Режиссер Алексей Федорченко: «У культуры и у России нет очевидных границ»
На последнем ММКФ «Святого Георгия» за лучшую режиссуру удостоился Алексей Федорченко, снявший философскую фреску «Последняя «Милая Болгария» по мотивам самой скандальной книги Михаила Зощенко «Перед восходом солнца». Фильм выйдет в прокат в конце мая.
1943 год, Алма-Ата, эвакуация. Герой фильма — плодовод-мичуринец — пытается возродить морозостойкий сорт лечебных яблок «Милая Болгария», параллельно расследуя обстоятельства таинственного исчезновения прежнего жильца своей комнаты, популярного писателя Семена Курочкина (псевдоним Михаила Зощенко). Вскоре он обнаруживает дневники пропавшего и предается изучению рукописи автобиографической книги «Перед восходом солнца».
— Как появилась идея экранизации столь необычного текста?
— Я задумал фильм, когда еще не занимался кино, более 35 лет назад, прочитав рассказ, в котором двухлетнему Мише купили новые ботинки. Он едет на извозчике, видит только эти ботинки, а на Питер с его дворцами и каналами внимания не обращает. Я подумал: «Какое классное кино!» и очень удивился, что никто из кинематографистов не занимался этим произведением. Несколько раз возвращался к этой идее, но всерьез мы с Лидой Канашовой стали писать сценарий в 2016-м, сочиняли его два года, еще два искали деньги, а закончили фильм буквально за два дня перед премьерой.
— Почему главным героем стал не автор, а случайный читатель его записок?
— Мы долго мучились, когда решили показать две сущности Зощенко — меланхоличного дворянина и адепта теорий Павлова. Так в фильме появился другой герой — мичуринец Леонид Ец, по-честному расследующий чуждую ему меланхолию любимого писателя. С удивлением узнав о его чужеродной сущности дворянина, он относится к нему с подозрением до самого последнего момента, пока их судьбы неожиданно не пересекаются.
— Таким образом, вы «овнешнили» сюжет самопознания...
— Получился психоаналитический детектив, исследование меланхолии не только Зощенко, а всего поколения советской интеллигенции 30–40-х годов. К какому бы ни обращались — а мы использовали дневники и Эйзенштейна, и Прокофьева, — все воспоминания написаны будто одним человеком, граничащим со смертью, каждый тогда жил жизнью на пределе. Так в сценарий проникли эпизоды со съемками «Ивана Грозного», раскрывающие состояние целого поколения.
— И все же остается вопрос — отчего на печальную книгу Зощенко яростно взъелись партийные шишки и коллеги? В дружном негодовании звучали ноты глубокой личной обиды и стыда.
— В те годы раздражало любое отклонение от генеральной линии партии, старались давить по всем направлениям — с тридцатых годов в литературе, кино, науке всех стригли под одну гребенку. Государство желало слышать слово «мы» и повсеместно вычеркивало «я», а книга Зощенко была очень личной и интимной… Но, конечно, все было сложнее — они с Ахматовой попали под расправу с ленинградской верхушкой, и надо было выставить ее журнал «Знамя» как упаднический, вредный, чуждый.
— Вы встретились с «Восходом солнца» как юный читатель и зрелый режиссер — как изменились после первого знакомства и завершения картины?
— Работа не меняет мою жизнь, так как параллельно я делаю пять фильмов, а эта история — очень личная, она всегда со мной, перечитываю книгу Зощенко раз в несколько лет. Почему? Меня всегда интересовало поведение людей после революции, их выбор — сопротивляться, или внедряться, или ассимилироваться… Один мой дед — полный Георгиевский кавалер, герой Первой мировой войны, не занял ничьей стороны, остался простым украинским крестьянином, а его репрессировали как белого офицера, хотя он никогда им не был. Другой прадед ушел с Деникиным, его брат был одним из лучших военных авиаторов Балтийского флота и тоже эмигрировал в Китай. То время очень ударило по всем моим предкам, и я много думал, куда бы пошел, к кому бы примкнул. Конечно, в тайне, ведь в 80-е думать о таком было не принято.
— Ответа нет?
— У меня — нет, а Зощенко безоговорочно выбрал революцию, стремился стать своим…
— Но не справился с этой ролью и фактически этой книгой приговорил ее в себе.
— Именно так, его юмористические рассказы прочитали в этом свете как издевательство, а не критику пережитков и запретили к дальнейшим публикациям.
— Он выразил острое осознание мыслящего слоя, что небывалый социалистический эксперимент выдохся и скис. Отсюда черная меланхолия, с которой можно справиться лишь на пути индивидуального самопознания...
— Это мироощущение зародилось в тридцатые годы. Когда половина твоих друзей расстреляна или посажена, начинаешь остро проживать каждый новый день как праздник, а затем наступают темные будни...
— Новую картину следует считать второй частью авторского диптиха?
— Да, «Ангелы революции» 2014 года рассказывают о гибели русского авангарда, а «Последняя «Милая Болгария» — история его посмертия. Хотя Зощенко не уничтожили физически, его заклеймили как лишнего человека, подвергли бойкоту, оставили без средств существования. Бюрократическая машина перемалывала осколки русского авангарда — и Эйзенштейна, и Прокофьева, всех выживших… Сегодня состояние многих представителей творческой интеллигенции очень схоже.
— Любопытна неразрывная связь ничем не схожих художников советской страны и эмигрантов, многие из которых в те же годы погружались в черную меланхолию, как Георгий Иванов…
— Да, конечно, у культуры и у России нет очевидных границ. Можно сказать, заполненная эвакуированными Алма-Ата стала последним ковчегом русской культуры — там работали писатели, композиторы, художники и — одновременно — 15 съемочных групп, а еще промышляли воры, сбежавшиеся отовсюду к теплу и еде. Ненадолго Алма-Ата стала столицей яблок, кинематографа и криминала.
— Большое впечатление оставил артист, сыгравший безмолвную тень писателя. Бледный юноша без признаков прожитых лет, напоминающий то божественного младенца, то призрак смертной тени.
— В последних фильмах я использовал только екатеринбуржских актеров — полтора десятка исполнителей мирового уровня, настоящих, мощных звезд. Константин Итунин — гениальный мастер, я знаю его уже 15 лет, он может играть все что угодно, мы продолжаем работу над совместным проектом, построенным на доверенном Косте образе.
— Заметным героем «Болгарии» стал речной тростник, «выросший» из сподручного декоративного материала в подлинного соавтора.
— Он подсказал, как выстроить путь нашего Зощенко. Михаил Михайлович заканчивал книгу, работая на алма-атинской Центральной объединенной киностудии, водил дружбу с Эйзенштейном, строившим из тростниковых циновок декорации «Ивана Грозного», так как фанеры не было, она уходила на фронт. Наш герой попадает на съемочную площадку и сквозь недостроенные декорации начинает видеть абсолютно незнакомый ему мир другого человека. Мы скупили урожай всего камыша в стране — он в самом деле оказался очень удобен для строительства декораций, световых эффектов. Из него делали и Дворцовую площадь, и питерскую набережную, и окопы Первой мировой.
— Не менее эффектный соавтор — полиэкран, от его струящихся, переливающихся бликами композиций глаз не оторвать...
— Мы снимали каждый экран отдельно, поэтому они чуть-чуть отличаются от основного изображения. Хотелось показать, что мозг работает не линейно и залезть в голову другого невозможно...
— Недавно вы вошли в совет директоров возрождающейся Свердловской киностудии. Какова ниша и вектор образного развития уральского кино?
— Двадцать лет живем без нее и уже привыкли… Сейчас львиная доля регионального кино снимается на моей студии, но я, конечно, рад, что появились люди — не москвичи, уральские парни, — которым хочется возродить свердловскую площадку. Я двумя руками за их порыв, буду помогать всем, чем могу. Путь выберут они, это их ответственность.
— Что значит для вас уральское кино?
— Никогда не воспринимал себя как местный режиссер, хотя все мои фильмы глубоко патриотичны, я — космополит, не испытывающий трепета перед березками. С удовольствием любуюсь другими пейзажами и другими городами. Живу там, где мне комфортно, где меня окружают близкие люди: Екатеринбург подходит мне по размеру, Москва, например, тесновата и душновата. Никогда не испытывал желания куда-либо переезжать, сейчас достаточно иметь паспорт, открывающий границы.
— Ближайшие планы...
— Пока «Болгария» находилась в простое, мы сняли большой, просто огромный фильм «Большие змеи Улли-Кале» — это мозаика, описывающая столетние отношения России и Кавказа с начала XIX по начало прошлого века. Жанр картины необычен, в каком-то смысле это продолжение «Первых на Луне», там есть элементы мокьюментари, закончу ее через два месяца.