Зачем спасать Европу?

Она сама себя довела. И мигранты тут почти ни при чем

Русский человек встрепенулся. Всемирная отзывчивость в нем опять заиграла. Сидят русские люди, теребят клавиатуру, спасают Европу. На этот раз — от мигрантов. Идеи просто кишат. Квоты, пулеметы, отмена пособий, выселение беженцев на родину, перевозка беженцев в США. Выставить заградотряды, позвать на помощь русских, кликнуть ООН и так далее разной степени адекватности.

Европа эти стоны и крики великолепно игнорирует, но русский человек все рвется ее спасать. Легче легкого найти этому желанию причины материальные. Русским эмигрантам в Европе действительно неприятно смотреть, как рабочие места, пособия, стипендии, все то, что они с таким трудом добывали для себя в течение десятилетий, в одночасье достается ни черта для этого не сделавшим мигрантам. Русским туристам, привыкшим культурно отдыхать в Европе, претит мысль о толпах нищих и небезопасных арабов и африканцев. Толпы, несомненно, нарушат благолепие.

Однако эмигрантов и туристов в нашем обществе не так уж и много. А Европу спасать рвутся буквально все. Зачем? Вернее, так: кого мы спасать-то собрались?

Была, конечно, Европа Данте и Мольера, Ньютона и Шекспира. Была — вот совсем на памяти наших пап и мам — Европа Кокто и Диора, Феллини и Сартра. Эти люди ходили по улицам Парижа и Рима, они, собственно, и составляли собой ту Европу, куда мы обречены рваться и «спасать». А сегодня?

Вот собрались вы поехать в Париж. Какой живой деятель искусства может встретиться вам в Париже? Ну, чтобы встреча с ним проняла бы вас до печенок? Чернокожий рэпер Буба, разве что.

Хороших европейских кинорежиссеров можно сегодня пересчитать по пальцам одной руки. Хороших писателей — остался один Мишель Уэльбек. Да и то его только что демонстративно прокатили с Нобелевской премией, отдав ее совершенно бездарному его соотечественнику. Независимо ни от каких мигрантов, Европа сегодня — это культурная пустыня с редкими, доживающими свой век музеями и оперными театрами. Спасибо туристам — в том числе и русским, — что они еще существуют. Объясняется такое положение дел очень просто. Последние семьдесят лет вся эта часть света является оккупированной территорией. До 1989 года ее примерно пополам делили США и СССР, на сегодняшний день она полностью ушла под США.

Никакая культура на территории колонии не нужна, туземцы пусть кушают попкорн и смотрят голливудские фильмы. Европейское искусство, убитое, по сути, поражением во Второй мировой войне, кое-как агонизировало вплоть до 80-х. Французские кинокомедии, Феллини с Бертолуччи, Фассбиндер и Далида позволяли надеяться, что здесь еще не все кончено.

Спасать Европу надо было в конце 80-х. Тогда еще что-то здесь оставалось. Однако отказавшись от левой идеи, мы добили все живое, что еще как-то теплилось на этой территории. Никакой альтернативы политической корректности более не осталось. Европа самостоятельно, при чутком руководстве США, кастрировала свое искусство, философию, творчество. Как-то так «само собой» получилось, что любая яркая мысль, любое нестандартное высказывание сегодня — это преступление против политической корректности, натуральной инквизиции наших дней. Гигантская анальная пробка на Вандомской площади, которую американский деятель Пол Маккарти подарил Парижу на Рождество вместо елки, — идеальный символ того, что американцы сделали и продолжают делать с Европой. Она, как мы видим, совершенно не против.

Так чего мы-то суетимся? Чего мы собираемся спасать? Анальную пробку от нетолерантных мигрантов?

На самом деле, наше желание спасать Европу — это чисто русский внутренний конфликт. Никакого отношения к реальной Европе он не имеет. С тех пор, как мы принялись учиться у европейской цивилизации, мы то и дело подмечаем, что наряду с достижениями научными, техническими и художественными, на этой территории процветают зверства, русской цивилизации совершенно не свойственные и просто непонятные.

Славянофилы, по доброте душевной, решили, что эта непонятная жестокость — симптом гибели Европы. Ну, ясно же, как божий день, рассуждал тот же князь Одоевский, если английский фабрикант заставляет ребенка работать по 12 часов в день, значит, с Англией что-то не так. А если — продолжал его мысль Достоевский — вся власть в Европе принадлежит Ротшильду, то Европе недолго осталось. Гибнет, старушка. Надо ее спасать. А кто же ее спасет, если не всемирно отзывчивый русский человек?

Между тем, зверства английских фабрикантов вполне уживались с гениальными романами Диккенса и служили для них материалом. Ротшильда воспевал Бальзак в «Человеческой комедии». Культура Европы вовсе не чужда европейским зверствам, она на почве этих зверств естественно произрастает.

Темную изнанку европейской цивилизации философ Лосев назвал «оборотной стороной Возрождения». И тут же проницательно заметил, что «никакой оборотной стороны и нет», что жестокость и достижения европейской цивилизации связаны воедино. Дальше он эту мысль развивать не рискнул.

Сегодня мы вновь убеждаемся, что хорошие дороги и комфортабельные поезда по расписанию, роскошные рестораны и высококачественные музеи рука об руку идут с трупиком несчастного сирийского мальчика, который сначала таскают по пляжу в поисках выгодного ракурса, потом размножают его фотографии, потом высмеивают в журнале «Шарли Эбдо». Высокий комфорт и запредельный цинизм — это и есть сущность Европы. Разделять их просто наивно.

Никакой «оборотной стороны» великих достижений действительно нет. Европа бомбит Гернику, а потом рисует Гернику. Русским очень нравится картина Пикассо, но категорически не нравится идея бомбежек мирных жителей. Мы искусственно разделяем шедевры Европы и ее зверства и пытаемся доказать, что «Доктор Фаустус» и Освенцим — это разные вещи. А они — в цивилизационном контексте — одно и то же. Вот так вот самовыражается европейская цивилизация.

В наших интересах брать от этой цивилизации все, что для нас полезно, и не пытаться исправить то, что этой цивилизации имманентно присуще. Лучше держать дистанцию. Пора уже признать, что рядом с русской цивилизацией существует интересная для нас, но чуждая цивилизация Европы. Ее регулярно плющит, корчит и корежит по каким-то ее собственным внутренним причинам. Спасать ее от ее проблем так же глупо, как спасать Везувий от его собственного взрыва. Тут главное, чтобы нас обломками не зашибло.


via