НГ: Наша Россия сидит в тюрьме. О чем говорили люди спустя пять лет после убийства Бориса Немцова
Съемка: Александр Лавренов, Глеб Лиманский, монтаж: Александр Лавренов / «Новая газета»
На Марш памяти Бориса Немцова накануне, в пятницу, приглашали у нескольких станций метро. В октябре в Москве появилась новая традиция: каждую пятницу одиночные пикеты у метро в поддержку политзаключенных. У станции «Тверская» молодой парень стоял с плакатом о марше: «Боремся за его идеалы: справедливость, свобода, закон и честь». Возле метро «Отрадное» муниципальный депутат Руслан Боровский — с плакатом «Завтра Марш Немцова, Страстной бульвар. 13.00».
В субботу к 13.10 — уже длинная очередь у полицейских рамок, люди стоят вплотную. Перед рамками — девушка с плакатом против вольерной охоты. Полиция осматривает рюкзак, плотно одетых просит распахнуть куртки.
Сразу за рамками выстроились активистки «СоцФемАльтернативы» с плакатами в защиту женщин. «Руки прочь от права на аборт!», «Строй женское движение против патриархата, ксенофобии и капитализма!». Рядом дедушка в кепке и клетчатом шарфе с самодельным плакатом на деревянной рейке «Кто убил Немцова? Те, кто наверху». Парень из огромного пакета достает плакаты и раздает: «Моя Россия сидит в тюрьме» — написано на них.
С громким криком «Наше имя — Борис Немцов!» в 14 часов колонны начинают двигаться. Здесь не менее 20 тысяч человек.
Партия «Яблоко» идет с растяжкой «Борись за Конституцию свободы». Либертарианцы с черным флагом с улетающей птицей кричат: «Русский — значит свободный», на их растяжке вопрос: «Кто заказчик?» Рядом желто-голубая растяжка с хэштегами: «Любовь сильнее страха», «Обмен всех на всех».
На бордюре дедушка с пластмассовым ведром. Он всю жизнь проработал инженером, а на пенсии пошел в дворники — Андрей Шелкоплясов, член партии «Яблоко». «Я пришел почтить память выдающегося сына России Бориса Немцова. Это страшная трагедия — таких людей раз-два и обчелся, как Борис Ефимович. Поэтому пришел, хотя недавно после больницы, а ведро взял, чтобы сидеть».
В этом году Марш памяти Немцова — шествие против сфабрикованных уголовных дел и за свободу политзаключенных.
Появились новые колонны и новые движения. Вот растяжка «Нового величия» с надписью «Сфабрикованный экстремизм». А вот «Матери против политических репрессий». Я подхожу к женщине, которая стоит за их растяжкой, наугад спрашиваю: почему вы пришли? «А скоро приговор по «Новому величию», а там мой сын, Дмитрий Полетаев». Лозунги на марше очень конкретные. «Нет узурпации власти!», «Менять власть, а не Конституцию!». Я спрашивала: правильно ли это, что марш скорби стал маршем протеста? Многие отвечали: Немцов бы это поддержал, он был бы сегодня здесь.
В начале колонны с мегафоном и флагом России идет Илья Яшин. На марш пришла вся московская интеллигенция. Здесь политолог Екатерина Шульман и правозащитник Лев Пономарев. Политики Любовь Соболь, Алексей Навальный с женой Юлией. Все, с кем я общалась — инженеры, актрисы, поэты, студенты.
Здесь тощий парень лет 16 с засаленной длинной челкой, которая закрывает все лицо. Женщина в добротной дубленке… Парень в носках, на которых рисунки, изображающие сильную женщину с бицепсами. Три слабовидящих парня, держатся друг за друга, идут с палочками. Дедушка, у него через плечо старая женская сумка. Пенсионерка в бежевом берете, со строгим гордым лицом и плакатом «Не хочу 1937». Мужчина в трениках «Адидас». Мужчина на многофункциональной инвалидной коляске. Кажется, на этом марше произошло главное — он объединил очень разных людей.
Ольга Мучалова приехала из подмосковного города Электросталь. Она пенсионерка, работала экономистом в Министерстве рыбного хозяйства. «Первый год я приходила каждый месяц на мост, приносила ему цветы. Сейчас стало похуже, победнее жить стала, один раз в год прихожу на митинг и на день рождения прихожу 9 сентября. Сегодня мне кажется, что больше народу, чем в прошлом году. Наверное, потому, что жизнь все хуже и хуже. Я в рваных ботинках хожу, а все равно пришла, наверное, даже босиком приду. Не помню, кто сказал, — чтоб на одного человека больше было. Я хоть такая маленькая, незаметная, может, если будут сверху снимать — лишняя голова».
Программист Евгений Коротич пришел на марш с детьми: в каждой руке по сыну. «Я участвую почти во всех акциях, и дети пять лет назад тоже были. Это перекличка такая, посмотреть в лица людям, которым тоже не все равно на судьбу страны. Страна идет явно не туда — и единственный способ выразить свою политическую позицию — это просто прийти сюда, другой политики в России нет. Я смотрю на людей, нас недостаточно, чтобы что-то изменить, но достаточно, чтобы показать, что мы не успокоились, мы не соглашаемся со статусом кво».
Андрей Засыркин — предприниматель в сфере IT, ходит на все митинги и марши с 2011 года. А на Марше памяти Бориса Немцова первый раз. «Самое обидное, что я 20 лет плачу налоги, работая на себя. Я плачу миллион налогов в месяц. И на мои деньги делают эти камеры, которые потом меня же помогут закрыть, — это плохо. Почему я пришел? Ну потому, что за 20 лет мы потерпели фиаско на всех фронтах — у нас проблемы с экономикой, у нас бедные люди. Мы развязали две войны, мы захватили часть чужой территории. Я разговаривал с молодыми — они не хотят отсюда валить и топать ногами в сторону моря, они хотят жить в свободной, нормальной стране».
Рядом идет девушка в белом стильном пальто и с белой тканевой сумкой, такие сейчас носят, те, чтобы не брать пакеты в супермаркетах – чтобы меньше пластика попадало в природу. Это Полина Соколова, ей 33, она менеджер. У нее в руках желтые хризантемы. «Я сюда пришла из-за Бориса Немцова, я очень ему симпатизировала еще в школьные годы, в институтские. Я читала его труды, он исследовал феномен устройства воровской власти в стране, и это было профессионально и фактологически выверено. И была шокирована таким дерзким и варварским убийством в центре моего города. Он для меня символ смелости, честности. И я бы очень хотела, чтобы таких мужчин в политике было больше. Я, к сожалению, не знаю сейчас таких во власти. Конечно, пять лет назад была другая атмосфера, сейчас как будто бы протестные настроения сходят на нет, — потому что очень опасно выходить и не чувствуешь себя защищенным. Но я решила, что должна сегодня быть здесь».
Пенсионерка Наталья Бруни, она много лет работала редактором на французском языке, говорит, что из года в год приходит сюда. «Я всегда хожу. Я почитаю память Немцова. А еще сюда выходят все недовольные, а я недовольна. Я всегда сюда хожу с недовольством существующим режимом, с мечтой, чтобы Путин ушел в отставку, с мечтой, чтобы наша страна была свободная, демократическая. Молодежи сейчас стало больше, может, потому что я старею. Первые марши были очень трагические, а сейчас к маршу памяти Немцову примкнули вообще все, кому что-то не нравится».
После протестного лета марш был очень мирным. Ни одного задержания, ни одного столкновения с полицией.
Росгвардия не надела и половины защитной брони прошлого лета.
Спускаемся со Сретенского бульвара, обходим огромную карнавальную маску — новогоднее украшение Москвы. Колонна «Матери против политических репрессий» замедляет шаг, останавливается, замолкает. И вдруг взрывается новыми лозунгами: «Аню — маме!», «Детям — отцов, мамам — сыновей!», «Наши дети — не террористы!».
Марш заканчивается ровно в 16 часов. Ряд росгвардейцев аккуратно теснит людей к метро: «Нам надо восстанавливать движение!» Многие доезжают до «Охотного Ряда», чтобы дойти до моста, на котором был убит Немцов. На «Охотном» выходишь в какую-то другую Москву. Здесь — Масленица. Запах дров и блинов, бодрые песни, леденцы на палочке и пончики, флажки, каток, карусели, все блестит, смеется и веселится.
Чтобы добраться до моста, нужно преодолеть несколько лабиринтов из ограждений. Тыкаешься, тыкаешься…
— Здесь нельзя, обход вон там.
Обходишь.
— Здесь прохода нет.
На мосту я спрашиваю женщину, которая принесла цветы: что для вас значит Борис Немцов? Светлана — историк искусств. «Мой дед участвовал в ученом совете, где защищался Борис Ефимович. Мой отец дружил с ним очень близко. Это человек, который на разрыв любил жизнь. Елки-палки! В нем было столько классного, живого. И рядом с ним всем было просто офигительно, весело, классно. Он верил, он реально верил, что все будет классно. И в ту ночь мне сообщили, что он погиб, это третий звонок в моей жизни такой страшный. Почему я здесь — потому что я мать сыновей, потому что я против убийств, потому что я хочу жить в России, и я хочу, чтобы молодые девочки не боялись ходить ни по центру Москвы, ни других городов».
На мосту возле портрета Немцова в огромных ведрах красные и белые розы, тюльпаны и хризантемы. Желтая мимоза. И несколько гвоздик. В раме на листе написана цифра: «1828-й день».
Люди все шли и шли. Кто-то приходил очень раздраженный — долго пробирался через ограждения, злился на эту нелепую преднамеренную полосу препятствий. А потом вставал перед портретом Бориса Немцова и успокаивался. После агрессивных лозунгов марша и песен масленичной ярмарки — у мемориала было очень тихо. Ближе к шести вечера пошел снег, и все заволокло белым туманом. И Кремль стало не видно, а красные цветы — остались.