Зверство

Смотреть на это невозможно без недоумения. Выходят и давят соперника по всему фронту, справа, слева и в центре, давят без сомнений и жалости, и как это понять? Другие ведь тоже тренируются на полном напряге сил, готовятся, отрабатывают схемы атаки и защиты, выстраивают линии, серьезно обсуждают на тактических занятиях способы нейтрализации Левандовского. А он машина. У него торс атлета и мозги футбольного компьютера. Но даже если на пять или десять минут удается заглушить его компьютер, то тут же откуда-то прибегает Кингсли Коман и крутит защитников, как детей. И еще из каких-то таинственных тактических засад вдруг прямо по центру карающим богом футбола является на страшной скорости Леон Горецка и безжалостно фигачит в угол. Посмотрите в этот момент на лицо Леона — он не улыбается, не радуется, не испытывает восторга, как другие, кто забивает. Забил вчера, забил сегодня, забьет завтра... Послезавтра тоже забьет. Чего радоваться-то?

«Бавария» странная команда. У других великих клубов есть некое единство стиля, которое передается через время. «Барселона» едина во времени со времен Круиффа и до времен Месси. «Ливерпуль» и до Клоппа был командой красной ярости, а при Клоппе стал командой красной ярости с крыльями и на мотоциклах. «Атлетико» долгое время строит себя из камней (вот только камни после ухода Година стали крошиться). А «Бавария» не чувствует себя обязанной быть единой во времени. При Гвардиоле она вдруг стала пластичной по-барселонски и мелко пасующей, при Анчелотти заиграла во что-то итальянское, при Коваче и вовсе попыталась стать чем-то безнациональным и общеевропейским, но посыпалась и провалилась. И что же делает «Бавария» в момент кризиса? Она мгновенно пускает корни и выпускает трубки и подсоединяется к какому-то своему исконному, древнему резервуару силы и источнику футбольного зверства.

Знаем мы из истории эту могучую, сильную, зверскую «Баварию», видели. Была она такой давным-давно, когда в ней объединялись любивший смокинги аристократа кайзер Франц и предпочитавший рваные свитера анархиста левый радикал Пауль Брайтнер, а в атаке выходил приземистый Герд Мюллер и бомбил, бомбил. Помним мы и Карла-Хайнца Румменигге, эффективного, как весь немецкий автопром. Многие старались делать, а выйти и сделать умел только он.

Седой Юпп Хайнкес в свой предпоследний приход в «Баварию» подсоединялся к этой тайне, к этому архетипу, к этому резервуару — и без церемоний и философических затей сделал «Баварию» могучей, даже всесильной. Тем же тайным умением подсоединяться к резервуару исконной силы владеет Ханс Флик. А чем иным можно объяснить то, что он делает, и то, какой он мгновенно сделал размякшую при Коваче команду?

Ведь он не попросил года или трех, он все сделал сразу. Ведь он, как и Юпп Хайнкес в свое время, не говорил умных речей спортивного интеллектуала и не изображал из себя тренера-философа. Он просто — хотя ничего простого в этом нет — сделал команду сильной. Дал ей какое-то почти немыслимое для людей движение, все они бегут у Флика как лоси, а играющий слева единственный в Бундеслиге канадец Альфонсо Дэвис без всякого сомнения в движении и напоре превосходит любого лося. Затопчет он лося, если лосю придет сыграть в голову в футбол против Альфонсо Дэвиса. Так они все бегут, и комбинируют, и пасуют четко, и бьют мощно, и владеют инициативой всегда, в любой момент, просто потому, что по уровню энергии превосходят всех.

Когда-то тренеры были практиками, сами игравшими и поэтому познавшими футбол. Таким был Гельмут Шён, и таким был Альф Рамсей. Когда-то Ринус Михелс был человеком идеи — идеи общего свободного и синхронного движения. Когда-то Круифф как игрок и как тренер сделал футбол искусством, а игрокам дал черты артистов и богемы. Когда-то Лобановский оснастил себя научной группой, изучал футбол как науку и на чертежах расчерчивал маршруты игроков. Но игра усложнялась вслед за жизнью, игра спешила за компьютерами и интернетом, игра впитывала в себя темп голливудских фильмов и красочные видения популярных фэнтези. И тренеры в этой игре — создатели этой игры — превратились в гуру, владеющих тайным знанием. Они ученые, и как ученые знают все о биомеханике человека; они психологи, и как психологи знают все о мотивации; они инженеры, и как инженеры знают все об эффективном производстве; они практики, и как практики умеют выстраивать процесс. Но разве это все о них? Нет, не все, самое главное не сказано.

Ханс Флик стал тренером «Баварии» почти случайно. Опыт ассистента Лёва в сборной у него был, но это всего лишь опыт ассистента. Заштатный «Хоффенхайм» он вывел из четвертого дивизиона в третий, а в третьем застрял — успехом это не назовешь. В федерации он работал успешно — но не как тренер. И он ведь почти уже решил уйти на покой в свои молодые годы и жить спокойно в своей родной баварской провинции, когда Улли Хёнесс на какой-то тренерской тусовке спросил его: «Не хочешь попробовать?» Не хочешь попробовать встать у руля «Баварии» и снова сделать ее суперсильной, не хочешь попробовать из неизвестности выпрыгнуть на всемирный свет и вступить в соревнование с бегающим по бровке неудержимым Клоппом, с Симеоне во всем черном, с лысым Зиданом, который тоже знает тайну возрождения команды, с честолюбивым Нагельсманом и с высокомерным и особенным Моуриньо? А что? Давай попробую, сказал Ханс Флик.

И вот он пробует.

И вот он подключился к тайному резервуару исконной баварской силы — и пробует так, что от «Барселоны» летят клочья, а от «Атлетико» ошметки. И вот он пробует, этот совершенно беспонтовый, не претендующий быть модным Ханс Флик — и «Бавария» звереет на глазах, прет и давит, давит и рычит, сжирает и уничтожает.

Алексей Поликовский
Обозреватель «Новой»