Ответы на комментарии к посту от 10.02 (о психиатрии). Продолжение.
notabler. Она наша постоянная читательница, обычно пишет интересные комментарии, я считаю ее своим другом и люблю. Её комментарий аккумулирует тему многих комментариев, так что это ответ не только ей. Комментарий notabler тоже неграмотный. «любое антипсихотическое лекарство вредит. Одна таблетка в день рисперидона увеличила вес моего сына на 20 кг, убила производство тестостерона. Были две другие из той же оперы, они превратили его в овощ, он лежал на кровати и пялился в потолок, слюна текла изо рта. Есть таблетки, которые причиняют ужасную боль, по сути не являются вредными, поскольку не убивают. Так что взгляд врача-психиатра из той, советской, системы, меня мало убеждает. Психиатрия не была карательной, т.е. не была пыточной умышленно, но она была вредна для здоровья любого человека и причиняла душевные муки из-за лишения свободы и физические муки, по природе этих самых лекарств. Кстати, вчера прочла, что некоторые лекарства там вводились подкожно, вызывая свищи и нарывы на долгие месяцы. Не может ваш брат гарантировать за весь СССР. Если в Москве был контроль и какой-то надзор, это не значит, что он был везде. Если В.Новодворская делала две попытки суицида, это никак не доказывает ее психического нездоровья, скорее, наоборот. В юные годы многие делают такие попытки. Я сама делала такую попытку, смешную, выпила пачку успокоительных, не помню название, на "ре" начинаются. Ничего не почувствовала. А уж моя психика - воистину железобетонная. Еще одно - вы пишете, что терапия была "щадящей". Само это слово предполагает наличие "нещадящей" или "нещадной". Если умница и вполне адекватная Новодворская ненавидела психушку, она наверняка имела для этого все основания. Я вот ненавидела лесную школу для туберкулезников. И главная причина была - выдача одежды. Это когда после бани вытаскивали гору одежды - от трусов до верхней (Добрянка, Пермская область, 1962 год), и дети бились, чтобы получить что-то попристойней вместо растянутых панталон и девочковую кофточку вместо мальчиковой вельветовой драной куртки, которая мне доставалась чаще всего, потому что я не дралась. Так что довести до самоубийства вполне можно только одними унижениями, без лекарств вообще.»
Начну сначала. Относительно сына. Возможно, терапия для него была подобрана неудачно. Препараты надо подбирать, это дело непростое и длительное, но если набраться терпения и доверять врачам и если врачи достойны доверия, то в конце концов можно подобрать соответствующую терапию. Но, конечно, медицина не всесильна и врачи не волшебники, возможно, хроническая болезнь вашего сына вообще не поддается лечению. А в отсутствии производства тестостерона я не вижу ничего катастрофического. Спортсмены для увеличения мышечной массы принимают препараты, которые подавляют производство тестостерона, делают это вполне сознательно. Им важнее добиться высоких результатов в своем виде спорта, стать чемпионами и рекордсменами, чем быть хорошими любовниками. Человеку всегда приходится выбирать, что важнее, определить приоритеты. Все получить невозможно.
Теперь относительно попыток суицида. Странно считать, что такие попытки - это не проявление болезни, а норма. Я вижу, что вы даже готовы считать отсутствие таких попыток отклонением от нормы. Если бы это было так, то население планеты было бы меньше в разы. Норма - это понятие чисто статистическое. Вы считаете также, что людей, склонных к таким попыткам, не нужно лечить. Конечно, стремление человека убить самого себя - это очень серьезное отклонение от нормы. В момент совершения этого поступка человек безусловно был болен, находился не в нормальном состоянии. Людей, склонных к суициду, нужно лечить даже против их воли, потому что они социально опасны. Если даже такой человек социально опасен только для одного члена социума, для самого себя, то ведь и его жалко. Он тоже человек, и лучше, чтоб он жил и научился существовать в обществе, принимать его. Есть препараты, которые избавят от чувства отчаяния, сделают жизнь приемлемой.
Вы жалуетесь не только на психиатров, но и на лесную школу для туберкулезников. Пишете, что вас там подвергали таким унижениям, которые могут довести до самоубийства. А унижения - это была всего лишь одежда, которая вам не нравилась. Я в детстве была равнодушна к тому, что на меня надето, и некрасивой одежды даже бы не заметила, а если вас такое унижение могло поставить на грань самоубийства, значит вы человек очень ранимый. Очень ранимый и уязвимый, и ваше утверждение о «железобетонной» психике - большое преувеличение. Вообще у человека с богатым внутренним миром, с тонкой душевной организацией железобетонной психики быть не может. Я думаю, вы свою психику считаете железобетонной, возможно, потому, что у вас была трудная жизнь, были тяжелые испытания, и вы не сломались. Но это не «железобетонная» психика, это сила духа. И это вещи разные.
Конечно, всегда есть выбор, лечиться или не лечиться, поместить ребенка в лесную школу для туберкулезников, даже если ребенку там не совсем комфортно, или дать туберкулезу свободно развиваться. Вот вы пишете о препаратах, которые вводятся подкожно, и от них на коже образуются свищи. У всех препаратов есть побочные действия. Свищи можно лечить. Кожа большая, ее много и, конечно, местные повреждения кожи - это не так опасно и серьезно, как психические заболевания. Лечиться вообще неприятно. Лекарства горькие, уколы болезненные, гемодиализ, например, вообще причиняет мучения, а о хирургическом вмешательстве я уж и не говорю. К тому же в больнице можно оказаться в одной палате с людьми, с которыми добровольно сроду бы не стал общаться, а кто-нибудь из них еще и храпит. Но что тут поделаешь. В Боткинской больнице, где работает моя дочь, любят говорить, перефразируя Суворова: «Тяжело в лечении, легко в гробу». Так оно и есть. Можно не лечиться, оставаться у себя дома, в комфортных условиях, и пусть болезнь свободно развивается, на сколько хватит вашего здоровья, на столько и хватит. Но большинство людей все же прибегает к медицинской помощи.
Я написала, что терапия Новодворской была щадящей, и notabler пишет, что это значит, что есть и не щадящая. Разумеется, она есть, и это счастье, что существуют такие препараты. Терапия зависит от тяжести заболевания. Чтобы было понятнее, я приведу пример, который известен мне лично. В клинике, не стану писать, в какой именно, лежал молодой человек, которого положили туда его мать и старшая сестра, понимая, что он серьезно болен. Молодой человек, естественно, очень тяготился больницей и просил, чтобы его забрали домой. Матери и сестре было его, конечно, жалко, и они решили забрать его на октябрьские праздники, потому что в праздничные дни в клинике только дежурный врач, новых препаратов не назначают, а старые назначения они могут выполнять и дома. Попросили врача отпустить больного на праздники. Написали письменное заявление о том, что просят больного отпустить и что всю ответственность берут на себя. Поскольку юноша лежал в больнице не по решению суда, то врач не имел права его удерживать против воли его родных. Его отпустили домой 5 ноября с тем, чтобы 10-го он вернулся. 10-го ноября этот молодой человек пришел почему-то в райком и в приемной секретаря райкома положил на стол мешок. В мешке просматривались два шарообразных предмета, похожие на арбузы. Открыли мешок, там были головы матери молодого человека и его сестры. Он сказал: «Я вынужден был это сделать, иначе они убили бы меня». Вот он убил своих родных, а мог бы убить соседей, а мог бы убить и родных, и соседей. Вот в таких случаях применяются нейролептики и нейроплегики, более серьезные, чем те, что давали Новодворской, и в бОльших дозах. И хорошо, что такие препараты появились, они появились сравнительно недавно. Пока их не было, психиатры в больницах получали 15% надбавки к зарплате за вредность, за риск, которому они подвергаются. Но и после того, как они появились, риск полностью не исчез. Мой брат несколько раз был на волосок если не от смерти, то от серьезного увечья. В диспансере в Лениногорске у него лежал больной, Миша. Этот Миша раскрыл заговор против советской власти, он только не вычислил руководителя заговора и этим занимался. Сказал, что непременно найдёт руководителя и задушит его собственными руками, потому что иначе тот вывернется. Вот однажды он вошёл к Феликсу в кабинет, сел и сказал: «Феликс Борисович, я понял, кто руководитель заговора. Руководитель заговора - вы». Он встал во весь свой могучий рост и протянул к Феликсу сильные руки. Феликс сказал: «Миша, объясни мне, как ты об этом догадался, по каким признакам? Мне очень интересно». Миша сел и стал объяснять, а Феликс ногой нажал кнопку для вызова санитаров. Пока Миша объяснял, вошли два дюжих санитара и увели больного.
Я приведу еще пример. Когда моя дочь училась в мединституте, у нее была неразлучная подруга, однокурсница Ира. Она бывала у нас дома. Я её очень ценила за преданность моей Лене, такую степень преданности нечасто встретишь. Но я не об Ире, а о том, что случилось с её знакомыми. Их соседями по лестничной клетке была очень приятная интеллигентная семья, муж, жена и сын школьник. А третьей соседкой на лестничной клетке была одинокая старая женщина. Семья дружила с бабушкой-соседкой, помогала ей, если она нуждалась в помощи, а бабушка помогала присматривать за мальчиком. Вот однажды, когда мальчик был уже в 10 классе, родители решились уехать на несколько дней, может быть, даже отдыхать, и оставить сына одного, он ведь был уже почти взрослым. Бабушку-соседку просили присмотреть за ним и кормить его. Она согласилась с радостью, к мальчику она была привязана, и ей было приятно, что он ежедневно будет приходить к ней обедать. Она готовила хорошие обеды, каждый день пекла пирожки. И вот однажды, во время такого обеда, мальчик зарезал бабушку кухонным ножом, нанес несколько ножевых ранений. Ира и её родители слышали шум в соседней квартире, беготню и крики бабушки, но не обратили на это внимания, думали это какая-то игра. Тем более, что все это продолжалось не более 5 минут. Вот такой случай. А прежде у мальчика не замечали никаких отклонений, ни малейших, никаких даже странностей. Это был вроде бы совершенно нормальный ребенок.
Самое коварное в этом то, что человек, у которого есть какой-то бред, может, даже очень опасный, вне этого бреда совершенно нормален. Вы можете общаться с ним долго, никаких отклонений не заметите. У Феликса был такой случай. К нему в психдиспансер уже в Москве пришла больная с типичными жалобами неврастеника. Он ей поставил диагноз неврастения, сделал соответствующие назначения, и собирался её отпустить. Она сказала: «Неврастения? Такой же диагноз мне поставила и ваш другой доктор». Феликс сказал: «Так вы уже обращались у нас к врачу? Когда? Почему вы мне об этом не сказали, я завел на вас карточку как на первичную больную». Она сказала: «Я не обращалась, я просто встретила этого доктора на лестнице». Феликс удивился: «И что же, на лестнице она стала с вами разговаривать, и даже поставила диагноз?» Больная сказала: «Это была очень короткая встреча, я ей вслух ничего не говорила, и она ответила мне внутренним голосом». Услыхав про «внутренний голос», Феликс насторожился, усадил больную и продолжил прием. Оказалось, что она полна бреда, а он уже поставил ей диагноз неврастения и чуть её не отпустил.
Я хочу сказать, что нельзя преуменьшать опасность, которую представляют психические больные для окружающих и для себя самих. И тут лучше перестраховаться, лучше положить в клинику больного, который, может быть, и мог бы обойтись без госпитализации, чем не положить того, кто в госпитализации нуждается. Госпитализация никому вреда не принесет. Люди, у которых нет опыта общения с психическими больными, часто не представляют себе опасности. Опишу еще случай из практики Феликса. Когда он заведовал диспансером в Лениногорске, который он, кстати, сам организовал, ему позвонили в диспансер из какого-то общественного места и рассказали о странном поведении находившегося там человека. Феликс сказал, что человек этот явно болен, пусть он побудет там, где он сейчас, и к ним туда выезжает машина с санитарами. Машина приехала, но потенциального пациента там не застала. Сказали, что он ушел. Ему объяснили, как пройти к диспансеру, и он сказал, что сам дойдет. Но в диспансер он не пришел. Он пришел почему-то в домоуправление, которое находилось поблизости, в руках у него была палка. Он поднял эту палку, радостно воскликнул «бах!» и ударил палкой домоуправа по голове. К счастью, не убил.
Приведу еще пример. Мою дочь после окончания института направили работать в медчасть на МЗЭП (Московский завод электроприборов). Медчасть состояла из врача (он же заведующий медчастью, и это была моя дочь), фельдшера и медсестры. На МЗЭП из больницы Кащенко, которая расположена поблизости, медсестра больницы Кащенко приводила больных на трудотерапию. Там была такая механическая работа - из картонных заготовок клеили коробки, это занятие считалось полезным для психических больных. Медсестре показалось, что один из ее больных плохо себя чувствует. Она попросила Лену его посмотреть, и Лена нашла у него начинающееся воспаление легких. Она стала давать ему какие-то препараты, и воспаление это не развилось. Медсестра была Лене очень благодарна. Сказала: «Спасибо, что полечили моего Колю. Терапевты не любят лечить наших больных, брезгуют, а Коля хороший». Сама она к своим больным очень хорошо относилась. А потом этот вылеченный Леной Коля у себя в Кащенко напал на медсестру и санитаров и покалечил их.
Я привела все эти примеры для того, чтобы вы хорошенько осознали опасность, которую представляют психические больные для себя и для окружающих. Врачи психиатры стоят на передовой борьбы с этой опасностью и сами ей подвергаются.
Продолжение следует.