Эмтегей 1985. (ч.2)

Имя и фамилию деда, не знал, наверное, никто в бригаде. Его звали «Иваныч», если обращались к нему, или просто «дед», между собой. Вообще, известно о нём было мало, но и того, что знали, хватало за глаза.

Когда война закончилась, его часть стояла в каком-то небольшом городке на востоке Германии. Прошёл первый месяц без войны, затем второй, третий… Солдатам опостылела гарнизонная жизнь, и начались разброд и шатания. Дисциплина упала ниже нижнего предела. Офицеры пьянствовали на квартирах, солдаты шныряли по окрестностям в поисках шнапса и девок. И наш Иваныч, похоже, сам не понял, как он умудрился расстрелять сто два человека мирных немецких граждан.

Военный прокурор зачитал на суде его письменное объяснение, из которого следовало, что он защищался от нападения фашистской нечисти. Правда, не смог пояснить, как так вышло, что среди «нападавших», не было ни одного мужчины призывного возраста. И ни у одного из них не было не то, что оружия, даже палки какой-нибудь. Не смог он объяснить и тот факт, что для расстрела такого количества людей ему потребовалось несколько раз производить замену магазина автомата, причём на открытой местности, на краю деревни в загоне для овец. В общем… Это было, чистой воды, уголовное преступление, совершённое с особой жестокостью.

Приговор трибунала был предсказуем. Расстрел. Однако, учитывая прежние заслуги разведчика орденоносца, Героя Советского Союза, смертная казнь была заменена на пятнадцать лет лишения свободы. Лишили деда всех наград и званий, и отправили этапом на Родину. Так началась его вторая жизнь. На Колыме, в зоне.

Пятнадцать лет растянулись, и с учётом добавленных, за нарушения режима сроков, превратилась в двадцать один год за колючей проволокой. Только в 1967 – м дед оказался на воле. Собственно, волей это тоже можно было назвать с натяжкой, потому, что паспорта ему не дали, зато выдали справку, в которой один раз в неделю, должна была появляться отметка о явке к местному участковому. Т.е. фактически, это было условное освобождение. Дед не мог покинуть Колыму, да и не стремился. Ехать ему всё равно было некуда. Родни не осталось, даже деревни, из которой он уходил мальчишкой на фронт, больше не существовало. Так началась его третья жизнь, в которой пришлось учиться жить заново.

- Ну чё, Иваныч?

- Шикмодерн, Андрюха! - закаркал сиплым дребезжащим голосом дед. - Уха будет высший сорт. Он... глянь-ка сюда. - мотнул, коротко стриженой, седой головой на корни, выбеленной водой и солнцем до цвета ватмана, коряги за его спиной. На ней висели два кукана с рыбой. Один полный, на втором штук пять хариусов среднего размера.

- О, это дело! Закуришь?

- Давай, прикури мне бациллу, а то мне не с руки, дербанит будь здоров. Оп-па!!! - довольно крякнул дед, подсекая леску, с привязанной на конце «мушкой». Сморщенное, словно, увядшая картофелина лицо, расплылось в довольной улыбке, обнажая последние, оставшиеся три жёлтых зуба на нижней челюсти. На двойничке № 3, к которому были примотаны золотистой ниткой кудрявые волоски, срезанные дедом с собственного паха (самый кондовый для мушки материал), трепыхался серебристый как ртуть серюк грамм на триста пятьдесят.

Причастие.

- Ого! Серючина попался! Редкое явление. - Рот у серюка совсем маленький, и на «мушку», скачущую по поверхности воды, он обычно не клюёт. Его берут на мормышку, а проще всего, бреднем.

- Этого, давай сразу заточим. Сгоняй-ка за чаркой и солью. Я пока черемши нарву.

Через пару минут возвращаюсь с бутылкой белого рома «Гавана клуб», алюминиевой кружкой и пакетиком, свёрнутым из газеты, с крупной солью. Дед уже выпотрошил серюка, нарезал из него филе, и разложил на крупном гранитном валуне на подстилке из сочных стеблей черемши - дикого чеснока, сорванного в маленьком болотце за гигантским тополем.

Отвинчиваю пробку с заморской бутылки, плескаю на дно кружки, протягиваю деду.

- Нет. Булькай. Таёжный закон таков: - Каждый наливает себе сам.

Выпиваю одним глотком, обжигающее пойло, и тут же кладу в рот пучок черемши, и посыпанный солью, ломтик теплой, нежнейшей сырой рыбы. Происходящее далее, можно сравнить с микро-взрывом вкуса. Непередаваемые ощущения, неописуемые словами. Эта «варварская» еда, кому то может показаться экстремальной, и он будет в чём то прав, потому, что это больше, чем еда.

Это не насыщение плоти, не удовольствие гастрономическими свойствами, это своеобразное причастие, ритуал, сродни церковному причастию. Вкусив, в окружении лесных духов, кусочек рыбы, которая несколько минут назад ещё плавала на дне реки, человек растворяется в окружающем мире, становится его частью, одним из органов единого живого пространства.

Возвращаемся в стойбище с чувствами, переполнившими душу. Водопад эмоций хлещет во все стороны, наполняя эфир потоком восторга и любви ко всему, что находится рядом. Я люблю Иваныча как родного, я люблю эти лиственницы вокруг, я люблю рябчика, истошно заколотившего крыльями на ветвях ивового куста, я люблю жаркое солнце и синее - синее бездонное небо над головой.

Уха по позински.


В стойбище царит благостная атмосфера. Народ с умильным вниманием лениво комментирует действия Толика Позина. То, что я увидел, крайне удивило меня.

Толик склонился над очагом, и быстро помешивал ножом, жарящуюся в сковороде на растительном масле перловую крупу! Над поляной висел густой аромат подсолнечных семечек, и свежеиспечённого хлеба. Незабываемый аромат! Как только зёрна приобрели золотистый цвет, они тут же оказались в котле с бурлящей водой.

- Ну чё, рыбари, несёте полуфабрикаты? - громовым голосом изрёк повар.

- Принимай! - с победоносной улыбкой на лице — картофелине, крякнул дед.

- Дык... Выж не той рыбы наловили! Эту чистить нужно, а вам нужно было брать ту, которая уже сама разделась!

- Та... Он тут бездельников скока. А ну-ка мусчины, быстренько обеспечили повара стратегического назначения чищеной рыбой!

Мы с Лосём самые молодые в бригаде, посему нам не нужно персональных указаний. Берём посуду, ножи, и к воде. Быстренько начистили кастрюлю рыбы, загадив прибрежную гальку потрохами и чешуёй, и уже с чувством, исполненного долга топаем к костру, но вдруг, на пути вырастает худощавая фигура бригадира.

- Пацаны, вы что, давно с хозяином не встречались?

- В смысле?

- В смысле, что берег загадили медвежьей приманкой.

- Да ладно, волной смоет.

- Ну-ну... Посмотрим...

В правильной ухе не может быть ничего, кроме подсоленной воды и рыбы. Однако Позин неправильный повар, и сначала разваривает в воде обжаренную перловку, потом кладёт нарезанный кусочками картофель, и пару луковиц, прямо в шелухе. Через пять минут заполняет, оставшееся в котле свободное место, тушками потрошёной очищенной от чешуи рыбой, и через минуту на столе появляется закопчёный котёл, источающий на всю округу головокружительный аромат.

Луковицы извлекаются, очищаются от шелухи, и нарезанные крупными дольками, отправляются назад, к хариусам, которых едва покрывает жирная юшка. Затем на поверхность выпадает обильный дождь из молотого чёрного перца, и слюни у всех присутствующих в радиусе метров триста, начинают литься в три ручья. И тут Лихой заметил, что весь коллектив уже за столом, и при этом, у каждого в одной руке деревянная ложка, а в другой жестяная, или алюминиевая кружка.

- Слово предоставляется старейшине стойбища. - торжественно, с голосом и выражением, как у телекомментатора, известил бригадир. - Мочи, Иваныч!

- Ну что тут рассусоливать, сынки, - дед вытянулся в струнку, словно в строю, перед командиром, - смотрю на вас, и радуюсь. Вы ж сами не знаете в какое счастливое время живёте. Такие молодые, красивые, и вся жизнь у вас ещё впереди. Топчите девок, пусть они рожают вам кучу мальчишек и девчонок, чтоб было у вас много-много детей и внучат, которые поддержат вас в старости. И берегите мир. Чтоб никакая падла не посмела на нашу землю зариться. Чтобы не было войны!

- Ура!

- Во дал, прям как замполит.

- Ну всё... За мир...


Повар стратегического назначения.

В следующие несколько минут слышен лишь гулкий стук ложек, сопение, чмоканье, и изредка стоны наслаждения от невероятно вкусной еды. Насытившись, все разомлели, закурили, кто папиросы, кто сигареты без фильтра, и потекли неспешные разговоры. Вдруг Лось задал вопрос, который интересовал так же и меня:

- Иваныч, а чё ты Толяна называешь «поваром стратегического назначения»?

- А это ты у него спроси. - закашлявшись захохотал дед, запрокинув голову назад.

- Толь! Ну Толь!

- М?

- Ну давай, расскажи что-ли?

- Да чё там рассказывать, служил и служил.

- Где служил?

- Где-где... В Караганде, блин, слыхал про такую?

- Да иди нах, ну серьёзно! - не отставал от Позина Лось.

- Насыпай?

- Да как два пальца обоссать. - забулькала о дно жестяной кружки, наливаемая Лосём отрава, которой кубинцы завалили все магазины на Колыме.

- Тфу! Как вы её, проклятую пьёте? - Поморщился Толик, опорожнив кружку, и закусил куском варёной рыбы, прямо с огромной, лопатообразной ладони. Удовлетворённо чмокнул пухлыми, как у сазана губёшками, и с видимым наслаждением, глубоко затянулся сигаретным дымом.

- Ты на море бывал когда-нибудь, а Лосяра?

- Как положено, раз в три года, полтора - два месяца. Крым, Ейск, Геленджик, Сочи, Гагры, Батуми.

- Во-от... А я в Вяземском рос, в Уссурийской тайге. Ничего кроме Хабаровска не видел. А каждое лето проводил у бабки в Баргузине, это посёлок такой на Байкале. Знаешь как на море хотелось? Это ж кайф то какой. Лежишь на песочке, мослы греешь. Со всех сторон слышны крики армянок : - «Чурчхе-ела, па-ахлава-а, ха-ачапури! Чурчхе-ела, па-ахлава-а, ха-ачапури»! Волны у самых натруженных пяток: - «Вж-ш-ш-ш! Вж-ш-ш-ш»! Мамашка с соседнего покрывала: - «Арту-урчик! Не ходи в во-оду! Уто-онешь»! Тёлки в трусах и лифчиках так и ходят, так и виляют жопами. - А? Знакомо?

Теперь и мне знакомо... А тогда, когда я закончил Вяземский лесной техникум, и мне прислали повестку в армию, думал, что погибну от пули хуйвейбина, какого-нибудь на китайской границе, и так моря и не увижу. В те годы не просохли ещё слёзы матерей, пацанов, погибших на Даманском полуострове.

Ну и пристал я тогда к военкому, говорю ему: - «Товарищ подполковник, а где я могу в морскую пехоту Черноморского флота завербоваться»? А он мне: - «Отставить товарищ призывник! Это в ЦРУ вербуют, а у нас министр обороны призывает. Чувствуете разницу? Так вот. Пойдёте служить туда, куда Родина пошлёт».

И послала... Да. Так послала! Меня со сборного пункта в Хабаре забрал в свою команду майор с пушками на петлицах. Я как завыл, мол не хочу пушкам стволы драить, а он мне: - «Не ссать против ветра! У тебя будет особая служба, о которой ты потом внукам рассказывать будешь»!

Потом аэропорт, погрузка в Ан-12, посадка в Охе, потом в Петропавловске, куча «духов» в одном самолёте, и два «покупателя», которые набирают себе команды. Мой пушкарь, и ещё один капитан пограничник. Куда летим, зачем, ничего не говорят. Привезли в Анадырь, там из самолёта прямо в кузов тентованного «Урала». По дороге смотрим в щели, ах ти батюшки, по тундре едем! Капец, думаю. Тут и сгниют мои кости, и никогда я моря не увижу. Так попал я в Гудым, на ракетную базу РВСН. РВСН, это ракетные войска стратегического назначения, означает.

Ну вот так я и стал ракетчиком — стратегом.

- И чё? Запускали?

- Дурак что-ли? Кто ж такую дуру запускать станет? Она же такая же, как те, на которых космонавты в космос летают.

- Да не гони порожняк, можно подумать, тут одно гонево собралось.

- Гонево, не гонево, только вам всё это и не снилось, а я своими глазами видел как сопка, размером вон с ту, на которой прижим в скале вырублен, по которому машины на Хандыгу ходят, в сторону отъезжала.

- Как отъезжала!?

- Каком к верху, блин! Просто, вот как люк на танке в сторону отъезжает, так и сопка вся целиком отъехала, а под ней шахты с ракетами.

- Люк у танка наверх поднимается, между прочим.

- Аха... Наверх. Дерёвня! Это каменный век уже давно. У современных танков люки на гидравлике, сначала вверх приподнимаются, а потом в сторону откатываются.

- Ёпт... Так ты в ракетных, или в танковых служил?

- В ракетных, в ракетных. А про танки эти мне кум рассказывал, он такие в Перми на полигоне видел.

- Ну ладно, пускай, ну отъехала сопка, дальше то что было?

- А тебе не положено знать, потому, как это секретная информация, и разглашению не подлежит, у меня три секретных подписки, про между прочим.

- Ой, да ладно. Подписки, блин. Ну а ты то там чем занимался, ракеты хозяйственным мылом надраивал небось?

- Зачем? Их никто не моет. Они под землёй хранятся, и там пыли нет никакой. Там всё стерильно. Офицеры в специальной робе в лифт садятся, в тапочках.

- В белых тапочках? Ха-ха-ха!

- Лосяра, вот до чего же ты тупой, как я посмотрю. С тобой разговаривать, как с поленом, молоко за вредность давать нужно.

- Ну на... Глони молочка... От бешеной коровки то. Ха-ха-ха. - И протягивает Толику кружку с очередной дозой «Привета от Фиделя». Вся бригада уже покатывается со смеху, наблюдая за развитием диалога. Ситуация Позину явно не нравится, и он выпив, со словами «Какая гадость!», умолкает на какое то время.

- Так кем ты там был, на той базе, заправщиком каким-нибудь?

- Нафига? Я там был из числа интеллигенции. В белом костюме ходил, и в тапочках.

- По тундре!? В тапочках? Белом костюме?

- Вот ты баклан. Ну кто говорит, что по тундре? Не по тундре, а по «Шестёрке», т.е по нашему, по ракетческому, по сооружению номер шесть. Там спальные помещения, столовка и камбуз. Вот я на камбузе, непосредственно в хлеборезке и служил.

- Ах в хлеборезке! - Восторженно завыл Лёха, сотрясаясь от хохота.

- Не, ну сначала то меня в учебку к погранцам отправили, там был учебный взвод военных поваров. Я корочки повара получил, и обратно в часть, на камбуз. Очень даже шикарная у меня была служба. Жратва всегда под боком, ни тебе стрельб, ни учений, ни построений, ни нарядов-караулов. Из начальства только прапорщик один. Лафа полная! Как сыр в масле катался, да ещё и вторую специальность освоил.

- Ну ясно всё с тобой, повар стратегического назначения.

- Хватит хернёй маяться! - вмешивается Лихой. - Андрюха, Лёха, Серёга, и Вася. Идём на деляну. Сегодня почти выходной, поэтому ограничимся разметкой.

Мы берём топоры, рулетку и компас, а Лихой вешает через плечо офицерскую планшетку с картами и таблицами. Путь недалёкий, поэтому выдвигаемся налегке. Идём по грунтовке, поднимающейся буквой «Зед» на вершину перевала.

Дополнение от 20.03.15.23:00

В комментариях мне прислали ссылку на ту самую ракетную базу, где служил Толик Позин. вот, что от неё осталось после присоединения к мировому "цивилизованному" сообществу...

Продолжение следует...

Посетителей: