Театр дышит, где хочет. К 225-летию Александра Пушкина
В театральной жизни Пскова событие. Оно не прогремело широко, не бросилось в глаза с ярких афиш и высоких баннеров, не заявило о себе в роликах популярных веб-сайтов. Но событие в театральной жизни Пскова, на мой взгляд, весьма значительное. Не поделиться невозможно. Речь о выпускном дипломном спектакле отделения «Театральное творчество» Псковского колледжа искусств «Маленькие трагедии» по мотивам произведений А. С. Пушкина в постановке руководителя курса Александра Суховского. Спектакль стал поистине ценным даром к юбилею поэта.
Фото здесь и далее: Виктор Яковлев
Казалось бы, обычная ученическая работа провинциального колледжа, любительский, по сути, театр, - скромный, непритязательный, не выходящий за пределы семейных радостей, когда главные зрители – родители, да друзья/подружки. Но театр дышит, где хочет (перефразируя известное евангельское «Дух дышит, где хочет»), и здесь он задышал неожиданно глубоко, полной грудью, во всю силу своей театральной природы. Понятно, что постановочные возможности колледжа по сравнению с театром профессиональным весьма ограничены, но здесь эта ограниченность практически сразу сошла на «нет», и именно за счет – и это самое удивительное! – неожиданно глубокого постижения Пушкина и его великих «Маленьких» трагедий. И в этом несомненная режиссерская и педагогическая заслуга Александра Суховского, сумевшего не только по-новому прочесть хрестоматийные тексты, но и всецело увлечь замыслом своих учеников-актеров.
За прошедшие в Псковском пушкинском театре годы этих маленьких трагедий мне довелось видеть несчётно! – в основном, конечно, благодаря родившемуся в 1994 году Пушкинскому театральному фестивалю, афиша которого всегда была богата именами выдающихся режиссеров и исполнителей. Да и самому довелось поиграть в двух прекрасных спектаклях, так что текст знаком практически наизусть. Тем более удивительно, что благодаря Александру Суховскому и этим вот театральным «птенцам», открылись вдруг совершенно новые смыслы пушкинских шедевров. Гениальное произведение потому и гениально, что каждый новый век, каждое поколение, каждый творчески мыслящий ум открывает в них что-то своё, прежде сокрытое. Или оно, произведение, само открывает себя по-новому, когда захочет? Возможно. Но не всем, а единицам.
Не ставя себе целью подробный анализ 3-хчасового спектакля, обращусь к некоторым его моментам, - из тех, которые и заставили с полной серьёзностью отнестись к учебной работе.
Все началось, как водится, со «Скупого рыцаря». В роли сходящего с ума от страсти к богатству старика студент Олег Григорьев, он же потом выйдет в роли тоже весьма немолодого завистника Сальери, убийцы Моцарта (по версии Пушкина). Во «взрослом» театре эти роли достались бы возрастным актерам. Здесь же режиссер сразу заявляет, что возраст пушкинских персонажей его совершенно не интересует, - ему интересны страсти, которые овладевают человеком в любом возрасте, да так, что он вмиг теряет все человеческое.
Вот он сходит «в подвал свой тайный, к верным сундукам…» В роли шести сундуков – простые оцинкованные ведра с песком. Вот он перед первым рядом зрителей обрамляет светодиодным проводом дорожку и засыпает ее песком из ведер (потом сам в этом проводе, ка в паутине, и запутается). И песок обретает смысл и вырастает в символ праха и пепла, в который неумолимое время обратит накопленное золото, вырастает в образ времени и уходящей, как песок сквозь пальцы, человеческой жизни. Потом по этой дорожка из праха-песка, ступая почти торжественно, вернется в Мадрид опальный Дон Гуан (Александр Петровский), чтобы продолжить свои ненасытные любовные похождения, окончившиеся провалом в преисподнюю. А в финале, когда закончится «Пир во время чумы», этот песок «прорастёт» белыми розами – последним приветом, молитвенным дуновением об ушедших, мечтавших о счастье душах.
Совершенно необычно прочтение «Скупого рыцаря». Сходящему с ума от жадности отцу не дает покоя мысль, что собранное по крохам богатство попадет в дырявые карманы сына Альбера: «Он расточит... А по какому праву? Мне разве даром это все досталось!..» Альбер, доведенный до отчаяния скупостью отца, жалуется Герцогу, и тот призывает Барона к ответу. Отец бросает сыну перчатку, и сын ее поднимает – вызов принят. Старому рыцарю становится плохо и он умирает. Так у Пушкина. Но здесь режиссер предлагает ход совершенно неожиданный: оказывается, по приказу Барона слуга Альбера подпаивает его каким-то сильно действующим «лекарством», - по сути, наркотиком. И Альбер (Илья Домаскинов), возмущаясь скупостью отца, произносит свои монологи в полной эйфории, под кайфом, - так рассказывают о своих заветных мечтах. Но вот действие снадобья заканчивается, наступает мучительная трезвость, ломка, но слуга дает новую дозу, и – новая эйфория. По сути, отец убивает сына, сводит его в могилу. Не противоречит ли это Пушкину? Думаю, нет, если вспомнить, насколько невыносима для Барона мысль, что сокровища достанутся сыну. Режиссер нашел выразительный ход, раскрывающий замысел Пушкина с новой, современной, совершенно неожиданной для нас стороны. Это и есть пример режиссерского мышления, качества довольно редкого на театре.
И еще об одной лихой режиссерской находке. Моцарта в спектакле играет Ульяна Гноевая, - играет заразительно, легко, с азартом. Что ж, девушка в роли Моцарта – пример далеко не единственный. Когда-то на нашем Пушкинском фестивале Сальери играл Валерий Золотухин, а Моцарта – его молодая жена Ирина Линдт. Но вот Моцарт приводит к Сальери слепого скрипача, и, хохоча, просит его: «Из Моцарта нам что-нибудь!» Тот– невыносимо фальшиво – начинает играть. Возмущенный Сальери гонит слепца прочь, а Моцарт сует ему на прощанье монету. Так у Пушкина. Но в спектакле в руках скрипача вдруг возникает тромбон, и тот гудит в него, извлекая что-то подобное реву молодого осла. Сальери начинает выяснять, где он учился играть на тромбоне. И тот вдруг возмущенно: «Это скрипка!» И возникает поразительный апофеоз невежества – безграничного, непроходимого, безнадежно тупого. Не по Пушкину? А по-моему, как раз наоборот! Перед нами доведенная до крайности, до грани абсурда мысль о невежестве, и это мысль Пушкина.
Есть вольности и в обращении с текстом. Частые инверсии, перестановки слов в строке, ломающие ритм стиха, либо откровенные переходы на прозу. Наверное, ценителям и знатокам пушкинского текста слышать это нелегко. Но понятно и стремление режиссера сбить, стряхнуть любые признаки поэзии, ибо ведет он повествование жестко, бескомпромиссно. И на редкость изобретательно, а порой и весело. Это касается и ловких трансформаций оформления, и костюмов, и саундтрека спектакля, и больших и малых актерских приспособлений, - тот случай, когда голь на выдумки хитра, - ну, очень хитра! - хочется добавить.
Хороша и команда выпускников-исполнителей. Конечно, есть свои лидеры – это, прежде всего, Олег Григорьев (Барон, Сальери, Лепорелло) и Александр Петровский (Дон Гуан, Вальсингам), - они уже появлялись на академической сцене в спектаклях Пушкинского театра. Но запоминаются и другие: Ульяна Гноевая (Моцарт), Эвелина Миролюбова (Дона Анна), Илья Дамаскинов (Альбер), Даяна Пациашвили (Жид).
Но более всего хочется поздравить ребят и их педагога-режиссера Александра Суховского не только с выпуском, но и с тем что они играют свои дипломные работы в таком классном, настоящем, крепком спектакле, требующем полной самоотдачи и предельной увлеченности, что они умны, талантливы, привлекательны и достойны профессионального к ним отношения.
Поздравим и всех нас с юбилеем нашего поэта. Потому что, «Пока в России Пушкин длится, метелям не задуть свечу!»
Виктор Яковлев