Аджубей на летучке в «Известиях» поставил «Московский комсомолец» в пример

Зимой 1952 года веселая стайка второкурсников отделения журналистики филфака МГУ явилась на практику в редакцию «Московского комсомольца» по адресу: Потаповский переулок, 6. В этом здании тогда размещались все московские городские и областные газеты плюс издательства «Московская правда» и «Московский рабочий» и дирекция типографии. Здание приобрело известность после того, как немецкая фугаска весом в тонну пробила все его этажи и застряла в подвальном ротационном цехе, но не взорвалась. Погибли два сотрудника, кабинет которых оказался на ее пути. В редакции нас встретили с распростертыми объятиями и предложили каждому выбрать отдел. Все, кроме меня, запросились в отдел искусств, я — в отдел рабочей молодежи, куда и был немедля препровожден. Теснота в те поры в редакции была страшная. Выбранный мной отдел делил комнату метров в 16 с отделом писем. Письменные столы стояли вплотную, только посередине оставался узкий коленчатый проход. Стула для посетителей не было, все разговоры приходилось вести стоя. Мы пришли в редакцию вслед за комсомольским десантом, направленным туда МГК ВЛКСМ. Это были главный редактор Александр Михайлович Субботин, заведующие отделами рабочей молодежи Михаил Борисов, писем — Владимир Никитин, физкультуры и спорта — Дмитрий Синютин. Субботин до того редактировал газету в Электростали, трое его помощников — фронтовики с должностей секретарей райкомов комсомола. Мой крестный отец в журналистике Михаил Алексеевич Борисов служил в авиадесантных войсках, потом в артиллерии. Это был доброжелательный веселый человек, с шуточками справлявшийся с не очень-то признававшими его авторитет многоопытными сотрудниками: Александром Ефимовичем Райхбергом и Владиславом Рыковским. Борисов с самого начала стал собирать вокруг отдела актив из молодых производственников, привлек пару людей, занимавшихся журналистикой ради приработка. Мне выдали напечатанное на газетном бланке удостоверение, что я являюсь внештатным сотрудником, сроком на месяц. Для первого опыта Михаил Алексеевич направил меня на небольшой завод «Красный блок» в Кировском районе, где был прежде секретарем. Я, московский мальчик из интеллигентной семьи, никогда прежде не был на заводе или фабрике. Секретарь заводского комитета комсомола водил меня по цехам, рассказывал о молодых передовиках. Первая в моей жизни заметка имела ровно 30 строк, и я долгие годы помнил ее наизусть. Напечатали мое произведение без единой поправки на первой полосе. Практика кончилась, но я так привязался к отделу и его заведующему, что не оставлял своей внештатной работы все университетские годы и научился писать во всех жанрах, от критической статьи до репортажа и фельетона. Я всех хорошо знал в редакции, и меня все хорошо знали. Вполне естественно, что после работы по распределению в Петрозаводске я вернулся в «Московский комсомолец». Это было после московского молодежного фестиваля. Все редакции теперь переехали в новое здание на Чистых прудах. «Комсомольцу» как младшему в семье московских газет площади там прибавили, но очень немного… За прошедшие годы заметно изменился состав редакции. Из стариков почти никого не осталось, их место заняли молодые талантливые ребята. Борисов стал заместителем главного редактора. Ответственным секретарем при мне немного поработал богемного склада Игорь Кашкадамов, но вскоре эту должность занял Белецкий, до того завотделом комсомольской жизни. Он был постарше большинства заведующих, и к нему обращались «Юрий Павлович». В секретариате работали тогда Владимир Шляхтерман, Борис Бринберг, Роман Карпель. Блестящие журналисты возглавляли отдел пропаганды (Беник Бекназар-Юзбашев) и учащейся молодежи (Виталий Мальков), в отдел искусств пришел ставший уже тогда знаменитым Анатолий Гладилин, которого спустя несколько лет сменил Борис Иоффе. Отдел писем возглавил известный впоследствии всей культурной Москве Юрий Верченко. А какие таланты занимали скромные должности литсотрудников! Константин Щербаков, два Эдуарда — Графов и Хруцкий, Неля Логинова, Новелла Иванова, Таня Снегирева. Такой коллектив делал талантливую интересную газету. Беспроволочный журналистский телеграф донес, что Аджубей на летучке в «Известиях» поставил «Московский комсомолец» в пример своему забронзовевшему коллективу: «Газета работает в полуподпольных условиях, а то и дело нам перышки вставляет». Материальное обеспечение нашей редакции было действительно ниже некуда. Завотделом получал 110 рублей в месяц, зам главного редактора — 125. Но мы были молоды тогда, у всех в памяти жили военные годы, и непритязательность тех лет оставалась у каждого. К тому же в редакции были люди, у которых всегда можно было перехватить три рубля до получки. А на три рубля молодая семья могла прожить в те времена, когда пачка пельменей стоила 30 копеек, три дня. Вернемся, однако, к отделу рабочей молодежи. С выдвижением М.А.Борисова в замы главного редактора его актив по невостребованности пропал, и мне пришлось создавать его заново. Штатных единиц не было, и первых своих помощников, выпускников факультета журналистики МГУ Игоря Бугаева и Нелю Логинову, пришлось зачислять сотрудниками на гонораре, без зарплаты. Вскоре удалось выбить им по полставки, а на гонорар пришли Ваня Паньков, Зина Деникина и Леша Егоров. Постоянным автором стал штамповщик фабрики имени Капранова Валентин Кукушкин. С таким отрядом работать было одно удовольствие. Чем же мы занимались? Рабочий класс в Москве составлял миллион человек. Немногим меньше работало на предприятиях Московской области. Примерно четверть — молодежь. Мы рассказывали о молодых передовиках производства, добивались улучшения условий труда, учебы, быта молодежи. В ту пору действовало положение об ограничении численности населения города. В год предприятиям и стройкам давался лимит в 20 тысяч человек на пополнение рабочих рядов. Они обязаны были обеспечивать каждого лимитчика благоустроенным общежитием, организовать производственную и общеобразовательную учебу. Наш отдел неусыпно следил, чтобы все это выполнялось. Постоянно велась рутинная рубрика «Металлолом — мартенам» — об участии комсомольцев и пионеров в сборе сырья для завода «Серп и молот». Городской комитет комсомола взял шефство над созданием нового гиганта индустрии на востоке страны, в Кузбассе, — Западносибирского металлургического комбината. На его строительство направили несколько сотен молодых рабочих и инженеров, комсомольскую организацию поручили создавать секретарю Советского райкома комсомола Славе Карижскому. Наши корреспонденты все время были там. Побывал там и я, написал несколько материалов, подружился на всю жизнь с Карижским. В те годы возникало все больше бригад коммунистического труда. Они своей жизнью и работой прокладывали обществу путь в будущее. Мы пристально следили за тем, что в них делается, по молодости не понимая значения их начинаний. Из громких дел нашего отдела выделю одну многолетнюю кампанию. Ее идеей нас увлек инструктор горкома ВЛКСМ Володя Кривошеев. Он приобрел известность тем, что объехал перед московским фестивалем всех голубятников (а голубятен в Москве тех времен были сотни) и попросил приехать со своими голубями на стадион. Их феерический взлет сразу после торжественного открытия стал его самым запомнившимся моментом. Нашему поколению повезло. Мы вступили в рабочую жизнь, когда страна была на огромном подъеме. Люди гордились тем, что разгромили Гитлера, за пять лет восстановили все уничтоженное фашистами, создали могучее содружество социалистических стран на Востоке и Западе. СССР с каждым годом становился более могучим, людям жилось все лучше и лучше, они чувствовали, что у государства главная забота — о них. Я все о делах да о делах. А ведь нам было по 25–27 лет. «Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя» — это о нас. Мы жили весело и дружно. Как-то сама собой сложилась компания: Игорь Бугаев, Володя Кривошеев, Толя Гладилин, Боря Бринберг, Новелла Иванова, Коля Пашуро (художник) и ваш покорный слуга. Все уже семейные. Нашим любимым времяпровождением было собраться за столом, попеть, потанцевать. Водку тогда никто не пил, на столе были крымские портвейны. Вместе отмечали все дни рождения, праздники. На праздники редакция снимала какое-нибудь кафе и гуляла со всем размахом молодости. Пока газета выходила три раза в неделю, мы летом в свободный день устраивали прогулки на теплоходе в бухту Радости — покупаться, позагорать, позаниматься спортом. В повседневной жизни нам было не до спорта. Технология газетного производства тогда была очень трудозатратная. Статьи и заметки писались от руки, затем перепечатывались в машбюро, редактировались в отделе и сдавались в секретариат. Литредакторы их еще раз редактировали. Затем оригиналы шли в набор. Набранные гранки тщательно вычитывались в отделах. Видели бы вы макеты, которые рисовал Белецкий! Он делал это цветными карандашами, места для клише заштриховывал разными цветами — его макеты были сродни произведениям прикладного искусства. После утверждения планеркой они поступали в наборный цех — царство запаха свинца и типографской краски. ...Первые экземпляры свежего номера газеты, отпечатанные на ротационной машине, немедленно приносили в редакцию, и все, кто там еще находился, начинали их пристально изучать. Но ошибки все равно проходили. Почему их никто не замечал, тайна велика есть. Я на всю жизнь запомнил два первых номера, которые подписывал, став заместителем главного редактора. Можете представить, с какой тщательностью я все просмотрел! И вот поди ж ты — в первом номере оказалась опечатка в заголовке, во втором перевернули вверх ногами клише (правда, это было фотообвинение беспорядков в хранении материалов, на котором понять, где верх, где низ, невозможно). Я чувствовал себя последним засранцем. Коллеги как могли утешали меня, уверяя, что пока существуют газеты, будут и опечатки. Как они проходят сквозь десятки внимательных глаз, понять невозможно. Мистика какая-то. Я стал замом уже у нового главного редактора — Михаила Алексеевича Борисова. Субботина забрали в «Московскую правду». Это был мудрый человек. Знаете, чем мудрый отличается от умного? Умный найдет выход из любого трудного положения. А мудрый в него не попадет. Борисов прошел у Субботина великолепную школу. От природы одаренный человек, наделенный незаурядным умением работать с людьми, всегда спокойный, умеющий уладить любой конфликт — таким он остался в нашей памяти. Михаил Алексеевич был смелым редактором, охотно поддерживавшим наши буйные выходки, без оглядки печатавшим самые острые материалы. Не помню случая, чтобы он что-то запретил, чего-то испугался… Я работал со многими редакторами. Он единственный из всех был наделен органическим чувством юмора. К молодежи относился по-отечески, никогда не ругал, произнося только: «Ну что ж ты, баран...» Мы приходили к Борисову со всеми своими мирскими заботами, и он всегда помогал их разрешить. Личный пример. Моя жена Нонна три года сидела дома с ребенком, а когда пришла пора идти на работу, оказалось, что ее нигде не ждут. Ситуация, знакомая многим. Борисов позвонил редактору «Пионерской правды» Матвеевой, и вопрос решился мгновенно. У Михаила Алексеевича авторитет в городе был прочный. Надо еще добавить, что в личном плане он был очень скромный человек: жил в одной комнате в коммунальной квартире. У такого главного люди росли удивительно быстро. Игорь Бугаев стал главным редактором, потом работал помощником члена Политбюро, заведующим отделом горкома партии, первым секретарем Краснопресненского райкома, 18 лет возглавлял Московский комитет культуры. Костя Щербаков стал заместителем министра культуры РФ, Новелла Иванова — редактором журнала, Вера Максимова — заместителем художественного руководителя Малого театра, Неля Логинова и Эдик Графов стали «золотыми перьями» во всесоюзных изданиях, куда их пригласили. Наша самая маленькая и по тиражу, и по штату московская газета была заметной на фоне столичной прессы. В 1959 году, в день 40-летия, всем работникам были вручены значки с золотой цифрой 40 на белом эмалевом фоне. Несколько человек, я в том числе, были отмечены грамотами Верховного Совета РСФСР. Свой первый юбилей мы отмечали в Доме журналистов. Для участия в концерте съехались и известные артисты, и подающая большие надежды молодежь. Одну из двух имевшихся в редакции «Побед» выделили мне — привезти ученицу хореографического училища. Бессменная его директорша Софья Головкина вывела хрупкую девочку и сказала: «Даю вам лучшую нашу воспитанницу. У нее большое будущее». Это была Наташа Бессмертнова. Из других участников концерта помню Иосифа Кобзона, Николая Сличенко. Ну и как можно забыть театр «Современник», который приехал в полном составе и сыграл целиком второе действие спектакля «Два цвета». Занавес открывал комсорг театра Олег Табаков, произнесший прекрасные слова о комсомоле и нашей газете. Участие этих людей в юбилейном концерте не было случайностью. «Московский комсомолец» с первых шагов собранной Олегом Ефремовым группы талантливых молодых актеров всячески ее поддерживал, добился преобразования сначала в театр-студию, а потом в театр, отвоевал для ребят здание на площади Маяковского, где прежде играл Театр эстрады. Николай Сличенко был найден в Харьковской области гастролировавшим там Цыганским театром. Он работал трактористом. В Москву его и другую будущую звезду, Агамирову, театр привез, а вот прописки добиться не сумел. А редакция в лице Нели Логиновой при могучей поддержке Борисова смогла. Иосиф Кобзон получил первый отзыв в прессе в «Московском комсомольце», в редакции которого вместе с соучеником по Гнесинскому училищу Кохно громко пел комсомольские песни. Праздник праздником, а газета выходила как положено. И не проходило года, чтобы она не затевала какое-то новое дело. Из множества их выделю появление рубрики «Герои наших дней», предложенной неистощимым на выдумки Володей Кривошеевым. Первый очерк написал он сам. Его героем стал молодой коммунист Геннадий Лисичкин. Он работал в Министерстве иностранных дел, готовился занять хороший пост в посольстве. Когда прозвучал призыв партии ехать на целину, увидел в этом свой коммунистический долг и, несмотря на уговоры замминистра и всего окружения, не забрал из парткома свое заявление. С женой Надей и двумя маленькими дочками отправился в самый разоренный колхоз Казахстана и сделал его передовым в республике. Дорогой ценой. Его и из партии исключали, и под суд отдавали. А он все выстоял и победил. Не менее яркими были рассказы о других молодых героях, о которых писали журналисты.