Маша Сокольская: «Не страшно быть честной»

В преддверии 125-летия МХТ им. А.П.Чехова журнал ОК! продолжает серию публикаций о молодых и талантливых актерах, которые уже ярко заявляют о себе на театральной сцене и в кино. Маша Сокольская не только замечательная актриса и фотограф нашего проекта, но и невероятно светлый человек, который верит, что некрасивых людей нет и на сцену нужно выходить даже ради одного зрителя. На этот раз Маша сама оказалась в объективе камеры своего коллеги и друга — актера Олега Гааса.

Маша, ты же не только актриса, но и фотограф, фактически мой соавтор в этом проекте. Какие у тебя от него впечатления?

Каждый раз, когда мне говорили, кого надо снимать, я очень переживала, мне казалось, что у меня ничего не получится. Но поскольку все ребята из проекта, кроме Олега Гааса, заняты в спектакле «Серёжа» (мое увлечение фотографией началось с этого спектакля), они знают, что я постоянно исподтишка, из-за кулис, снимаю на фотоаппарат. Знают, что не нужно позировать, что мы… суперсвободные художники и всё происходит в свободном формате. (Смеется.) Мне кажется, у нас было сотворчество. 

Уже думала, что будешь делать дальше как фотограф?

Мне очень нравится такой способ наблюдения за людьми. Особенно за людьми нашей профессии. Я бы хотела продолжить снимать. Надеюсь, летом появится идея. Пока хочу пойти на мастер-класс в фотолабораторию, чтобы самостоятельно проявить пленку и распечатать фотографии. А когда будут большие фотографии, можно ведь сделать выставку. (Смеется.) Я, конечно, шучу, но, с другой стороны, почему нет?! 

«Серёжа» — твой первый фотоопыт?

Не совсем. Когда я училась в 7-м классе, родители мне купили зеркальный фотоаппарат с поворотным экранчиком (это было модно), и, помню, я на даче фотографировала цветы и делала портреты. Через год я это забросила. А года два назад, в рамках «Золотой маски», мы должны были ехать со спектаклем «Серёжа» на гастроли в Ригу и Таллин. Я в тот момент смотрела фильмы не то Тарковского, не то Балабанова — оба снимали на пленку — и вдруг поняла, что мне срочно нужен пленочный фотоаппарат. Купила на Avito «Зенит». Мы поехали на гастроли, и… Знаете, когда очень хочется, можно свернуть горы. Я не рефлексировала. Ничего не боялась, притом что не понимала даже, как выставлять экспозицию. Мой друг-оператор объяснял мне это на пальцах по видеосвязи. Актерам, которых снимала, я говорила: «Ребята, на чуечке!» (Хохочет.) И всё. В фотолаборатории в Таллине из камеры неправильно достали пленку. Потом, когда мы переехали в Ригу, рядом с театром оказался Kodak Express. Прекрасный мужчина с акцентом, которому я сдала эту пленку, сказал, что он ее проявит, но, если она окажется испорченной, не возьмет с меня денег. Кадры получились засвеченными, но так, как будто это такой спецэффект. Помню, они у меня вызвали одновременно и восторг, и шок. (Улыбается.) С тех гастролей всё и началось. 

Но разве это не две разные истории — перед камерой и за камерой?

Знаете, есть такое выражение — «Красота в глазах смотрящего». Мне нравится смотреть, и поэтому для меня очень органично быть за кадром. Перед камерой большинство людей, и я тоже, начинают думать: «Я ужасно выгляжу, какая у меня сторона рабочая, какая нерабочая?», но я считаю, что все люди прекрасны. Не знаю, как это объяснить, но, когда я снимаю, я вижу не внешность человека, а его внутреннюю красоту. Мне хочется передать, как он прекрасен в моменте — когда он задумчивый или, может быть, грустный. А когда меня фотографируют, меня важно настроить, иначе я теряюсь. 

А как с кино? Был такой опыт?

Да, мы снимались в студенчестве в фильме Саши Молочникова «Мифы о Москве», а потом были съемки в коротком метре по рассказу Чехова «Хористка». Этот проект еще в работе. Оператор-постановщик, который его снимал, ставил каждый кадр как картину. То есть если он считал, что камеру нужно подвинуть на один миллиметр, все останавливались и двигали. Это меня очень впечатлило.

А что ты можешь сказать про Машу-актрису? С чего начался твой актерский путь?

Если бы два года назад мне сказали, что у меня будут брать интервью и мои фотографии будут в журнале, я бы не поверила. Я до сих пор во всё это не верю. (Смеется.)

И все-таки?

Я с 5 лет ходила в музыкальную школу, играла на фортепиано, сочиняла пьесы и вся была в творчестве. 

Творчество — это семейное?

Мои родители не актеры. По образованию они — портные-закройщики. Профессия тоже вполне творческая. Любовь к литературе и к хорошим фильмам мне с детства прививал папа. У него потрясающее чувство юмора и есть еще талант — он на ходу сочиняет стихи. В детстве мы с ним устраивали концерты, во время которых я читала стихи собственного сочинения на каком-то выдуманном иностранном языке. (Смеется.) С музыкальной школой (я еще занималась эстрадным вокалом) мы постоянно ездили на всякие конкурсы в разные города, но я чувствовала себя не очень уверенно и вечно прибеднялась, что я так себе. И вот во время выступления в Астрахани ко мне и к моей подружке подошел педагог из ГИТИСа: «Вам нужно поступать в театральный». Я тогда подумала: «Ага, ха-ха, как смешно». Когда я окончила музыкальную школу, я всё равно ездила на конкурсы. Один раз было даже так, что мы выступили где-то в Подмосковье, родители меня забрали, а потом звонит педагог: «Маша, вы уже уехали? Срочно обратно. Мы выиграли Гран-при». Так я закончила девятый класс, и надо было решать, что дальше. 

Что-то мне подсказывает, что ты не мечтала отучиться одиннадцать классов и поступить на физфак.

Нет, не мечтала. На алгебре на словах «Классная работа» я выключалась и включалась, когда записывали домашнее задание. Я очень любила учительницу. Мы прошли всей семьей через нее. Она преподавала у моей мамы, у моего брата и была моей классной руководительницей. Я все каникулы ходила к ней решать примеры, чтобы честно заработать свою «тройку». Спасибо ей за справедливость. Химию я не знала даже на тройку. Но учительница услышала, как я пела на каком-то концерте, и, когда я к ней пришла, сказала: «Сокольская, химию ты не знаешь и пообещай мне, что не свяжешь с ней жизнь». И поставила мне «тройку». Вот такой человечный человек. (Смеется.) Я была безумно счастлива.

Маша, как тебе повезло! Хороший слух для преподавания химии — штука необязательная.

(Смеется.) Да! Я за то, чтобы всё было честно: у кого к чему лежит душа. После 9-го класса от мысли, что я останусь в школе и буду сидеть до ночи у репетитора по алгебре, мне становилось просто дурно. Надо было поступать. А куда? У нас в Рязани престижные вузы — радиотехнический университет, где учатся физики, и мединститут. И тут мама говорит: «А помнишь, по телевизору был выпуск о школе Олега Павловича? Надо как-то уточнить». И я, конечно: «Мама, ты что смеешься? Кто я и куда я поеду?» 

Тебе не угодишь!

Да нет, я просто считала, что для того, чтобы стать артистом, нужно с детства ходить в театральный кружок либо сниматься в «Ералаше». Но мы нашли, записались на прослушивание, приехали на отборочный тур в апреле, и всё получилось как-то… легко. Мы с мамой сразу условились, что говорить никому не будем. Получится — значит, получится. И в школе сказали, что возьмем аттестат, но, если что, вернемся. 

А папа знал? 

Ему позвонили. Дело в том, что мы оставили в театральной школе свой домашний телефон — на всякий случай. И когда я сдавала экзамен, а мама была на работе, папе позвонили: «Ваша дочка Маша Сокольская?» — «Да». — «Она приедет на прослушивание?» — «Куда?» — «В Школу Табакова» — «Ну, наверное, приедет». Потом папа нам выговаривал за то, что мы ему не сказали. А летом, когда поехали окончательно поступать, мы каждый день брали обратные билеты на вечерний поезд. Но вот я прохожу первый тур. Второй тур. Третий. Потом были еще дополнительные прослушивания — и вывесили списки. Мне как раз позвонила мама, и я говорю: «Повиси, я сейчас узнаю». Помню, что моя фамилия была двадцать первой и я всё спрашивала: «Подождите, это точно? Мне надо понять, мне в Рязань когда ехать?» (Смеется.) Всё случилось и правда как в сказке. 

Можно сказать, что поступление в театральную школу Табакова — лучшее событие в твоей жизни?

Это большой подарок, я считаю. Это как из одной семьи попасть в другую. Мы росли как в парнике. 

Там ты наконец-то поверила в себя?

Наверное, да. Если проанализировать, то за время обучения в колледже я приобрела друзей. С Кузьмой [Котрелёвым], например (он тоже участвовал в этом проекте), в этом году будет девять лет, как мы знакомы. В школе тебя воспитывали, делали из тебя человека, учили помогать, сопереживать и, главное, как говорил Олег Павлович, учили радоваться чужому таланту. 

Потом ты плавно перешла в Школу-студию МХАТ?

Я сразу после колледжа попала в театр. Еще на 3-м курсе у меня был срочный ввод в спектакль МХТ «Прошлым летом в Чулимске». В нем еще играл мой педагог — артист Театра Олега Табакова Михаил Михайлович Хомяков. Это было весной, а тем же летом мы с Валерой Зазулиным и с Лизой Ермаковой уже сдавали «Гордость и предубеждение». 

То есть ты обошлась без института? 

(Смеется.) Да, у меня среднеспециальное образование. Я, честно говоря, не думала, что меня после колледжа возьмут в театр, и собиралась, как многие мои однокурсники, учиться дальше. Кто-то из них пошел в ГИТИС, кто-то поступил на режиссуру. А получилось иначе. Я попала в театр, где у меня сразу было много работы. И потом я в колледже прошла фактически то же обучение, что и в институте. Например, у нас был потрясающий педагог Михаил Андреевич Лобанов. Он работал на всех курсах Олега Павловича и параллельно с колледжем преподавал в Школе-студии. Это великий мастер. Великий человек. То, что он давал, ты точно нигде больше не узнаешь. До меня только сейчас начали доходить какие-то его подсказки, когда он говорил: «Сделай так». Зачем? Почему? «Сделай, потом поймешь». И вот теперь я понимаю. 

Думаешь учиться дальше?

Для корочки? Не знаю. Той весной я поступила на подготовительные режиссерские курсы во ВГИК. Мне это было интересно в контексте моего увлечения фотографией. Летом я поступила в институт, но, как оказалось, очное обучение плохо сочетается с работой в театре. В общем, я решила, что, если что, вернусь туда через год-два. И потом я узнала, что в Питере недавно открылась школа современной фотографии «Докдокдок», и это мне очень близко. Это не высшее, но дополнительное образование. Я сейчас к этому варианту склоняюсь. 

Тебе сколько лет?

24 года. С одной стороны, я понимаю, что у меня еще всё впереди, а с другой стороны, страшно: не успеть, не посмотреть, не узнать… Сейчас я прихожу к тому, что не надо бояться. Надо брать и делать. Всегда будут люди на пути, которым не зайдет. Это как с моими фотографиями — кому-то нравится, а кому-то нет. И всё. 

А хочется нравиться?

Я все-таки от этого ухожу. Угождать чьим-то вкусам или подстраиваться под модный тренд — для меня это неорганично. Это не я. Не страшно высказывать свои мысли. Не страшно быть честной. Ну вот меня спрашивают, почему пленка? Потому что пленка — она про честность. Это зеркало. Она отражает внутреннее состояние, и лучше всего получается, когда я не выискиваю кадр, а просто бездумно щелкаю. Я недавно пересматривала папку, в которой лежат случайные фото, снятые год или два назад, и удивилась: «Вот же!» А стоит мне начать снимать а-ля раскадровки из фильма Тарковского или еще под кого-то — нет, не получится. Потому что он — Тарковский, а я — Маша Сокольская. У нас с ним разные взгляды, и каждый прекрасен по-своему. (Смеется.)

Маша, что тебе дает камера, а что — актерство?

Два года назад, когда я стала активно фотографировать, мне кажется, у меня начался новый этап взросления и понимания себя в профессии. А актерство мне дает возможность вложить в роль (и счастье, когда такая роль есть!) свои эмоции, свои чувства, свою боль, свою историю и через персонажа рассказать о том, что мне на данный момент важно. И вообще мне нравится приносить людям радость. Даже если в каком-то спектакле я третий гриб в шестом составе. Неважно. Если человек пришел на спектакль в плохом настроении и у него стало легче на душе, мне от этого хорошо. 

То есть даже если в зрительном зале будет один человек, для него надо играть.

Конечно! Расскажу историю. У нас бывают мхатовские вечера, которые организует Марина Станиславовна Брусникина. Я счастлива в них участвовать, во-первых, потому, что я никогда, даже во время учебы в колледже не читала столько интересных книг. Тем более книг новых авторов. А во-вторых, был такой случай. Мы готовили Ночь поэзии. Я нашла для нее в театральном журнале стихотворение Евгения Чемякина, поэта из Екатеринбурга. Концерт сняли на видео и выложили на сайт нашего театра. Прошло полгода. И я случайно увидела в инстаграме отметку-геолокацию МХТ им. Чехова. Захожу и вижу тот кусок концерта, где я читаю стихотворение. Его кто-то вырезал, переслал поэту, а тот написал к нему пост и выложил у себя на странице. Мы начали переписываться, и, когда мы в прошлом году ездили на гастроли в Екатеринбург, я пригласила его на спектакль. И он пришел. Для меня это было как сон, как сценарий. В жизни такого не бывает!

В скольких спектаклях МХТ ты играешь?

В девяти или десяти.

Что ты чувствуешь, когда родители в зале?

Конечно, когда я на сцене, а они в зале, я стараюсь вообще об этом не думать. Понятно, что волнуюсь, но стараюсь делать вид, что всё в порядке. Но если спектакль позволяет и у меня характерная роль, могу как-то смешно подмигнуть, чтобы мама знала: это для нее. 

Как думаешь, родители тобой гордятся?

Ох, не знаю, не знаю. (Хохочет.) Когда я пытаюсь у них выпытать, мама говорит: «Ну конечно! В душе». А я говорю: «Мама, мне не надо в душе! Мне надо на словах». У папы тоже очень сдержанные комментарии. Я открыта к любой критике, но сейчас, когда я в профессии уже почти десять лет, мне достаточно услышать просто: «Маша, ты молодец».

Спонсор МХТ им. А.П. Чехова — Банк ВТБ

Фотограф: Олег Гаас