Зажигательная драма
В российский прокат вышла молодежная драма «1000 дешевых зажигалок» (18+). По её сюжету один подросток собрал бомбу, а другой пришел с ней в техникум, чтобы повысить свой социальный статус. Несмотря на взрывоопасную тему — буллинг, «социалочка», теракт – создатели киноленты сосредоточились не на последствиях, а на поиске причин явления.
Как фильм, сценарий которого писался под Псков, обошел клише с обвинением во всём пресловутых видеоигр и западной пропаганды, поможет ли он понять, почему подростки берут в руки оружие, и как в нем отразилась трагедия в Стругах Красных, корреспондент Псковской Ленты Новостей поговорила с режиссёром-дебютанткой Ириной Обидовой, которая жила в Пскове в школьные годы.
Фото здесь и далее: Liho! Production
– Ирина, ваш фильм – вторая российская картина о феномене «школьного шутинга». Вы пытаетесь понять и объяснить тех, кто ходит с автоматами?
– Когда мы брались за эту тему, мы понимали, что проблема скулшутинга очень сложная и с этической точки зрения, и с точки зрения поиска причин и следствий. Определить, кто виноват, что повлияло и почему такое произошло, тоже непросто. Безусловно, очень высокий процент тех, кто устраивает такие катастрофы, – люди с серьезными психическими отклонениями. Но мы не брали их примеры для подобной истории. Мы как раз-таки обращались к ребятам, которые не имеют диагнозов, но которые по той или иной причине не нашли для себя другого выхода. Плюс насмотрелись на аналогичные случаи и решили, что для них это выход. И мы начали разбираться, собственно, почему так происходит, что их к этому подтолкнуло.
– Почему тема подросткового сопротивления стала такой актуальной?
– За последние 10 лет в России произошло больше 30 случаев подросткового экстремизма, о которых так или иначе говорилось в СМИ. Мне кажется, это очень высокий процент. И если говорить не только о России, то в мировой новостной повестке мы видим множество таких случаев и в Америке, и в Азии, и Европе. Сейчас стали много говорить о проблеме буллинга, которая также затронута в фильме. Буллинг довольно сильно влияет на историю и является одной из причин всего происходящего. Конечно, не все те, кто берут в руки оружие и приходят в школу, подвергались травле. Но связь есть. Проблемы и отношения внутри подросткового социума, и отношения между взрослыми и детьми – всё это может привести к экстремизму как крайней форме проявления обострения накопившегося.
– Вы привлекали психологов к работе над сценарием?
– Мы действительно проводили довольно большое исследование, работали над сценарием больше двух лет. Когда мы писали историю, консультировались с психологами, с детскими омбудсменами и с педагогами. Наблюдали, как сейчас живут подростки, которые находятся в определенной группе риска.
– Вы, наверное, слышали о трагических событиях шестилетней давности, которые произошли в Псковской области. Двое подростков - Денис и Катя - сбежали от родителей, забаррикадировались в доме, где было оружие, отказались от переговоров с полицией и трагически погибли. Эта история каким-то образом обозначилась при создании картины?
– Когда случилась псковская трагедия, я именно с того момента начала изучать и интересоваться этой темой. Но тогда она для меня не переросла во что-то большее. Возможно потому, что мы тогда еще не встретились с Лизой (автором сценария «1000 дешевых зажигалок» Елизаветой Цыгановой – ред.). Эта трагедия стала основой фильма Александра Ханта «Межсезонье». В нашей картине же от этих ребят – их желание быть услышанными. Оно такое же, как у наших героев.
– Скажите, есть ли у истории реальная основа и у героев прототипы?
– Мы действительно изучили, мне кажется, почти все доступные в Сети случаи подросткового экстремизма. Прямых прототипов нет, мы специально хотели создать героев, не основанных на реальных характерах. Мы искали именно подход к теме. Вообще задача фильма – показать, что самое важное в жизни – сама жизнь. Даже у черты можно выбрать жизнь, если у тебя будет какая-то поддержка. Мы придумали мир, в котором эти герои живут, но максимально попытались его связать с нашей реальностью. Поэтому прототипов и истории нет, но они максимально реальные, как мне кажется.
– Объясните, против чего бунтует главный герой? Он ведь талантлив, умен, успешно участвует в олимпиадах, но как будто бы совсем без амбиций и не стремится улучшить свое положение: продолжает учиться в «шараге», как он сам называет техникум, не пытается поступить в вуз. Он не может смириться с устройством социума?
– Тут несколько факторов. Иногда талант проявляется через бунт и через агрессию, если человека не слышат и не принимают таким, какой он есть. Во-первых, это подростковый бунт, Артём (главный герой – ред.) не принимает правила, не принимает систему, система не принимает его. Ситуация накаляется еще и тем, что его никто не слышит. Подросток не находит поддержки ни дома, ни в колледже. Его все воспринимают как хулигана, а талантливую часть не замечают. Все идут за рейтингами – за модными, популярными ребятами, теми, кто хорошо учится, а остальных не замечают. И вот он выступает против этой системы.
На самом деле в преступлениях славы (психологический термин – ред.), когда говорится о скулшутинге, проблема рейтингов является ключевой, потому что подростки видят, как делали другие, и повторяют за ними. Именно эти рейтинги часто и провоцируют ребят на подобное. «Колумбайн», с которого как будто все началось, был не первым случаем скулшутинга, но его впервые широко показали в прямом эфире по всем основным каналам Америки. И ребята увидели, что это способ привлечь к себе внимание. По сути, наш герой выступает против всех рейтингов, но как бы эти же рейтинги его и начинают подталкивать к тому, что происходит в фильме.
– Героиня фильма Кира сравнивает хулиганский поступок Артёма в школьной уборной с перформансами сербской художницы Марины Абрамович. Где, по-вашему, эта грань между искусством и экстремизмом? И почему вообще это сравнение в фильме прозвучало?
– Сравнение прозвучало, потому что Кира действительно в проделках Артёма видит искусство. Наверное, в силу своей большей образованности, потому что она этим интересуется и видит, как высказывание может быть направлено в искусство. Она это так считывает, это ее мир. Артём живёт в другом мире, он даже не воспринимает то, что он делает, как искусство, как перформанс. Он сейчас не выявляет себя как художника. Он просто таким образом находит выход для своей агрессии, для своих переживаний, своей боли. Но он действительно талантлив. У нас неслучайно есть образ фейерверка, который показывает, что его способности могут быть направлены как на создание бомбы, так и на создание фейерверка как чего-то прекрасного. Но главный герой сам себя не ассоциирует с миром художников.
Мы действительно хотели провести эту аналогию. Здорово, если люди могут направить свои страхи, свою боль, агрессию в искусство и превратить это в искусство и так это прожить. Потому что проживание эмоций через искусство – это все-таки мирное проживание, в результате которого никто не погибнет. А если ты создаешь бомбу и ставишь другие опасные эксперименты, это может закончиться трагедией. И даже если ты сам не собираешься ее устраивать, это может сработать по-другому. Этот сценарий кто-то доиграет за тебя, как вышло в нашем фильме.
– Настолько узнаваемы на экране реалии жизни в тихом провинциальном городке. Скажите, это отразился личный опыт?
– Да более чем. Вообще история писалась под город Псков, мы даже прописывали в сценарии определенные локации города, специально приезжали, смотрели, где мы бы хотели снять сцены. Но, к сожалению, было принято решение с целью оптимизации бюджета снимать в Петербурге и под Петербургом. Мы максимально создавали в киноленте атмосферу небольшого города. У меня и сценаристки есть опыт жизни в маленьких городах: все школьные годы я провела в Пскове, Лиза – в Самаре. Этот опыт и свои впечатления пытались в нашу историю заложить.
Мне кажется, что опыт жизни в провинциальном городе у нас получилось передать. Мы не собирались снимать суровую русскую хтонь. Город может быть прекрасен. Вопрос в том, как ты его воспринимаешь? В юности, когда мир делится на черное и белое, очень контрастен, в один день этот город может быть очень хорош, а в другой день может быть ну очень неприятен.
– В фильме довольно много зацензурированных эпизодов. Насколько тяжело было умещаться в рамки действующего законодательства?
– Очень тяжело. Финальная версия фильма отличается от авторской, такое решение было принято партнерами проекта. Часть сцен была вырезана из-за определенных соображений, опасений. У нас есть две сцены, в которых мат действует как элемент драматургии, работающий на персонажа. Мы понимали, что цензура по законодательству будет, например, в кинотеатрах. Но нам казалось, что авторская версия может быть выпущена на онлайн-платформах. Но не в нашем случае.
И это, конечно, немножко грустно, потому что мне кажется, что все-таки мат - это сильное средство, которое может быть использовано только в контексте драматургии, а не просто так.
– Скажите, почему у фильма два разных названия?
– Первое название проекта – «Взрывник №2». Под этим именем картины мы попали на Berlinale Talents (ежегодный саммит и платформа для общения в рамках Берлинского международного кинофестиваля – ред.). Мы были бы рады оставить прежнее название. Коллеги, занимающиеся прокатом, дали совет, что фильм с названием «Взрывник» не очень хорошо пойдет в российском прокате, это не касается вопросов цензуры. Название классное, но нужно идти по другому пути для продвижения фильма. И было найдено название «1000 дешевых зажигалок» по одноименной песне группы «Телеэкран». Авторы нам разрешили его использовать. Нам, как создателям, нравятся оба названия.
На днях у нас состоялась международная премьера фильма на фестивале IFFI в Индии – на одном из 15 крупнейших кинофестивалей категории «R». Разница между зарубежной версией и российской – только в названиях и запикивании мата.
– На фоне других историй о сорвавшихся с катушек подростах ваш фильм завершается хэппи-эндом и светлым саундтреком «Комсомольска» «Ты будешь гореть в раю». Вы предлагаете универсальный рецепт: если подростка услышат и дадут ему некий фундамент, поддержку, любовь, – можно предотвратить катастрофу?
– Мне вообще кажется, что если мы начнем слышать друг друга, то мы много катастроф сможем предотвратить. Но это не значит, что мы полностью избежим подобных трагедий. Сколько бы профилактикой ни занимались, серийные маньяки не закончились. Люди с серьезными психическими отклонениями будут рождаться, появляться, и, к сожалению, они будут совершать подобные преступления. Но если мы действительно будем слышать, будем любить своих детей, как взрослые будем больше обращать внимания на их желания, индивидуальность и будем создавать больше условий, в которых ребенок сможет себя найти и раскрыться, где он будет не бояться делиться проблемами, страхами, не будет бояться быть собой, тогда мы как общество сможем помочь подросткам не перейти черту, а обратиться за помощью к взрослым, понять, что они не будут отвергнуты. Но это не значит, что мы полностью сможем избавиться от этой проблемы. К сожалению, она очень сложная. Я думаю, что решения ни у кого нет, и вряд ли в ближайшее время оно появится.
Беседовала Мария Королёва