Эй, чушпан! Ты с какого района?
«На свете не бывает ошибочных мнений. Бывают мнения, которые не совпадают с нашими, вот и все»
Харуки Мураками «Дэнс, Дэнс, Дэнс»
Все больше свидетельств того, что в поисках уникального русского пути, мы, кажется, опять сбились с курса и бродим по замкнутому кругу, то тут, то там натыкаясь на призраки прошлого. На этой неделе, судя по всему, оказались в поздних 1980-х.
Вся страна взахлеб обсуждает новый российский сериал «Слово пацана. Кровь на асфальте». Как водится, с пеной у рта, стараясь максимально унизить и оскорбить всех, кто имеет противоположную точку зрения. А точек этих, собственно говоря, две. Одна, уже привычная, требует запретить немедленно. Адепты ордена тотального запрета обвиняют сериал в провокации подросткового насилия, героизации преступности и вагнеризации криминала. Это очень грустно и смешно, потому что еще полгода назад вагнеризация была в большой моде, чиновники и политики радостно вагнеризировались сами, призывали делать это других, а Госдума, кажется, даже приняла закон, запрещавший дискредитировать «вагнерОв». Как же быстро все развернулось на 180 градусов. Оппоненты запретителей апеллируют к свободе творчества, тому, что кинематограф ничего не провоцирует, а только лишь отражает реальное положение дел, поднимает актуальные темы. И вообще – руки прочь от культуры и искусства. Между этими полярными позициями нет ничего – пропасть и пустота. Именно так выглядит в современной России общественный диалог.
Постер сериала «Слово пацана. Кровь на асфальте» (источник: онлайн-кинотеатр Wink)
Я сериал только начал смотреть, но суть, в общем, понятна. Поздний СССР, крах советской идеологии и морали, молодежные группировки и разборки район на район. Сериал основан на одноименной книге Роберта Гареева, поэтому речь, разумеется, идет о Татарстане, Казани и Набережных Челнах. Точнее, Татарской АССР, как она именовалась в той, умершей стране. Ну, я думаю, дело тут не в регионе. Молодежь только с выходом сериала узнала, как все было устроено на излете Советского Союза, а поколения 45+ неплохо помнят, как это было. Напряг немножко память, вспомнилось неформальное «административно-территориальное» деление Пскова второй половины 1980-х – начала лихих 90-х. «Мухры», «Углы», «Гражданка», «Старуха», «Молоко», «Пентагон», «Китайка», «Пыльник», «Болото», «Раздача»… Звучит, прям, как песня — вспомнил детство.
Молодежь сбивалась в более или менее агрессивные формирования на районе. Своего рода апгрейд и подростково-юношеский вариант детской игры в войну. На своем районе ты чувствовал себя королем, о чем надлежало не только писать на всех доступных поверхностях, но и доказывать делом и кулаками, в случае появления на твоей территории чужаков. Особым искусством было встречаться с девушкой из другого района. Провожая ее домой, тебя вежливо пропускали – парня с девушкой трогать запрещалось, это было непреложное правило. А вот когда ты, отпровожав пассию, возвращался восвояси, тут уже тебе имели полное право встретить и предъявить. Прошу простить, за этот ностальгический экскурс.
«Слово пацана» по-псковски: как враждовали местные группировки 35 лет назад
У обладателей поверхностного взгляда на вещи может сложиться совершенно ложное ощущение, что речь о банальных подростковых бандах, «хулиганке», и не надо тут искать более глубокий социальный контекст. Молодежные банды и более мирные форматы были во все времена. Очень хорошо они описаны, кстати, в советской литературе – вспомните, например, «Кортик» Анатолия Рыбакова, который как раз и начинается с межрайонной разборки подростков. Но движ конца советских «восьмидесятых» был особенным, пожалуй, не имеющим аналогов, равно как и перестроечный СССР не имел других примеров в истории.
Возьмусь утверждать, что эти молодежные формирования были проявлением юношеского максимализма. Ответом нового поколения насквозь фальшивой и душной советской морали в эпоху мрущих, как мухи на окне, членов Политбюро и генеральных секретарей. Ясное и четкое осознание того, что Совдепия, со всеми ее «моральными кодексами строителя коммунизма», оказалась полным фуфлом и циничным кидаловом. По телевизору была одна картинка, в жизни – другая, подчас диаметрально противоположная. Логично, что гигантский разрыв картинки и реальности породил протест в наиболее гремучей и взрывоопасной молодежной среде. Протест, хотел бы подчеркнуть, не в формате разрушения, а в виде растущего чувства справедливости и требования перемен.
А теперь давайте вернемся в наши дни. Вот, казалось бы, сняли какой-то российских сериал. Их сейчас снимают тоннами, в подавляющем большинстве своем это, простите, кинематографическое гуано – жалкие, как и прежде, потуги подражать лучшим образцам Голливуда. А тут, внезапно, обсуждает буквально вся страна. Стало быть, зацепило.
Причем зацепило не только представителей моего поколения 45+, у которого есть стойкие ассоциации, а и современную молодежь, т.н. зумерков и понемногу взрослеющее «поколение Альфа». Вот для них термины «чушпан», «скорлупа», «коробка», по идее, должны быть пустым звуком. Но что-то триггернуло, им этот бэкстейдж из прошлого неподдельно интересен.
И сразу многие государственные мужи и конъюнктурные дежурные общественники, ни черта не понимающие, как работать с молодежью, но тонко чувствующие запах жареного, засуетились, нервно сучат лапками, в силу ограниченности сознания и отсутствия креатива, требуют поскорее запретить сериал. Что ж, попробовать запретить, наверное, можно. Примерно, как у нас запретили запрещенный Instagram*, в котором и по сей день пасутся все желающие. То есть, эффект от запрета будет нулевой. А скорее даже наоборот, потому что наши чиновники в запретительном угаре, к сожалению, не успевают читать умные книжки. Иначе знали бы про «эффект Стрейзанд» и о том, почему запрет практически всегда приводит к популяризации художественного произведения, а некоторые и вовсе делает культовыми. Да и поздно запрещать – хайп вокруг «Слова пацана» уже не остановить, подрастающее поколение вдумчиво осваивает сленг поколения 80-х.
Вообще надо признать, что чиновники опять, как и в эпоху «развитого социализма», стали бояться искусства. Все непонятное, не укладывающееся в прокрустово ложе примитивной парадигмы, их пугает и настораживает. Умный человек, когда сталкивается с непонятным либо пытается это понять, либо пожимает плечами и проходит мимо. Многие, к счастью, не все, власть предержащие при встрече с непонятным, тут же норовят запретить. Придумывают смехотворные оправдания, несут порой несусветную ахинею. Якобы такие сериалы приводят к росту насилия на улицах. Прежде чем делать подобные лженаучные утверждения, неплохо бы изучить предмет. Например, в 1980-е в Советском Союзе снимали сплошь правильное кино про суровых, но справедливых и очень честных милиционеров, которые и злодея накажут, и хорошему человеку в беде помогут. Такой «коллективный Пал Палыч Знаменский» из «Следствия ведут знатоки» царил в кинематографе позднего СССР. Но как-то так вышло, что аккурат из этого жизнеутверждающего елея и выросла молодежная субкультура, хорошо показанная в сериале «Слово пацана».
Парадокс и в том, что те, кто настаивают на запрете сериала – это поколение, выросшее на сериалах «Бумер» и «Бригада». Люди, скорее всего, героизировавшие бандитов и ненавидевшие продажных ментов. Сегодня они хотят своим детям запретить то, на чем сами взрослели. Чего в этом больше: признания ошибочного собственного пути или желания засунуть молодежь в условия «Совка» версии 2.0? Вопрос риторический.
Но по всему выходит так, что мы стоим на пороге новых молодежных протестных форматов. Каким будет их протест? Сегодня можно только предполагать. Но очевидно, что молодежь категорически не устраивает то, что предлагает ей государство. Об этом факте надо бы хорошо задуматься сейчас, чтобы не получилось, как с поздним СССР.
Константин Калиниченко
*принадлежат компании Meta, деятельность которой признана экстремистской и запрещена на территории РФ