Константин Коханов: «Возвращение домой». Часть 1. «Дебаркадер»
Как правило, путешественники мало уделяют внимания в своих дневниках, в устных и опубликованных рассказах тому, какие они испытывали приключения, когда возвращались домой. Сборы в дорогу, и сам путь, настолько заслоняли своими впечатлениями все испытанные ими неудобства, связанные с возвращением, хотя бы потому, что они настолько ещё у нас обычны, что просто не могли вызвать особого интереса, так как редко кто не испытывал подобных неприятностей, даже после проведения отпуска на самом престижном курорте.
Константин Коханов: Село Ерёма - село Преображенка – город Киренск
Получилось так, что в 1982 году, я впервые изменил традиции возвращаться домой в обычном виде, как и подобает таёжному волку, с рюкзаком за плечами, в выцветшей от солнца штормовке и разбитых туристических ботинках и главное с бородой, в которой никак нельзя было заподозрить во мне, даже намёк на «интеллигентного» человека.
Послушавшись жену, и главное понимания, что вместе с тремястами килограммами груза можно без труда разместись, то, во что можно было, возвращаясь назад, переодеться, я упаковал эти вещи в один из больших ящиков со снаряжением своей «экспедиции».
В спортивной сумке, наряду с бельём, была положена новая финская куртка, спортивный шерстяной костюм и чешские туристические ботинки из белой кожи с красными замшевыми мысками и с такими же декоративными вставками по бокам, так что я вполне мог сойти в тех глухих местах за иностранного туриста.
Закончив своё путешествие, на лодке с подвесным мотором в верховья реки Левый Алтыб, проплыв в общей сложности около 1500 километров по пяти рекам, я, перед отлётом из Ерёмы, сбрил бороду и надел на себя взятую из Москвы новую одежду и обувь. Затем, что редко в то время случалось, я благополучно, пересев с одного АНа из села Ерёмы, на другой АН-2 в селе Преображенке, в конце того же дня, приземлился в Киренске.
От Киренского аэропорта ничего другого не пришлось ожидать, как отсутствия на неопределённое количество дней свободных мест на все рейсы, как в Усть-Кут, так и до Иркутска. Ничего другого не оставалось, как и неоднократно, в прошлые годы, ехать на автобусе в речной порт. Но перед тем, как пойти в кассу речного порта за билетом на теплоход до Усть-Кута, я решил по пути туда, зайти в столовую и пообедать. Как назло в Киренске был рыбный день, а в меню была отнюдь не осетрина, и от обеда «с деликатесами из хека», пришлось отказаться, чтобы окончательно не испортить себе настроение этой, по сути, имитацией еды.
Купив в кассе речного порта билет на утренний рейс водомётного теплохода «Заря», я отправился на дебаркадер, где на его верхней палубе располагался «зал ожидания». На нижней палубе дебаркадера был буфет и, к моему удивлению, он даже работал. Встав за каким-то товарищем в тельняшке в очередь, я, как только оказался с глазу на глаз с буфетчицей, попросил продать мне буханку белого хлеба и хотя бы 50 грамм сливочного масла. Сахар и пачка чая у меня лежали в спортивной сумке, и я надеялся, что для ужина этого вполне достаточно.
К моему удивлению оказалось, что хлеб купить можно, а вот сливочное масло купить было нельзя, так как оно продавалось только по «заборной книге» исключительно работникам речного порта. Я попросил буфетчицу войти в моё положение, и, забывая, во что теперь одет, по-простецки, проведя ладонью вдоль горла, показал, как мне за два месяца надоела здесь вся рыба, и как хотелось бы съесть бутерброд с маслом.
- Ну, продайте мне масло хотя бы в три раза дороже, - попросил затем я, - или даже в пять раз, а то, как бы до Усть-Кута не протянуть здесь ноги.
Буфетчица, окинув меня каким-то странным взглядом, в ответ на моё предложение, сказала, что буфет через час закрывается, и если к этому времени масло всё не разберут, она мне его продаст. Заранее поблагодарив эту добрую женщину, я поднялся на верхнюю палубу.
Чем мне нравился этот дебаркадер, так это тем, что там всегда было чисто, и даже был «титан» с кипячёной водой, но на этот раз я не увидел прикреплённой к нему на цепочке кружки.
Таких, как я ожидающих «утреннюю Зарю» до Усть-Кута, в «зале ожидания» было уже человек десять. Деревянные лавочки, как в пригородных электричках образовывали своего рода купе, в одном из которых я и расположился, напротив очень колоритного «дедка», с аккуратной бородкой, в шляпе, внешне напоминающего Мичурина.
Затем, я достал из сумки сахар и чай, и поинтересовался у соседей, - нет ли у кого-нибудь кружки? – и, узнав, что ни у кого кружки нет, крепко, правда, мысленно, выругал себя за то, что всю свою «кухонную утварь» оставил в Ерёме.
При этом «дедок» только развёл руками, и вид остальных невольных постояльцев дебаркадера стал от моего вопроса, также уныл, как наверно со стороны и мой, особенно у тех, кто старался что-то заглотить из того, что плохо усваивалось всухомятку. И тут меня осенило.
- Мужики, - сказал я двум уныло что-то жующим соседям по дивану, - а не сходить ли нам на берег Лены. Я видел там столько пустых «огнетушителей» (бутылок из под шампанского, ёмкостью 0,8 литра, правда с этикетками портвейна), так, что если их вымыть, то вполне они могут сойти и за стаканы.
Уговаривать соседей не пришлось, и даже «дедок» не удержался, крикнув нам в след, чтобы мы захватили бутылку и на его долю. Мы не прошли по берегу и десяти метров, как набрали 12 бутылок, и, прополоскав их внутренность с песком в воде, вернулись назад. Проходя мимо хозяйки дебаркадера, я попросил её включить «титан», чтобы мы смогли заварить в бутылках чай. Женщина рассмеялась, увидев наши «стаканы» и сказав буфетчице, - и чего эти мужики только не придумают, - поднялась с нами на верхнюю палубу.
В «зале ожидания» все сразу оживились. В бутылки кто насыпал сахарного песка, кто затолкал сахар, сверху насыпав чай из пачки, которую я предоставил в общее пользование. У кого не было сахара, я предложил взять из моей пачки.
После того как в «титане» закипела вода, и в моей бутылке заваривался чай, я вспомнил, что буфетчица обещала продать мне масло. Я спустился вниз и, хотя особенно не наделся на чудо, но всё-таки купил масло, причём по той цене, сколько оно тогда стоило. Несмотря на то, что, протянув, пять рублей, я хотел отказаться от сдачи, буфетчица, попросила меня забрать её обратно. Пришлось, не считая рубли и мелочь, смахнуть сдачу в карман и ещё раз выразить ей свою благодарность.
Когда все уже мирно попивали из горлышек бутылок крепко заваренный чай, к нам на верхнюю палубу поднялась женщина с девочкой лет двенадцати. Окинув нашу компанию взглядом, она с округлившимися от ужаса глазами, схватила девочку за руку и, как мне показалось, с грохотом скатилась вниз по лестнице. Все переглянулись, пожали плечами и продолжили чаепитие.
Внизу тем временем послышался возмущённый голос, «скатившейся» вниз со своей дочкой, женщины.
- Вы говорили, что у вас там всё чисто и культурно, а там идёт самая настоящая пьянка. И вы меня с моей малолетней дочерью, отправили в это логово?
- Успокойтесь, - отвечала ей, чувствовалось, что смеясь, «хозяйка дебаркадера», - да они там пьют только чай!
- Какой чай! – продолжала кричать женщина.
- Да, чай, успокаивала женщину «хозяйка», - просто все кружки разворовали, как их тут только не привязывали. – Ну, если вы боитесь, пойдёмте, я вас туда сама провожу.
Показалась хозяйка дебаркадера, а за ней даже не с красным, а с пунцовым лицом женщина, вместе с девочкой, которую она крепко держала за руку.
Но теперь, оглядевшись по сторонам, женщина, как бы оправдываясь перед всеми, начала объяснять, какие чувства она только что испытала, при этом кивая на «дедка», напоминающего дореволюционного интеллигента, какой при виде его, её охватил ужас:
- Ну, ладно, всякое бывает, ну где только не увидишь, что два-три человека выпивают где-нибудь в углу, а тут все и да же такой…
И тут она уже сама, давясь от смеха, кивнула на «дедка», всем своим видом напоминающего известного натуралиста Мичурина, продолжила:
- И он… из горла… да тут не только вниз сломя голову по лестнице нужно бежать, а в пору сразу в реку бросаться!
После этих слов вся верхняя палуба чуть не полегла от смеха на пол, и могло показаться, что даже сам дебаркадер, не выдержал и от смеха закачался, как от поднимающих метровые волны, проходящих мимо, больших судов.
Женщина с дочкой устроилась на диване, рядом с «дедком», почти напротив меня, и кто-то, всё ещё, еле сдерживая смех, предложил ей пустую бутылку от портвейна:
- Ну, что, так давайте с нами за компанию, - до утра, ох как ещё далеко…
Все потихоньку уже начали устраиваться на ночлег, как неожиданно на верхнюю палубу поднялись два милиционера.
Окинув всех блуждающим взглядом, они сразу направились ко мне и потребовали предъявить документы.
- Наверно я сильно пьян или похож на агента иностранной разведки? - поинтересовался я, протягивая им свой паспорт.
Милиционер, молча, пролистал паспорт, и, уточнив, откуда я, протянул мне его обратно.
- Аналогичный случай был с Владимиром Маяковским, когда, возвращаясь из Америки в Россию, он оказался в одном из южных городов, - сказал я, обращаясь к «дедку», но так, как будто всё это рассказывается всем.
И, не обращая внимания, на ещё стоящих рядом милиционеров, я продолжил:
В ЧеКа, кто-то донёс, что ожидается появление в городе английского резидента. Так, что появление на улице известного поэта в ботинках на толстых подошвах с большим жёлтым чемоданом, обклеенного заморскими наклейками, не могло остаться незамеченным, и его сразу же арестовали. Когда местные товарищи его вызволили из тюрьмы, и Маяковский понял, что был арестован только за жёлтый чемодан, то он сразу же его выкинул, понимая, что с ним до Москвы, его ещё не раз задержат и может случиться, что даже теми, кто никогда не интересовался пролетарской поэзией.
Все дружно засмеялись, в том числе и милиционеры, а я на всякий случай снял финскую куртку и убрал её в спортивную сумку советского производства. Засыпая, я повторил про себя первый закон путешественника – никогда ни чем не выделяйся, и к тебе ни кто, никогда, не пристанет!
Подробнее: http://parfirich.kohanov.com/blog/?p=1174
Новость размещена в городах: Калининград, Челябинск, Новосибирск, Томск, Красноярск, Иркутск, Владивосток, Санкт-Петербург, Москва