Лариса Александрова: «Любовь приходит так же, как и смерть — она неизбежна»
В сентябре в Челябинском Камерном
театре — премьера сезона: «Кровавая
свадьба» по пьесе Федерико Гарсия Лорки.
«Челябинский обзор» встретился
с режиссером-постановщиком Ларисой
Александровой и узнал, чего ждать
от нового спектакля.
Лариса Александрова — режиссер,
хореограф, танцовщица. Лауреат премии
«Золотая маска» (спектакль «Зарисовки
с натуры», 2001). В 1998 году окончила
Челябинский государственный институт
искусства и культуры по специальности
«хореограф». В 2012-м — Российский
университет театрального
искусства—ГИТИС по специальности
«режиссура музыкального театра»
(мастерская Романа Виктюка). С 1999 года
в качестве хореографа подготовила более
пятидесяти спектаклей в театрах Москвы,
Екатеринбурга, Омска, Челябинска,
Кемерово, Харькова.
В Челябинском Камерном театре поставила
спектакли «Балаганчик» (2010), «Школа для
дураков» (2013), «Бах и соискатели» (2016),
«Generation П» (2018).
— Лариса Александровна, ваш предыдущий
опыт сотрудничества с Камерным
театром — мюзикл «Generation П», который
буквально взорвал театральный сезон
в 2018 году. Сейчас вы делаете «Кровавую
свадьбу» по Лорке, в этой пьесе очень
много поэтических фрагментов, песен. Нас
снова ждет мюзикл?
— Нет, это будет опера (улыбается). Потому
что ну как еще можно поставить Лорку? Это
ведь поэзия, причем высокая. «Кровавая
свадьба» была написана как трагедия,
почти античная. Конечно, подобный
материал не может быть поставлен, сыгран
на бытовом уровне. При этом пользоваться
каким-то пафосом в наше время довольно
опасно. Поэтому мы решили подойти
к высокой красивой поэзии, к теме жизни
и смерти, вот таким образом, через музыку.
— Сейчас давайте поясним читателям —
это будет настоящая опера?
— Конечно, мы говорим про оперу, беря это
слово в кавычки. У нас нет оперных певцов,
дирижера, хора и оркестровой ямы.
Но это — произведение, которое целиком
базируется на музыке, на особом
музыкальном существовании артистов
на сцене. И потом, пьеса Лорки — это
серьезные, глубокие страсти, которые
с жанром оперы тоже хорошо рифмуются.
— Чью музыку мы услышим в спектакле?
— Композитор — Марина Собянина, молодая
и очень талантливая. Она сейчас живет
в Швейцарии. Мы с ней уже делали один
спектакль — «Анри», в театре музыкальной
комедии Екатеринбурга, это была очень
плодотворная работа. Поэтому каждый раз,
когда возможно присутствие этого
композитора в спектакле, я этой
возможностью пользуюсь. Марина —
совершенно невероятная.
— Вы пятый раз ставите спектакль
с труппой Камерного театра. Причем это
постановки, очень сложные в отношении
вокальных партий и хореографии. Эти
артисты такие крутые?
— Мы сотрудничаем с ними почти 12 лет,
первый спектакль здесь — «Балаганчик» —
я ставила еще в 2010 году. Я приезжаю
в Челябинск ради работы с этим театром,
я его люблю, мы говорим с артистами
на одном языке.
— А челябинская публика вам нравится?
— Та, что приходит на мои спектакли, да.
Она хорошая, отзывчивая, хочет не только
зрелищ, но и интересного материала для
осмысления, анализа. Причем
чувственного — театр ведь не только для
мысли, он и для чувств, даже в первую
очередь для них.
— Почему из Андалузской трилогии
вы выбрали именно «Кровавую свадьбу»?
Не «Йерму», не «Дом Бернарды Альбы»?
— Знаете, я никогда не думала, почему...
Меня материал сам выбирает. Если говорить
о Лорке, то повторюсь, он великий поэт.
А поэзии в нашей жизни сегодня
недостаточно. Да и, собственно, сильных
чувств тоже. А хочется и того, и другого.
— Вы работаете с очень разным
материалом: Блок, Пелевин, Лорка...
— Пелевин — конечно, особняком стоит
во всей литературе. А вот Блок и Лорка —
это поэзия, поэтический театр, то, что мне
близко.
— Федерико Гарсия Лорка считается
своеобразным ясновидцем — в его поэзии,
пьесах, в символике смерти
и неотвратимости насилия многие видели
предзнаменование тех ужасов, которые
окутали Испанию и всю Европу
в тридцатые-сороковые. А в чем его
актуальность сегодня, почти сто лет
спустя?
— Я, в принципе, не считаю, что
искусство — это исключительно про
актуальность, и театр в том числе. Да,
конечно, он должен говорить со зрителем
актуальным, адекватным, современным
языком. Но здесь, в этой пьесе,
поднимаются вечные вопросы — о жизни
и смерти, как бы банально это ни звучало.
И потом, что человека волнует сейчас,
в 2021 году, как не смерть? Она стала очень
близко к нам подходить. Весь мир живет так
с прошлой весны. Мы живем, едим, пьем,
спим, а смерть — даже не за левым плечом,
а совсем рядом.
— А любовь?
— Любовь — тем более! Как бы мы от нее
в нашем сегодняшнем мире
ни отгораживались, как бы ее сейчас
ни считали анахронизмом... И произведения
Лорки — это опять же о том, как судьба,
рок ведет человека к любви. И никуда
человек от этого не сбежит. Наедет
на тебя судьба — и все, ты под этот каток
улетишь, хочешь ты этого или нет. Любовь
приходит так же, как и смерть — она
неизбежна. И мы в этом спектакле
исследуем, как человек с этим может
справиться — или не справиться. Кто-то
выбирает свободу, кто-то — несвободу.
— Все ли поэтические фрагменты
из текста мы услышим в спектакле?
— Нет, не совсем, мы поработали
с текстом, присутствует моя инсценировка.
Но это нормально — мы ведь адаптируем
классическое произведение под наши
современные слух и зрение. «Кровавая
свадьба» написана Лоркой в трех больших
актах, длинных — в нашем спектакле акта
будет два. Но все главные события,
основные вещи, конечно, присутствуют.
— Ну и наверняка какой-то зритель пойдет
и на мелодраматический сюжет, причем
довольно трешевый — невеста сбежала
со свадьбы...
— Да пожалуйста, кто же против (смеется).
Да, действительно, невеста сбежала
со свадьбы, и кончилось все грустно —
это первый слой истории, бытовой. А будет
и второй — возвышенный, поэтический.
— Кого вы взяли на главные роли?
— Невесту играет Татьяна Кучурина,
Леонардо — Дмитрий Крупкин. Жениха —
Антон Ребро. Роль матери исполняют две
актрисы — в двух воплощениях
персонажа — Зульфия Акчурина и Мария
Беляева.
— Сложная форма предполагает, что
в процессе постановки могут возникать
какие-то перестановки, переосмысления.
— Конечно, постоянно. Начинаем пробовать
что-то одно — смотрим, не идет. Пробуем
другое. Опять не туда — снова ищем
и находим в итоге что-то очень
интересное.
— Вы — постановщик, который слушает
артистов?
— А как же иначе? Я вообще считаю, что
время таких канонических
режиссеров-диктаторов уже ушло. Это,
знаете, такой старый театр — подобная
манера работать сразу отбрасывает назад.
Наше время предполагает гибкость
и способность к тандему, сотворчеству.
Иначе ты просто ничего не сотворишь.
— На какой стадии постановочный процесс
сейчас?
— Уже движемся к финалу, делаем второй
акт. До премьеры три недели, а у нас
с артистами на все про все — две.
Работаем сейчас очень интенсивно.