Нынче полночь светлее дня
Поэзия Нины ЯГОДИНЦЕВОЙ хорошо знакома нашим читателям.
Это те стихи, которые обязательно нужно знать.
Нина ЯГОДИНЦЕВА
Поэт, культуролог, профессор Челябинского государственного института культуры. Секретарь Союза писателей России, член Совета по критике. Член Координационного совета Ассоциации писателей Урала. Руководитель Литературных курсов ЧГИК.
Автор более 30 изданий: стихов, учебников по литературному творчеству, монографий, вышедших в России и Германии, электронной книги литературной критики, переводов с азербайджанского и башкирского языков, аудиодисков, а также более 700 публикаций в литературной и научной периодике России, Испании и США.
Лауреат всероссийских литературных премий им. П.Бажова, Д.Мамина-Сибиряка, Международного конкурса переводчиков тюркоязычной поэзии «Ак-Торна», всероссийских конкурсов «Лучшая научная книга – 2007», «Творческий учитель – одаренный ученик», журналов «Урал», «Наш Современник», «Бельские просторы», «Русское слово» за лучшие поэтические публикации, сайта «Российский писатель» – за литературно-критические статьи.
* * *
А что случится – и знать не надо:
Ковид, предательство, слом эпох…
В медвежьей нежности снегопада
Неровен выдох и жаден вдох.
Полотна ветра проносят мимо –
И кажется, всё: не вернуть назад
Ни хлеба запах, ни запах дыма,
Ни роз таинственный аромат.
Идёшь, дыханье с трудом вплавляя
Во встречный холод, белёный мрак –
Ни зги не видно, и жизнь былая
Тебе не может помочь никак.
Но то и счастье, что путь неведом,
Но то и свет, что в твоей груди,
И снегопадище прёт медведем
И тоже не знает, куда идти.
* * *
Как за Масленой мело, как пути переметало!
Неприметное село к ледяной Оби пристало.
Только крыши да дымок в месте этом незнакомом.
На реке стальной замок в цепи белые закован.
А на Маслену, небось, здесь цвели костры да шали,
Как заходит в избу гость – всё блинами угощали,
И морошка на меду в чашках писаных светилась,
И до проруби во льду солнце в саночках катилось.
Обь-река разоспалась, да уже пора к заботам –
Собирать сырую бязь по дорогам-огородам.
Сколь снегов ни полегло, а весне всё будет мало –
Так за Масленой мело, так над Масленой сияло!
* * *
Словно зимы песнопением прерванным
Воздух цветеньем неистовым вспенен.
По деревянным, скрипучим, серебряным
Трём на веранду ведущим ступеням
Можно подняться – но дверь заперта ещё,
Ключ в тайнике с прошлогодней листвою…
Айсберг апреля, стремительно тающий,
Кружится облачком над головою.
Каждым цветком и травинкою каждою
Учится мир просыпаться счастливым.
Руки возденешь – и хлынет над жаждою
Бурного лета неистовый ливень!
И никогда не узнаешь, зачем это,
Может быть, просто взглянув, удивиться
Щедрой горсти неумолчного щебета,
Нежно мерцающего пересвиста…
* * *
Мир идёт по кровавой кромке большой войны,
Ни на миг не отшатываясь назад.
Мы живём, как будто друг другу мы не нужны.
Словно нам не вместе гасить этот адский ад.
Ненависть как вино – обжигающа и легка,
Пока нельзя ненавидеть открыто – мы тайно ропщем.
У каждого своя правда – но это только пока:
Пепелище всё равно будет общим.
* * *
В захолустный городок зазывают буквы "Welcome!"
Но не гневом, а огнём вспыхивает голова,
И катается во рту ледяная карамелька,
Остужая на лету раскалённые слова.
Что-то вышло не к добру на чужом пиру веселье.
Вроде чарку поднесли – да плеснули мимо рта.
Дни пронзительно скрипят, как на ржавой карусели,
И потерянно молчит вся родная красота.
Вот споткнулись же глаза о чужие эти буквы!
Кто кого сюда зовёт – на охоту, на пикник?
Дальше будет пост ГАИ, небеса в стеклянной будке,
Но теперь, похоже, нам в самом деле не до них.
Это нынче месяц май, а нахлынут непогоды,
Кем кому придется стать, душу надвое деля –
Перевозчиком теней через призрачные воды?
Провожатым сквозь метель до ближайшего жилья?
* * *
А здесь когда-то сирень была – и ласка её, и тень…
Выбелено до серебряного дерево старых стен.
Взглядом коснёшься – бархатно, приложишь ладонь – тепло…
И время стоит непахано, крапивою поросло.
Здесь когда-то и я была, пила молоко и мёд.
Неслышно подходит яблоня, ладонь на плечо кладёт.
Я помнила о тебе, говорит, важно ли, сколько лет? –
И яблочко мне протягивает, румяное, на просвет.
Короткою или долгою разлука наша была –
Ранетка её медовая мне душу насквозь прожгла,
В вечернее небо выпала – дарена, да не мне –
И звёздочкой малой выплыла на сумеречной волне.
Насквозь прошивая смутное, наивным светом дрожа,
В вечернее время – утренняя доверчивая душа.
И кажется, до полуночи ей не удержаться там…
Но звёзды считают иначе и не открывают тайн.
* * *
Розовый лоскут тумана, молодой воды гладь…
Имя у реки Мана – любоваться и звать.
Тянутся к губам губы, тянется душа встречь…
Из какой речной глуби льётся вперекат речь?
Возвращаюсь в ту полночь по сырой траве лет.
Я твои слова помню, а свои слова – нет.
Всё – любовь, и так странно – почему же мир слеп?
Имя у тебя Мана, сердцу моему хлеб.
Разломить его просто, раскрошить его – всласть,
Птицам, рыбам и звёздам высыпать свою часть.
Кажется, в горсти мало, а разделишь – всем впрок…
Щедрая моя Мана, радости живой ток.
Подойдёт тайга ближе, зачерпнёт подолом волну.
Я её лица не увижу, я в глаза твои загляну.
Из забот твоих малых – ни одной наивной тщеты…
Знаешь ли, куда манишь? Знаю, говоришь ты.
* * *
Живи в своём невинном лепете, а потаённого не трогай!
Они взлетели, гуси-лебеди, по-над рекой, по-над дорогой,
Они взлетели и заплакали, они взлетели и запели
Над площадями и над плахами, над белой хусткою метели.
Когда б ты знала, понимала бы небесный голос безответный,
Свои бесхитростные жалобы в него вплела бы алой лентой
И по неведомой беде-вине, непостижимой и поныне,
Всё тосковала бы по родине, как птичья стая на чужбине.
О, это русское и женское, неодолимое от века –
В тоске неведомой блаженствуя, ждать невозможного ответа…
Но вот уже поля оттаяли, и небеса в высоком гуле –
И воротились птицы стаями, и ленту алую вернули.
Зелёным светом дышит рощица, парит разбуженная пашня,
И лента алая полощется, и сердцу робкому не страшно –
Пока трепещет словно деревце, атласной ленточкой алеет –
Одной тоской оно удержится, одной печалью одолеет.
* * *
Пасмурно, томительно, бесснежно, пустота – а не видать ни зги.
Острый холодок вдыхая спешно, ветер ищет лежбище пурги.
Вот она, разбуженная, встала, вот она полнеба обняла –
И вокруг горячего оскала задышала розовая мгла.
Задышала, полем заходила, мягко смяла горлышко воды
И в одно мгновенье поглотила чьи-то одинокие следы.
Бледною, бессильною луною на короткий миг освещена,
– Выходи поговорить со мною! – равнодушно требует она.
Знаю, что ни правдою, ни ложью, ни наивной речью нараспев
Не пройти навылет бездорожье на почти немыслимый рассвет.
Только из былого в небылое выйти молча на высокий Суд,
Где слова очнутся, вспомнят Слово, встанут на молитву – и спасут.
Персеиды
1.
Ветер на горе сторожевой
Холоднее раны ножевой.
Он напал на спящие заставы,
Разметал степные костерки,
Уложил безропотные травы
В берега мерцающей реки,
Стих, тревожный миг пережидая,
Затаился, по воде скользя –
Перед ним гора сторожевая,
Звёздами осыпанная вся.
Миг – и он взлетел! И на вершине
Навзничь, в небо взорами, легли
Двое – те, что полночь сторожили
И огня во тьме не разожгли.
2.
Когда приходят ночи светлее дней,
Всадники Персеид седлают коней.
Небо – родник, и студёный пульс его част.
В эту тревожную полночь, в урочный час,
В один утаённый от всех невозможный миг
Сердце падает камнем в живой родник.
Падает камнем – и не коснётся дна.
По краю плывёт дрожащим листком луна,
Но с той стороны в воду уже пролит
Лёгкий поток блистающих Персеид.
3.
Мы караулим полночь. Наша застава
Последняя – город в долине справа
Спит, и дышит степь утаённым жаром,
И горизонты гроза обжигает жалом.
Мы караулим полночь. В такую полночь
Если кто-то и может прийти на помощь –
Только с тех высоких ночных орбит,
Где ходят дозором всадники Персеид.
Но кони их чернее ночного мрака,
И мы караулим тьму, ожидая знака, –
Когда польются искрами с высоты
Удары о их блистающие щиты.
Пока гроза огнём горизонты лижет,
Всадники Персеид всё ближе и ближе,
С бешеным стуком сердца мгновенно слит
Бешеный стук копыт.
Да, нам сегодня в грядущее путь неведом –
Но это Млечный путь, исполненный светом.
Держитесь, кто в битве,
проснитесь, кто крепко спит –
Идут на подмогу всадники Персеид!..
4.
В августе, в полночь, в немыслимом ветре стоя,
Пять чувств погасить – и возжечь шестое,
Ибо отсюда ни одному из пяти
В небесную высоту не дано взойти.
Да, этот новый век обесчеловечен –
Некому говорить, и ответить нечем,
В пустоты сознанья серным дымом вползает ложь –
Но ты-то здесь, ты думаешь и живёшь,
На ладони вулкана над чашею Аркаима
Вспыхиваешь ясно и неопалимо
И говоришь себе: как могу посметь я
За жалкий удел отринуть своё бессмертье?
5.
…И сходятся меч на меч,
и падает щит на щит,
И сыплются чёрные звёзды с ночных орбит…
Проснитесь, кто крепко спит!
В оглушительный грохот небесных битв
Вступает тихий шёпот наших молитв.
Так наступает трава,
пробивая каменный плен,
Так молодой лес шумно встаёт с колен,
Так ветер идёт штормовой волной
по ночной степи –
Душа, не спи!
Ибо если мы не ответим идущим встречь –
Зачем нам сердце, зачем нам родная речь,
Лёд родниковой воды, поцелуй огня?
Зачем нам эта полночь яснее дня?
6.
Пора младенческих пелён,
Пора наивных упований
Прошла – и воздух воспалён,
И молнии напоминаний,
Вонзаясь в плоть, горят как сталь:
Очнись, очнись, и вспомни – кто ты!
Замок – душе, печать – устам
И страха липкие тенёты:
Таись, покуда не задело…
Но нет, не определено
Грядущее. Его пределы
Не здесь – в материи иной.
О небо, говори со мной!
7.
Всадники Персеид сходят с коней в сухую траву –
И она полыхает во сне или наяву,
Горит не сгорая, сиянье земное для –
Нынче полночь светлее дня.
Видно далёко, за грозы и горизонт,
За высоту высот.
Видно так, как бывает в жизни один лишь раз.
Ибо тот, кто увидел – провидит это всегда.
Вот с высоты ещё одна сорвалась
Звезда –
Кто-то ударил мечом о зеркальный щит,
Значит, вдали битва ещё кипит –
Взлетают в сёдла всадники Персеид.
Нас было двое. Мы оба видели это.
Мы слышали дальнего боя гулкое эхо.
Спящих будили – и поднимали падших.
Небо – за нас. И мы за него – тем паче.