«Это враги народа, правильно их расстреляли»
Со здания бывшего УНКВД в Твери прокуратура требует снять таблички в память об убитых здесь поляках и советских людях. Надписи якобы «не основаны на документах». Скоро 30 лет, как в мире могут прочесть те самые документы, на которых «не основаны» мемориальные доски в Твери. В 1940 году этих документов было достаточно, чтобы в калининской внутренней тюрьме НКВД по ночам расстреливать польских полицейских, пограничников, служащих Тюремной стражи, армейских офицеров, колонистов, судей и чиновников, а потом сбрасывать их тела в ямы у поселка Медное. В 1990-е годы благодаря этим документам Россия и Польша вместе нашли могилы. В 2000 году на могилах в Медном открылся российско-польский мемориал. На гранитной плите памятника над костями убитых поляков их соотечественники выбили имена — все 6295 имен. Шесть тысяч двести девяносто пять. Каждое известно из документов. А теперь этих документов недостаточно, чтоб на месте убийств повесить таблички.
Общая площадь мемориального комплекса в Медном 15,6 гектара. Меньше одной восьмой занимает польское военное кладбище. Каждый сантиметр из 1,8 гектара Польша превратила в памятник согражданам, убитым в 1940 году в СССР. За памятником с гранитной плитой, покрытой именами, на месте каждой найденной братской могилы стоит дубовый крест, уходящий ввысь вместе с соснами. Всего 25 крестов (и еще три символических креста).
Территория за оградой польского кладбища, все 13,8 гектара, задумывалась как российская часть огромного мемориала в память о наших согражданах — жертвах репрессий.
— Территория должна была выглядеть совсем иначе, — рассказывает бывшая замдиректора комплекса, историк и искусствовед Елена Образцова. — В 1990-х здесь планировали построить огромный просветительский центр с музейными залами. С пандусом «Дорога в вечность», уходящим к реке. С сервисным блоком, где должны были находиться панихидный зал и кабинеты научных сотрудников. Ничего из этого реализовано не было.
Российская сторона тоже поставила памятник. На нем просто написало: «Соотечественникам — жертвам войн и репрессий». Каким соотечественникам? Сколько их было, соотечественников?
Вдоль дорожки стоят 10 фанерных щитов на тему политических репрессий 1930-х. На первом написано: «Хотелось бы всех поименно назвать…». Хотелось бы. Но не назвали. И не поместятся они все поименно на 10 листов фанеры. Есть еще музей — деревянный дом с экспозицией, посвященной репрессиям. Она занимает две комнаты, по размеру — как обычные жилые. Убитым полякам посвящен один стенд.
Если от ворот мемориала пойти не по главной аллее, а свернуть направо, открывается большая поляна. А на ней — тир. Это уголок, который новая дирекция мемориала выделила под патриотическую работу с молодежью. Теперь рядом с костями расстрелянных есть тир, где учатся стрелять юнармейцы.
— Это очень удобная площадка, — объясняет мне глава Общественной организации по военно-патриотической работе с молодежью «Витязь», поисковик Александр Иванов. — Самое подходящее место, чтоб привозить детей. Летом мы проводим юнармейские сборы.
— Прививаете детям патриотизм на примерах жертв репрессий? — интересуюсь я.
— А это враги народа, — объясняет специалист по патриотизму.
— Это была борьба, извините, классовая, с людьми, мешающими строить светлое будущее.
— Правильно, хотите сказать, расстреляли?
— Поляков — правильно. Они были классово чуждые.
Зимой, когда юнармейцы отдыхают от стрельб, в мемориале тоже бывает весело. Новая дирекция завела новую традицию — созывать народ на «широкую масленицу». Турфирмы продают билеты на гуляния на костях по тысяче рублей.
Здесь детей, как сказано на сайте мемориала, «знакомят с русскими народными традициями». Вот прямо над могилами убитых и знакомят.
Минувшей осенью, в конце октября, в Медном начались изыскательские работы. За 20 лет существования комплекса на российской части, посвященной жертвам репрессий, не эксгумировали ни одного тела, не установили ни одного имени. Сайт музея объясняет цель работ так: здесь «могут находиться санитарные захоронения красноармейцев, умерших от ран в госпиталях, находившихся в окрестностях деревни Медное в 1941-1943 гг.». До сих пор комплекс считался памятником жертвам репрессий. Теперь нужны красноармейцы. Проводили поисковые работы, как сообщает сайт комплекса, бойцы отряда «Витязь». Того самого, что учит стрелять юнармейцев.
«Не представляют исторической ценности»
О том, что в СССР в 1940 году бесследно исчезли 22 тысячи пленных поляков, в мире знали. Люди содержались в лагерях, значились в бумагах, писали письма домой. А потом пропали. Позже, когда откроются документы, понятие «катынский расстрел» станет включать все массовые убийства поляков в 1940 году. Но до того Харьков, село Быковня под Киевом, поселок Медное в Калининской области оставались просто топонимами. СССР отрицал убийства поляков. Архивы КГБ надежно молчали об этом и после смерти вождя народов.
В 1959 году председатель КГБ СССР Александр Шелепин направил Никите Хрущеву записку под грифом «совершенно секретно». Настолько секретно, что главный чекист не доверил текст машинистке. Он писал от руки.
Немудрено, что эту «явку с повинной» не позволили читать даже машинистке. Согласился ли Хрущев с предложением Шелепина, были ли уничтожены какие-то бумаги — неизвестно. Большая часть томов «катынского дела» засекречена по сей день. Но в 1990 году президент СССР Михаил Горбачев передал президенту Польши Войцеху Ярузельскому списки подлежавших расстрелу военнопленных и отдельные связанные с этим документы НКВД.
С тех пор мы точно знаем: уцелело достаточно документов, чтобы картина тех событий выглядела вполне ясной.
«Остающиеся завидуют уезжающим…»
После освободительного похода Красной Армии в Польшу, начатого 17 сентября 1939 года, четверть миллиона «освобожденных» оказались в советском плену. Большинство из них скоро отпустили, а 130 тысяч поляков распределили по девяти концлагерям.
Один из таких лагерей организовали в бывшем монастыре Нилова Пустынь возле Осташкова Калининской (сейчас Тверской) области. В октябре 1939 года все другие лагеря получили телеграмму: переправлять в Осташков «жандармов, разведчиков, контрразведчиков, полицейских и тюремщиков». Начальник УНКВД по Калининской области Дмитрий Токарев рапортовал, что «в лагере можно разместить 9000 ч., есть возможность приспособить еще на 800 ч… На 25/XI — помещение с нарами готово на 1400 ч., а без нар гораздо больше». В конце декабря Осташковский лагерь уже был переполнен. Начальник конвоя Велов слал шифровку Берии: «Осташков принял второе 720. Второе 2000 отказался, мотивируя перегруженностью, и также отказался обеспечить хлебом».
В марте 1940-го лагеря с поляками решили разгружать. Сохранилась совершенно секретная записка наркома внутренних дел СССР Берии «тов. Сталину» от 5 марта 1940 года. О том, что «в лагерях для военнопленных НКВД СССР и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии» содержится «всего (не считая солдат и унтер-офицерского состава) 14736 бывших офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, жандармов, тюремщиков, осадников и разведчиков, по национальности свыше 97% — поляки. Все они — закоренелые враги советской власти». Поэтому «НКВД СССР считает необходимым предложить НКВД СССР» (именно так) рассмотреть их дела «в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела». Политбюро одобрило предложение.
Записка Берии и решение Политбюро входили в «пакет № 1» — особо секретную папку, которая в 1990 году оставалась в архивах КГБ «под замком» и не была передана в Польшу. Горбачев оставил документы Ельцину, и они были опубликованы.
Именно «пакет № 1» считается одним из главных доказательств того, что операцию по массовому уничтожению польских военнопленных, которую СССР пытался повесить на нацистов, проводили чекисты.
— На подготовку операции отводили месяц, — рассказывает Елена Образцова, начинавшая создавать музей в Медном еще в 1990-х. — Из Осташкова надо было переправить больше шести тысяч человек. Их перевозили партиями, вагоны пережидали где-то в тупиках, чтобы никто из местных не увидел пленных поляков. Дорога занимала одни сутки. Первый конвой, 343 человека, доставили в Калинин 5 апреля. Но после первых расстрелов прошло еще две ночи. Справиться с захоронением такого количества убитых было непросто.
Дальше привозили и убивали партиями в среднем по двести человек. Последний конвой прибыл в Калинин 21 мая.
Поляки не знали, куда их везут. Думали, что домой.
Комиссар Осташковского лагеря, старший политрук Юрасов телеграфировал полковому комиссару Нехорошеву: «Настроение военнопленных продолжает быть хорошим, бодрым, большое желание уехать из лагеря, не совсем здоровые физически стараются показать себя, что они здоровы и никак не хотят оставаться в лагере, остающиеся завидуют уезжающим, хотя не знают, куда их отправляют, у них есть предположение, потому что если на работы (как говорят некоторые), то почему отправляют не совсем здоровых. Отправка проходит спокойно, организованно и никаких недоразумений нет».
«Ночь была короткая»
В сентябре 1990 года Главная военная прокуратура СССР возбудила уголовное дело № 159 по факту катынских расстрелов. В городе Владимире следствие нашло ценного свидетеля: бывшего начальника Калининского УНКВД Дмитрия Токарева. Генерал-майору КГБ было 88 лет, он плохо видел, но голову сохранил ясную. Полную видеозапись допроса продолжительностью 2 часа 52 минуты можно найти на Youtube. За это время Токарев несколько раз напоминает следователю, что не имел отношения к репрессиям 1937-38 годов, а расстрелами поляков в его ведомстве занимались люди, назначенные Москвой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ