденции, однако собственно вопрос ценностей обходится стороной, что ослабляет, на наш взгляд, общий призыв, ведь из самого факта что когда-то Россия или СССР что-то сделала нет никаких прямых и обязывающих практических следствий для сегодняшнего дня. Вопрос здесь именно о признании роли и морального авторитета современной России. Однако при доминировании военной метафорики в концептуализации самого поля исторической памяти стремление утвердить собственную идентичность затрудняет формирование общих пространств памяти и выстраивание диалога ввиду либо нечувствительности к нюансам восприятия прошлого в стране-партнере, либо угрозы столкнуться с обвинениями уже со стороны российской аудитории в «сдаче прошлого». Несомненно, расширение языка говорение о совместном прошлом, более отчетливая апелляция к совместным ценностям и ориентация на создание совместных пространств памяти смогли бы, на наш взгляд, усилить эффективность использования «исторического аргумента» с точки зрения морального обоснования ведущей роли России на международной арене