Буржуазная пропаганда: 2. «Большая ложь» германских фашистов: организация и технологии

(Опубликовано 25 июля 2014 года https://work-way.com/blog/2014/07/25/bolshaya-lozh-germanskix-fashistov-organizaciya-i-texnologii/ - прим. Хуснутдинов)Начало        2. «Большая ложь» германских фашистов: организация и                                                                   технологииПонятие «большая ложь», о котором мы говорили выше, было сформулировано Гитлером в его книг

(Опубликовано 25 июля 2014 года https://work-way.com/blog/2014/07/25/bolshaya-lozh-germanskix-fashistov-organizaciya-i-texnologii/ - прим. Хуснутдинов)

Начало

        2. «Большая ложь» германских фашистов: организация и                                                                   технологии

Понятие «большая ложь», о котором мы говорили выше, было сформулировано Гитлером в его книге «Майн кампф». Английский лорд Моэм в антигитлеровской брошюре «Ложь как союзница» процитировал эту формулировку следующим образом: «Большой лжи всегда присуща определенная сила правдоподобия, потому что широкие массы народа… в своем примитивном простодушии скорее готовы пасть жертвами большой лжи, нежели лжи маленькой, поскольку они сами часто врут по мелочам, но устыдились бы прибегнуть к большой лжи.

Им никогда не пришло бы в голову фабриковать колоссальные измышления, и они не могут даже подумать, что другие могут иметь наглость искажать истину столь бессовестно. И если даже им ясно доказать это на фактах, они все же будут сомневаться, колебаться и продолжать выискивать какие-то другие объяснения. Ибо от наглейшей лжи всегда что-то остается, даже после того, как она разоблачена,— это факт, известный всем лжецам на этой земле и всем конспираторам по части лжи».

                        Организация фашистской пропаганды

Аппарат фашистской агитации и пропаганды был беспрецедентным в истории явлением. Даже сейчас, в эпоху глобальной буржуазной пропаганды, редкая страна располагает пропагандистской структурой подобной адской машине массового воздействия, какая была создана в гитлеровской Германии.

Нацистская пропагандистская машина возникла на основе вполне традиционных органов общественного и государственного механизма — отдела пропаганды при руководстве политической партии и отдела печати при правительстве страны. Но в условиях фашистского господства они превратились в настоящих чудовищ, подчиняющих себе все и вся.

Инициатива создания этой машины принадлежит Геббельсу, а не Гитлеру, хотя фюрер был первым агитатором нацистской Германии и первым авторитетом в НСДАП по части пропаганды. Гитлер считал, что его правительству достаточно будет министерства прессы. Но Геббельс пошел дальше, доказав фюреру, что это была бы, «пожалуй, слишком ограниченная область» применения агитации. В результате возникла концепция министерства пропаганды с «тотальным» полем деятельности.

13 марта 1933 г. это министерство было образовано. Возглавил его Геббельс, которому уже был подчинен партийный аппарат пропаганды. В итоге – в его руках оказался сосредоточен весь пропагандистско-агитационный механизм фашистской Германии.

Между партийным и государственным структурами пропаганды существовало некое разделение труда, хотя имело место и определенное пересечение компетенций. Министерство осуществляло разработку содержания всевозможнейших агитационных акций, а отдел пропаганды НСДАП — обеспечение их массовым участием. Например, для огромных сборищ с участием Гитлера министерство разрабатывало их подробнейшие сценарии, в то время как отдел пропаганды НСДАП выступал как бы в роли «помрежа», непосредственно обеспечивая предусмотренные такими сценариями массовые действа. Реакции масс на различные агитационные акции изучались преимущественно в рамках партийного аппарата.

Высокопоставленный работник геббельсовского министерства Г. В. Мюллер в специальной брошюре, изданной в 1940 г., с гордостью подчеркивал, что для массовых мероприятий, в которых участвовал Гитлер, подготавливались сценарии, расписанные до минуты. Синхронизация действий и их динамизм были призвана впечатлять зрелищным преподнесением пресловутого лозунга «Одна империя, один народ, один фюрер».

А вот в практике нацистского радиовещания на другие страны активно применялись уловки противоположного рода. Например, специально инсценировались всякого рода «накладки», дабы исподволь уверить слушателя, что он имеет дело с совершенно бесхитростными, трогательно неуклюжими людьми. Непринужденная веселость и компанейский дух в студиях должны были вызвать у слушателей из стран, еще не вовлеченных в конфликт, симпатию к немецким программам и дикторам, а значит и к Германии.

Одной из таких уловок был комичный обмен репликами дикторов в студии. Диктор, допустив какой-нибудь промах, шутливо говорил что-нибудь по этому поводу своему коллеге. Как-то, когда один диктор оконфузился, сообщив время программы сразу по двум часовым поясам, коллега со смехом прервал его словами: «Эй, ты, кажется, что-то путаешь!».

В другой раз можно было слышать, как диктор звонил по телефону технику с просьбой посоветовать, как стереть плохую запись… А наиболее исключительный пример этой техники создания атмосферы сердечности был продемонстрирован, пожалуй, тогда, когда диктор извинился перед слушателями, что он прервется на минутку, чтобы закрыть окно, потому что там где-то собака лает.

Проведением устной агитации на местах занимался отдел пропаганды НСДАП. В его распоряжении находилось множество ораторов, которые делились на имперских («звезды» геббельсовской демагогии), участников мобильных ораторских бригад, обеспечивавших централизованные агитационные кампании национального масштаба, на универсальных ораторов гауляйтерств и на узкоспециализированных ораторов, в задачу которых входило освещение тех или иных конкретных направлений — экономика, международные вопросы, антисемитизм и т. п.

Каналы устной агитации на провинциальном уровне особенно широко использовались для распространения всякого рода небылиц. Вот тут применялись методы, которые некоторые исследователи фашистских масс-технологий назвали «уговариванием». Например, Геббельс с Борманом в период приближения катастрофы на Волге (в декабре 1942 — январе 1943 г.) договорились о том, что следует усилить «уговаривание» посредством невыполнимых обещаний и фальшивых прогнозов: «Ораторы, разъезжающие по стране, должны выступать чаще, должны говорить резче, должны обещать больше, должны изображать окончательную победу делом ближайшего будущего».

Министерство пропаганды было поначалу задумано Геббельсом в составе пяти отделов. Но с течением времени оно значительно разрослось, и к 1940 г. только по официальным данным насчитывало 15 отделов: бюджетный, кадров, юридический, пропаганды, немецкой прессы, иностранной прессы, иностранный, туризма, радио, кино, литературы, театральный, изобразительного искусства, музыки, отдел особых задач в области культуры, в компетенцию которого, по выражению геббельсовского администратора Г. В. Мюллера, входило главным образом обезъевреивание профессий в области культуры.

Бюджет министерства поначалу не выходил за пределы 4—5 млн. марок, но уже в 1935 г. его «ординарные расходы» составили 67 млн., «неординарные» — 65 млн., расходы на пропаганду за рубежом — 35 млн., на информационное агентство «Трансоцеан» — 40 млн., на Немецкое информационное бюро — 4,5 млн., на агитацию посредством кино и театра — 40 млн. марок. Кроме того, еще 45 млн. марок было выплачено анонимным получателям из особого секретного фонда.

Здесь следует отметить, что под эгидой геббельсовского министерства действовали помимо широко известных и такие «конторы», само существование которых не афишировалось, хотя их секретная деятельность была рассчитана на самую массовую аудиторию. Подробности их деятельности, строение, финансирование, методы и технологии до сих пор окончательно не выяснены. К учреждениям такого типа в первую очередь относятся «контора Шварц ван Берка», «контора Бёмера», система «черных» радиостанций.

«Контора Шварц ван Берка», во главе которой стоял известный нацистский публицист, рьяный апологет Гитлера Шварц ван Берк, обеспечивала, в частности, «пропаганду шепотом», т. е. распространение слухов — область, в которой Шварц ван Берк был крупнейшим специалистом. «Продукция» его «конторы» была рассчитана главным образом на немецкое население. Однако с деятельностью этой «конторы» исследователи связывают и акции непосредственно международного звучания, например такие, как появление в американском журнале «Лайф» написанного в «хемингуэевском стиле» очерка о десантной операции вермахта на острове Крит в мае 1941 г., причем автором очерка был берлинский журналист, никогда не прыгавший с парашютом, тем более на Крите.

Но в первую очередь задача спецобработки иностранной прессы во всевозможных формах возлагалась на «контору» высокопоставленного геббельсовского адепта К. Бёмера. Любопытно, что Бёмер, специализируясь на лжи и обмане, пал жертвой собственной болтливости, хотя для него это было, так сказать, гибелью при исполнении служебных обязанностей. В июне 1941 г., когда повсюду пошли расплывчатые слухи о предстоящем нападении Германии на Советский Союз, он ответил во время вечеринки в болгарском посольстве на просьбу прокомментировать эти слухи: «Если хотите знать точно — я скоро буду губернатором Крыма». Скорее всего со стороны Бёмера эти слова были лишь остротой — в смысле не только упоминания о Крыме, но и грядущего нападения вообще. Но уже на другой день бросившемуся по следам новости американскому журналисту секретарша в геббельсовском министерстве заявила, что она никогда не слышала о человеке по фамилии Бёмер. Утверждается, что Бёмер был арестован по настоянию министра иностранных дел Риббентропа, в то время как Геббельс за него заступался. Как бы то ни было, Бёмер был приговорен к трем годам тюрьмы, отсидел год, после чего попал на Восточный фронт, был тяжело ранен и умер в госпитале в Кракове. При погребении он был полностью реабилитирован.

Гитлеровцы очень эффективно работали с представителя иностранной прессы, обрабатывая журналистов в выгодном им русле. Не случайно Геббельс долго добивался прикомандирования так называемых «атташе по вопросам пропаганды» к германским посольствам в иностранных столицах – применяемые ими специфические методы воздействия «конторы Бёмера» приносили немалый эффект. Кроме того, уже в середине 30-х годов посредством различных методов, и прежде всего подкупа, гитлеровцы создали буквально всемирную сеть инспирированных ими изданий, включая 307 газет.

Весьма изощренным образом воздействовали нацисты на иностранную аудиторию и без посредничества зарубежных журналистов. Этому служила система «черных» радиостанций, выдававших себя за рупоры «оппозиции» в различных странах. Судя по имеющимся отрывочным сведениям, она была весьма подвижной, постоянно менялась под воздействием складывающихся обстоятельств. В июле 1942 г. Геббельс высказал мнение, что «черная» радиоагитация изжила себя, как во внутриполитической борьбе еще в 1932 г. изжили себя листовки. Тем не менее, из имевшихся на тот период 11 «черных» радиостанций он велел ликвидировать только 4. Из 7 оставшихся одна вещала на Советский Союз от имени… «старой ленинской гвардии». Самой последней затеей Геббельса в этом плане стала созданная буквально в последние недели войны станция «Вервольф». Рассчитанная на обман соотечественников, она вещала от имени мифического «немецкого движения сопротивления». «Информационные» тексты для нее, основывавшиеся на «поэтических вольностях», сочинял даже сам Геббельс.

Министерство пропаганды особое внимание уделяло ежедневным пресс-конференциям, а точнее, инструктажам для журналистов. На эти инструктажи, проводившиеся дважды в день, были обязаны являться специально аккредитованные представители всех берлинских, а также крупнейших провинциальных газет. (По данным на 1940 г., а Германии выходило примерно 2300 газет.) Проводились они самыми высокопоставленными сотрудниками министерства и носили доверительный характер. Делавшиеся во время инструктажей записи, а также вручавшиеся журналистам заранее отпечатанные инструкции подлежали по использовании уничтожению или возвращению в министерство. Кроме того, редакции газет и в особенности журналов (По данным на 1940 г., в Германии выходило примерно 18 тыс. журналов.) регулярно снабжались циркулярами по средствам связи. Вся эта система, из которой нацисты в принципе отнюдь не делали тайны, была до того отлажена, что один из ответственных сотрудников геббельсовского министерства уже в ходе второй мировой войны позволил себе публичное заявление о том, что немецкая пресса даже во время войны смогла отказаться от той предварительной цензуры, которая в якобы столь «свободных» демократиях Запада привела к тому, что газеты должны выходить с большими белыми пятнами на полосах.

Аккредитованные в Берлине иностранные журналисты могли являться на пресс-конференции три раза в день, причем одна из них проводилась министерством иностранных дел Риббентропа.

Исключительно мощным у нацистов было радиовещание — как внутреннее, так и международное. Еще в декабре 1925 г. Геббельс высмеивал домашний радиоприемник как «идеал мещанина». Но через несколько лет именно он добился широчайшего внедрения в Германии дешевенького «народного приемника», практически мало отличавшегося от репродуктора, поскольку принимать иностранные станции он не мог. При этом неизжитая «либеральность» концепции «радиоприемника в каждом доме» нейтрализовалась тем, что трансляции крупных нацистских сборищ немцы были обязаны прослушивать на оборудованных репродукторами площадях или в больших помещениях, т.е. коллективно. Исключительно на групповой просмотр было также сориентировано (и не только из-за тогдашних технико-экономических обстоятельств) возникшее в Германии в 30-х годах телевидение.

Если в 1933 г. иновещанию на немецком радио отводилось 45 минут в сутки, то в 1934 г. — уже 21 час 15 минут, в 1937 г.— 47 часов. В 1940 г. по нацистскому радио транслировалось 240 программ на 31 иностранном языке общей продолжительностью 87 часов в сутки.

В области вещания на заграницу министерство пропаганды тесно сотрудничало с министерством иностранных дел. Точно также как в отдельных областях оно сотрудничало и со многими другими ведомствами «третьего рейха». Особые взаимоотношения связывали гитлеровских агитаторов с вермахтом, где существовал специальный род войск — «войска пропаганды». Появились они в гитлеровской армии в конце 30-х годов. Основу «рот пропаганды» составляли мобилизованные лица, одинаково хорошо владеющие как журналистскими (литературными, радио-, фото- или кинорепортерскими) навыками, так и всевозможным боевым оружием. Последнее обстоятельство имело большое значение при освещении действий специальных войск — авиаторов, танкистов, моряков торпедных катеров и т. п., поскольку, например, экипаж боевого самолета не мог позволить себе роскоши взять на борт ни одного лишнего человека, который был бы только наблюдателем происходящего. Каждая «рота пропаганды» придавалась целой армии. Военнослужащие ее действовали индивидуально или в составе компактных групп на большом удалении от прочих своих непосредственных сослуживцев.

«Роты пропаганды» были призваны не только обслуживать средства массового воздействия гитлеровского рейха, но и вести агитацию непосредственно в частях и соединениях вермахта, а также обеспечивать психологическую обработку войск и населения противника. (Это к вопросу о либеральном мифе, широко распространяемом в СССР в перестройку радетелями за капитализм, что якобы в армии не должно быть идеологии. Ровно напротив – армии без идеологии не бывает. Как видим, не только в советской армии, но и у гитлеровцев были свои «политруки». Точно такие же «политруки» существуют и в современной российской армии – их роль ныне выполняют попы — военнослужащие православных «рот пропаганды».)

В отношении психологической обработки войск и населения противника среди этих подразделений совершенно особым был «взвод пропаганды» при отдельном корпусе генерала авиации (по совместительству крупного востоковеда) Фельми (корпус «Ф»). Если учесть, что 6000 солдат и офицеров корпуса «Ф», предназначенного для вторжения в ближневосточные страны и далее, вплоть до Индии, поголовно владели тем или иным иностранным языком[1], он уже по кадровому составу — помимо превосходной оснащенности танками, артиллерией и авиацией — был уникальной спецпропагандистской единицей. Что касается приданного ему «взвода пропаганды», то в его снаряжение входила передвижная типография с набором арабских шрифтов, а его контингент включал наборщиков-арабов, а также квалифицированных арабских дикторов.

Высшей точкой развития «рот пропаганды» стал 1943 г., когда они, собственно, и были выделены в особый род войск. Общая численность их составляла в то время примерно 15 тыс. человек, тогда как средний контингент «роты пропаганды»— 115 человек.

«Войскам пропаганды» Геббельс был обязан успехом своего любимого детища — еженедельной кинохроники. Даже в начале 1945 г. кинооператоры «рот пропаганды» еще присылали в Берлин по 20 тыс. метров отснятой еженедельно пленки, в то время как объем еженедельного хроникального выпуска военной поры составлял 1200 метров (45-минутный сеанс). Заметим, что до войны объем выпуска кинохроники не превышал 350 метров. Большое значение придавалось демонстрации таких выпусков за границей. В начале войны для этого изготавливалось 1000 копий еженедельно с дикторскими текстами на 15 языках, в то время как общий тираж хроники, по сведениям на январь 1942 г., составлял 2400 копий.

С началом Второй мировой войны диспетчерским пунктом всей этой грандиозной пропагандистской машины (включая еще информационные агентства Немецкое информационное бюро и «Трансоцеан», а также целую сеть пронацистских информационных агентств и контор в нейтральных странах и пр.) стали секретные инструктажи для самых высокопоставленных сотрудников министерства пропаганды в присутствии представителей ряда прочих ведомств «третьего рейха» — верховного командования вермахта, министерства иностранных дел, имперской службы безопасности и т. п., которые Геббельс начал проводить ежедневно в 11 часов утра.

Степень концентрации и унификации агитационных усилий гитлеровцев потрясают. Но у него был один существенный недостаток — арсенал нацистской агитации со временем приобрел характер лабиринта, в котором разобраться становилось сложно даже тем немногим, кто обязан был это делать по штату. Случалось и сам Гитлер становился жертвой оптимистической «информации», выуженной риббентроповскими чиновниками из иностранной прессы, не зная, что речь идет всего-навсего о фальшивках, запущенных агентами Геббельса. Сам министр пропаганды застал однажды свою жену за чтением ходившего по Германии в списках перевода шарлатанской статьи, «продвинутой» его агентами в ту же иностранную прессу и ими же потом подброшенной в нелегальной форме обывателям «третьего рейха» (в этой статье некий звездочет и «ясновидец» предсказывал Германии грядущие военные успехи). Простым же людям разобраться, где иллюзия – миф и выдумка, а где реальность было практически невозможно.

Эти случаи только подчеркивают всю губительность аппарата глобальной нацистской агитации, чьей первой и самой главной жертвой стало многомиллионное население целой страны, во имя которой он якобы и создавался.

                               Технологии фашистской агитации

Частично о кое-каких методах пропаганды уже упомянуто выше в главе об организации фашистской идеологической машины. Здесь же мы расскажем об технике и способах фашистской агитации подробнее, чтобы наши читатели, знакомясь с технологиями современной буржуазной пропаганды, сами убедились воочию «откуда ноги растут» у тех варварских, сверхциничных и даже безумных способов масс-обработки сознания, которые сегодня применяет к ним господствующий класс буржуазии.

Как и нынешние буржуазные идеологи пропаганды, Геббельс и его окружение избегали публично распространяться о своей методике даже на уровне отдельных примеров, хотя при случае любили прихвастнуть успехами своей агитации. Издававшиеся в гитлеровской Германии бредовые, но наукообразные брошюры о психологических предпосылках нацистских успехов носили отвлеченный барабанно-апологетический характер и в лучшем случае лишь повторяли известные постулаты «Майн кампф». Серьезной и действительно научной литературы, посвященной исследованиям вопросов масс-технология в гитлеровской Германии не было.

Что касается зарубежных исследований, появившихся до конца второй мировой войны, то определенное несовершенство их заключалось в том, что они во многом носили гипотетический характер – реальных фактов в руках не было. Ситуация изменилась после победы над гитлеровской Германией, когда исследователи получили доступ к трофейным документам и рукописям всевозможных учреждений и деятелей «третьего рейха». И у исследователей появилась возможность сличить общедоступную продукцию немецко-фашистских агитаторов с секретными планами и разработками, на основе которых она выпускалась, а значит, и выяснить, как конкретно геббельсовская пропагандистская машина смогла зомбировать целый народ, практически лишив его разума.

Наиболее системно и полно методы и способы нацистской агитации изложены в книге немецкого исследователя В. Хагемана «Публицистика в третьем рейхе», в диссертации его однофамильца Ю. Хагемана «Руководство прессой в третьем рейхе», в статье американца Л. Доуба «Геббельсовские принципы пропаганды», в ряде работ советских ученых, например, Н. Корнева. Ю.Я. Орлова и А. Е. Глушкова, российского исследователя истории германской журналистики Г.Ф. Вороненковой. Наибольшее доверие вызывают, разумеется, работы советских ученых, ибо они написаны с классовых позиций рабочего класса, без чего сущность гитлеровских методов обработки массового сознания людей понять невозможно. Самый важный вывод, который прямо вытекает из представленных всеми исследователями фактов это то, что нацистская клика воевала агитационно-пропагандистскими средствами против собственного народа точно так же, как и против других народов.

«Большая ложь» реализовалась гитлеровцами в форме мировоззренческих мифов и измышлений, касающихся тех или иных конкретных событий.

Нацистское мировоззрение («Weltanschauung») состояло из следующих мифов:

— о превосходстве «нордической» расы над прочими «недочеловеками»;

— о спасительной функции принципа «фюрерства»;

— о «тотальной вине» евреев;

— о «двойственной природе» капитала, который нацисты делили на «производительный» и «процентный», «долговой», т. е. банковский капитал, вставая горой за первый и демагогически ниспровергая второй;

— о «союзе» международных еврейских банков и международного марксизма;

— о «сговоре» католической церкви с «красным недочеловечеством»;

— о несовместимости марксистского учения с интересами рабочего класса;

— о необходимости и возможности ликвидации — причем очень быстрой — классов без ликвидации и даже посредством укрепления принципа частной собственности;

— о нацистской «революции», не признававшей классового характера государства;

— о строительстве в нацистской Германии «подлинного социализма» и «подлинно народного государства»;

— о христианстве как «пролетарски-нигилистическом течении» и т. п.

Как видим, значительная часть этих мифов широко распространена и сегодня, в том числе и на постсоветском пространстве. По сути, она и составляет современное либеральное и в значительной части левое, т.е. оппортунистическое мировоззрение. Что же касается гитлеровских нацистов то их вариант «национального социализма» есть не что иное, как «социализм навыворот» — социализм, искаженный сознанием умирающей буржуазии, неспособной остановить свою гибель и потому вынужденной прибегать к последнему средству – красить дикий госкапитализм с абсолютной властью государства монополий в коллективистские краски.

Не один год гитлеровцы твердили о своем «миролюбии», выдавая за таковое даже захват Австрии и Чехословакии. Объявив марксизму «мировоззренческую войну на уничтожение», немецко-фашистская клика в то же время пыталась жульнически присвоить его антибуржуазный пафос. Такой трюк был ей необходим, чтобы привлечь на свою сторону народные массы в условиях усилившейся капиталистической эксплуатации. Но этот пафос, конечно, был лишь словесным, декоративным. Нацистам было важно только казаться, но ни в коем случае не быть антибуржуазными. Целиком стоя на страже капиталистической собственности, они пытались упорядочить ее в условиях государственно-монополистического капитализма.

Конечно, научной аргументации для подобных тезисов не существует. Потому она нацистскими идеологами игнорировалась, причем совершенно сознательно. «Побеждает не всегда тот, кто прав, но временами и тот, в ком больше терпения,— так утверждал Геббельс в письме обласканному им карикатуристу Мьёльниру. — Христос не приводил в своей нагорной проповеди никаких доказательств. Он только выдвигал утверждения. Само собой разумеющиеся вещи не доказывают. Это принципы, которые действуют всегда и которыми нельзя пренебрегать безнаказанно».

И опять в этом утверждении Геббельса мы видим те самые приемы, которыми действовали либералы и демократы в перестройку. Чего только стоит пресловутое и памятное многим бывшим советским гражданам «Третьего не дано!», когда в действительности имело место не только третье, но и четвертое, и пятое и т.д.

Там же, где гитлеровцы старались создать видимость аргументации, она не могла не быть мнимой как раз потому, что покоилась на преподнесении сомнительных в научном отношении утверждений в качестве «само собой разумеющихся вещей». После того как национал-социализм все-таки был наказан, «имперский шеф прессы» О. Дитрих признался: «Гитлер умел привносить фальшивые или в высшей степени уязвимые предпосылки уже в исходные пункты своих выступлений, чтобы затем, опираясь и основываясь на них, доказывать воспринимавшему их слушателю то, что он хотел ему доказать». В этом свидетельстве Дитриха описан один из фундаментальных приемов внушения, который активно используется и в современной буржуазной пропаганде.

Взаимоотношение мировоззренческих мифов и лжи в отношении конкретных событий было таково, что, с одной стороны, конкретно-событийная ложь легче усваивалась сознанием, уже «прополосканным» мировоззренческими мифами, а с другой — такая ложь (сколь бы она ни была вопиюща) с точки зрения формирования, а точнее, деформации мировоззрения была не столь пагубна, как мировоззренческие мифы. Последнюю особенность отмечал в годы войны видный знаток нацизма американец У. Ширер. Анализируя приемы нацистской газеты для американских военнопленных «О-кей — Оверсий кид», он считал ее краткосрочные цели подрыва морального духа пленных американцев посредством замалчивания успехов анти-гитлеровской коалиции на фронтах и подчеркивания неблагополучного положения в самих США не столь важными по сравнению с долгосрочными, заключавшимися в том, чтобы посредством вдалбливания в головы пленных основных стереотипов нацистского «мировоззрения» создать — даже в случае поражения нацистов и возвращения пленных американцев на родину — такую ситуацию, когда «семена нацизма могут прорасти за океаном и в конечном счете помочь нацистам возвратиться на политическую авансцену в Германии и в Европе»[2]. Что, сегодня, собственно, и происходит.

Главенствующая роль мировоззренческих мифов проявлялась и в том, что они с неизбежностью толкали нацистов на сознательную повседневную фабрикацию конкретно-событийных измышлений, причем большой ложью по поводу большой лжи стало торжественное заверение Гитлера в берлинском Дворце спорта 12 февраля 1933 г.: «Вот наш первый программный пункт: мы не хотим лгать, мы не хотим мошенничать».

У. Ширер отмечал, что в первом же номере упоминавшейся выше нацистской газеты для американских военнопленных была помещена статья о так называемом «народном автомобиле». В ряду мероприятий, с помощью которых гитлеровцы изыскивали средства для форсированного вооружения, была и афера с «народным автомобилем». Сотни тысяч немецких семей вносили регулярные взносы на этот автомобиль, которым им так и не суждено было обзавестись. Автор же статьи для военнопленных не только преподносил его как реальность, но еще и заявлял при этом: «Я мог бы сколотить на «народном автомобиле» большой пропагандистский капитал. Однако я не стану этого делать и ограничусь строго объективными данными». Установление контактов с новой аудиторией посредством заверений в искренности и объективности можно рассматривать как один из исходных приемов нацистской агитационной методики.

И ныне все то же самое. Буржуазные пропагандисты разных мастей от историков до журналистов бьют себя кулаками в грудь, заверяя российское население в своей якобы объективности и непредвзятости.

В качестве предпосылки массовой агитации многие деятели и ведомства нацистской Германии широко практиковали «ложь для узкого круга» в форме доверительных сообщений, причем она использовалась в расчете не только на дезинформирование иностранных разведок, как может показаться на первый взгляд, но и для обмана собственного народа. Иллюстрацией последнего момента может служить заявление Геббельса на инструктаже 11 сентября 1940 г. о том, что за время английских налетов на Германию с 10 мая по 10 сентября погибло даже не 1500, как где-то упоминалось, а всего 617 человек, но эту цифру публиковать нельзя, так как в Лондоне такое число людей погибает от немецкой бомбежки за сутки. Министр рассчитывал, что через его ближайших сотрудников это «доверительное» утверждение станет достоянием оптимистических слухов в немецком народе.

В то же время даже приближенные Гитлера подчас не знали о его действительных планах. Так, О.Дитрих, в задачу которого входило информирование немецкой прессы из первых рук о намерениях и действиях «фюрера», утверждал в своих мемуарах, что, не имея «доступа на доверительные и секретные военные совещания», о вторжении Германии в Австрию в марте 1938 г. он узнал, уже сидя в одной из машин, входивших в автоколонну непосредственного сопровождения Гитлера; что поездка Гитлера на фронт боевых действий против Франции, раз-вернувшихся утром 10 мая 1940 г., для него, Дитриха, началась вечером 9 мая как поездка в Гамбург для осмотра одной судоверфи; что о плане нападения на Советский Союз он знал только по слухам, которые «клеймил тогда как политическое преступление против определенных в договорном порядке немецко-советских отношений» и «настрого запретил» распространять своим сотрудникам. Геббельс был заранее посвящен не только в планы вторжения во Францию, но и в «план Барбаросса», ради успешного осуществления которого делал на инструктажах в начале июня 1941 г. на первый взгляд то же самое, что и Дитрих, — опровергал курсирующие предположения о предстоящем нападении на Советский Союз, а 5 июня заявил: «Фюрер решил, что война не может быть доведена до конца без вторжения в Англию. Операции, которые планировались на Востоке, отменены».

13 апреля 1940 г., вскоре после нацистского вторжения в Норвегию и Данию, Геббельс отдал распоряжение, чтобы «для засылки ложных сообщений никогда не использовался официальный аппарат, информационные агентства и т. д.», что «источник лжи должен тотчас маскироваться», что «радио и пресса в собственной стране вообще не должны компрометировать себя такой ложью», что для нее подходят «только каналы, идущие за границу». От последнего из перечисленных правил (которое и раньше далеко не всегда соблюдалось) нацистам пришлось по мере исчезновения шансов на военный успех отказываться все чаще и чаще. Но шлифовка техники дезинформации продолжалась, как это видно из специальной инструкции по составлению фальшивых сообщений, подготовленной в июле 1942 г. для сотрудников риббентроповского МИД.

С точки зрения маскировки источника дезинформации весьма удобным каналом для нацистов служили «черные» радиостанции. Специфической формой использования радио было вещание на волне противника. Так, во время боев в Арденнах нацистские агитаторы «запустили» на волну Би-Би-Си фальсифицированное интервью с английским фельдмаршалом Монтгомери.

В лагерь противника забрасывались также фальшивые листовки. На инструктаже 22 апреля 1942 г. Геббельс велел наряду с организацией якобы английских радиопередач на Францию, в которых следовало подчеркивать, какие разрушения и жертвы навлечет на французов открытие второго фронта, изучить вопрос о заброске во Францию якобы английских листовок с аналогичным содержанием. Идею одной такой листовки подал сам Гитлер. Текст наброска гласил: «Французы! Когда в 1940 г. мы покинули вашу землю с нерастраченными силами и полной уверенностью в победе, мы сделали это с мыслью о вас и о том, чтобы ваша прекрасная страна не пострадала от дальнейших разрушений и, чтобы вам не нужно было приносить дальнейшие жертвы в борьбе за наше общее дело. Теперь вся тяжесть борьбы лежит только на наших плечах. Вы можете рассчитывать на нас, на то, что мы победоносно перенесем войну. Мы рассчитываем на вас, на то, что вы и впредь будете на нашей стороне».

С огромной изощренностью использовались нацистами доверительные устные формы общения, посредством чего распространялись легенды и слухи. Как видно из дневника Геббельса, он, например, специально делал ставку на распространение в народе «подлинных легенд» о его наездах в разбомбленные английской авиацией кварталы Берлина. Министр пропаганды расчетливо полагал, что незачем сообщать об этом в газетах: «Так лучше, здесь срабатывает устная пропаганда». И он же на инструктаже 24 октября 1942 г. отдал распоряжение распространить в народе слух о применении немцами «неслыханно эффективного оружия» в Сталинграде. Через месяц пошли разговоры, что в Сталинграде объявились немецкие танковые огнеметы, способные повергать в море огня дома в шесть этажей и выше, и что там же солдатами вермахта впервые применен автомат со скорострельностью 3 тыс. выстрелов в минуту. При всех этих «точных» деталях речь шла о чистейших измышлениях.

Одновременно нацисты старались создать вокруг средств массовой агитации ореол мистической потусторонности, вездесущности, непогрешимости. Нацистам не было свойственно просвещать народ, скажем, по поводу того, как делается газета, как готовится радиопередача и т. п. На инструктаже 9 июня 1940 г. Геббельс учинил разнос еженедельнику «Ди вохе», опубликовавшему фотографию граммпластинки, с которой шли в эфир фанфарные позывные, предварявшие специальные радиосообщения об особо эффектных военных победах: «Геббельс требует известить прессу, что в случае повторения подобной вещи он велит отправить редактора, виновного в преступном расколдовывании национальных событий (мы не шутим, именно расколдовывания, дословно фраза на немецком звучит так — der sich des Vergehens der Deslllusionlerung nationaler Vorgange schuldig macht), в концлагерь, о чем бы ни шла речь — о кино, радио и т. д. Министр не остановится и перед тем, чтобы велеть арестовать цензора,