Племя изгоев. Фильмы фестиваля «Зеркало» — о тех, кому уже нечего терять
В жизни всегда найдется место старой-доброй несправедливости. В этом плане «Зеркало» Америку, конечно же, не открывает, зато предоставляет обширную коллекцию последствий, вызванных несовершенством мира и человека в нем. Если что-то нельзя победить, то это надо хотя бы зафиксировать для потомков: быть может, они в будущем разберутся. Режиссер Эмилия Гашич родом из ныне уже несуществующей Югославии и не понаслышке знает, как базовые принципы гуманизма рушатся под напором никем не виданной, но всеми ощущаемой геополитики. Ее драма «78 дней» мимикрирует под старую семейную хронику, снятую на пленку формата Video8. Ничего, вроде бы, необычного — в конце века бытовые камеры уже стали обязательным атрибутом семейных торжеств. Одному богу известно, сколько свадеб, дней рождений и отпусков снято на эти маленькие видеокассеты, пылящиеся ныне на антресолях.
Три сестры (никуда не деться от чеховской тревожной идиллии), Соня, Драгана и маленькая Тияна, оказываются героинями постановочного видеодневника. Время действия определено очень точно: 78 дней — ровно столько длилась операция «Союзная сила», в ходе которой авиация НАТО методично загоняла Югославию в каменный век. Девочки, благо, живут не в Белграде, но конфликт добирается и до них: в небе над домом пролетают военные самолеты, а телевидение усердно транслирует кадры разрушений столицы. Любящий отец (Горан Богдан) мобилизован в армию. Появляются беженцы. Ужас первых дней сменяется смирением — «новой нормальностью», в которой окна крест-накрест заклеены скотчем, но жизнь не останавливается. Под вой сирен героиням разного возраста предстоит пережить моменты ссор и маленьких праздников, оглушительные взрывы бомб и первой влюбленности. Просить помощи не у кого — против девочек, просто по факту места их жительства, ополчился весь цивилизованный мир. Тем не менее, жизнь в родном доме не останавливается: этапы взросления проходят по графику, а кружевная салфетка на транслирующем зло ТВ-ящике до поры создает спасительный уют — эта красота мокьюментари, переносящего в прошлое, обеспечила Гашич приз «Зеркала» за лучшую режиссуру. Для российского зрителя «78 дней» вообще может стать чем-то родным: детали быта, интерьеры и люди здесь, даром, что говорят на другом языке, до боли знакомы. Да и случиться эта история могла не только в Югославии: мало ли на пространствах бывшего соцблока войн, которые мог бы запечатлеть привезенный отцом из командировки «панасоник».
Дом — убежище аутсайдера. Заодно, его главное проклятье. Югославские девчонки избирают его для защиты от внешнего мира. Герои «Кукушки» Евгения Николаева, напротив, консервируют в четырех стенах древнее зло, чтобы оно не вылилось вовне. Еще совсем недавно «Кукушка» была небольшим концептуальным якутским хоррором, с успехом прокатившимся по многим фестивалям. Теперь она эволюционировала до полного метра. Аркадий (Иван Шамаев) приезжает в давно покинутую деревню, чтобы заботиться о могилах своих предков. Кроме него в округе никого толком и нет, если не считать скверного старика-соседа. С ним Аркадий знаком с детства, хотя вряд ли осознает это с самого начала: с годами подробности страшных событий прошлого стерлись. Когда-то он стал свидетелем трагедии, развернувшейся в родной деревне, а теперь, выходит, случайно пожинает ее последствия. Ночами под окнами его старого дощатого дома бродит девушка, а потусторонние тени норовят выкинуть нового жильца в окно. Вырастают, как плесень, картины на потолке, по коридорам бродят люди из воспоминаний. Новая «Кукушка» оперирует тем же инструментарием приемов, что и ее короткометражный прародитель. Это все тот же черно-белый, тесный и красивый до жути мир якутского шаманизма. И в то же время Николаев проводит работу над ошибками — в первую очередь, сюжетную. Фильм больше не непознаваемая «вещь в себе»: у него появилась четкая трехактовая структура, а с ней и понятная история. Это сделало «Кукушку» более зрительской, а заодно обеспечило ей спецприз жюри. Фильм бросает вызов зрителям — особенно тем, кто имеет свойство просыпаться по ночам, слыша тревожный скрип половиц...
Или, что еще страшнее, предсмертных хрипов. Человек все же не железное существо, и более всего боится явления смерти — своей и близких. Присущую нашему виду танатофобию не лечит ни религия, ни стремительно замещающий ее циничный прагматизм. На тех, кто делает умирание своей работой, смотрят косо, и, как оказывается, не зря. Заглавная героиня фильма «Иво» (режиссер — Эва Тробиш) работает паллиативной медсестрой и ежедневно навещает неизлечимо больных. Ее «клиентами» оказываются люди из разных социальных слоев, объединенные лишь тем, что им уже не помочь. Очередная смерть становится рутиной, на которую Иво (Минна Вюндрих) реагирует бытовым недовольством: могли бы и предупредить, чтобы не тратила свое время на визит. Единственная пациентка, к которой у героини все еще сохранились человеческие чувства — Сольвия (Пиа Хирцеггер), страдающая от быстро развивающейся болезни Лу Герига. Но и тут все не безоблачно: привязанность не мешает медсестре спать с мужем Сольвии (Лукас Туртур). Все равно ее скоро не станет — чего же такому приятному вдовцу пропадать?
Перед показом программный директор смотра Сергей Лаврентьев заранее предупредил, что «Иво» — кино весьма типичное для актуального европейского кинодискурса (неслучайно ведь получило приз прошедшего Берлинале). Оказался всецело прав, потому что сюжет о терзаниях медсестры с профдеформацией, превращающей человека в морального инвалида, снят буквально по инструкции. «Иво» работает не с заявленной темой, а с разнообразными повестками, стоящими сегодня перед континентальным кино. Если в Германии сильна партия «Зеленых», то кадр будет усеян ветряками. Поругают бюрократию, мешающую Сольвии добровольно уйти из жизни при помощи эвтаназии. В самом по себе таком приеме нет ничего плохого — в конце концов, он обеспечивает кино особо тесную связь с реальностью. Но в случае работы Тробиш главная тема, одеревенение человека, привыкшего к перманентно происходящей вокруг него смерти, становится лишь поводом еще раз напомнить о принятых в обществе нормах. Если они изменятся, лента автоматически потеряет любую актуальность. Какие уж в этом случае премии.
Что-то модно, что-то вышло из моды, а что-то — вечно. Хотя бы ненависть к Другому. Десятилетиями в африканском Судане продолжается гражданская война между арабами Севера и чернокожими христианами Юга. Оба лагеря считают своих противников неотесанными дикарями, разговор с которыми должен происходить на расстоянии ружья. В 2011 году казалось, что этот конфликт наконец-то окончен: Южный Судан объявил о независимости, отказавшись жить в одной стране с мусульманским правительством. Итогом же суданского развода стала не стабилизация ситуации, а, наоборот, ее осложнение. Теперь гражданская война идет не в одной стране, а в двух. Режиссер фильма «Прощай, Джулия» Мохамед Кордофани берется объяснить историю своей страны, уместив весь конфликт в камерную драму о взаимоотношении двух женщин. Жительница Хартума Мона (Эйман Юсиф) пытается быть хорошей женой. Южанка Джулия (Сиран Риак) живет с той же установкой, и отличие между ними только в религии и расе. Неосторожность Моны приводит к тому, что мужа Джулии убивают — дело, разумеется, спускают на тормозах при помощи арабской общины.
Если бы сюжет «Прощай, Джулия» остановился на этом тропе, то от него можно был бы ожидать суданской «Нелюбви» — истории безуспешных поисков, страданий и человеческих мерзостей. Но Мона решает, что обязана помочь жене убитого ею человека — и забирает Джулию к себе, работать прислугой по дому. Первоначальный холод быстро проходит, и между женщинами завязывается трогательная дружба. Кажется, что лента наконец-то находит ту самую нитку, которая сможет сшить суданское общество воедино (всего-то нужно начать относиться друг к другу по-человечески), но уже совсем скоро станет ясно: сохранить мир не удастся. Даже самые теплые чувства стремятся к разрушению, если в их фундаменте нет ничего кроме лжи и крови. Отверженные получат возможность уплыть их Хартума, столицы Судана, на «христианских пароходах», но оставшаяся полувековая озлобленность так и не позволит им зажить обычной жизнью. Уже несколько поколений местных жителей знают устройство автомата Калашникова лучше текста священных книг — и о прощении старых врагов не помышляют.
И хоть бегство не гарантирует излечения душевных травм, многим героям «Зеркала-2024» ничего более не остается. Девушка Хиджан (Мирай Данер) — главное действующее лицо безнадежно длинной турецкой ленты «Жизнь» — вынуждена покинуть отчий дом, потому из-за намерения отца насильно выдать ее замуж. По следу беглянки идет ее жених Риза (Бурак Дакар), пытающийся понять, что же пошло не так. «Жизнь», как и полагается фильму с таким всеобъемлющим названием, берется не просто поведать восточную сказку о сбежавшей невесте, но и показать различия между мужским и женским взглядом на мир. Правда, делает это не слишком изящно: половину ленты камера следует за Ризом, вторую — за Хиджран, в итоге превращая проект не в кино даже, а в претенциозную двухсерийную мелодраму для всех тех, кто пресытился чрезмерно сладкими любовными перипетиями «Постучись в мою дверь». На другом полюсе все той же истории, более подходящей для сериала, оказывается китайский фильм «Женщина» — неожиданная для XXI века попытка представить производственный роман под соусом прогрессивного кино. Его героиня Кун Сю (Шень Шию) проходит путь Катерины из «Москва слезам не верит»: работа на заводе, трудности быта, никак не ладящиеся отношения с мужчинами. Единственная отдушина — писательство, захватывающее героиню с головой после работы. Соцреализм с человеческим лицом, коим «Женщину» определенно и задумывали, подтверждает, что жанр себя еще не исчерпал. Хотя и вряд ли будет всерьез интересен зрителю вне фестивальных площадок.
Совсем другое дело — корпус жизнеутверждающих картин, удивляющих своим тихим оптимизмом. В «Черном псе» Гуаня Ху пропащий человек — молчаливый, асоциальный, к тому же с судимостью — приезжает в родной город, чтобы увидеть его последние дни: вот-вот поселение сровняют с землей, чтобы начать строительство китайской плановой утопии. Жизнь, какой ее знают, в этих краях скоро закончится. Кто-то не сможет с этим мириться и уже приготовился испустить дух. Другие не оставляют надежды ассимилироваться. И только главный герой Ланг (Эдди Пен) решается на героический поступок — отказывается принимать любое из этих зол. Этой смелости его научила бродячая собака, некогда державшая в страхе целый город, а теперь ставшая для Ланга единственным другом.
Писательница Сидони Персеваль (Изабель Юппер) в детстве потеряла всю свою семью — пережитая боль превратила ее в автора бестселлеров. Потом скоропостижно скончался ее супруг (Аугуст Диль), и она вновь осталась наедине с ручкой и листом бумаги. Очаровательный фильм Элиз Жирар «Сидони в Японии» (эдакие «Трудности перевода», но на французский манер) ищет способы донести до зрителя простой, даже трюистический, призыв — никогда не поздно начать жить заново. Сидони явно комфортнее в компании своих призраков (муж иногда приходит ее навестить с того света), но человеку все-таки нужен человек, а не его фантом. Чтобы это осознать, женщине предстоит совершить небольшое деловое путешествие по Стране восходящего солнца в компании молчаливого издателя Кензо (Цуёси Ихара). У него тоже ворох проблем, и два несчастных не могут не сблизиться на почве сердечных ран. Тем лучше, что происходит это на фоне цветущей сакуры, умиротворяющего вида побережья, старых японских кладбищ и гостиниц-рёканов. «Сидони в Японии» — должно быть, самое зрительское кино из конкурсной программы «Зеркала», просто говорящее о самом сложном. И, конечно же, блестяще сочетающее европейский взгляд на комедию с посконной японской чувственностью.
Хотя жители Иванова в праве поспорить с этим утверждением: они выбрали для себя другое кино. Призом зрительских симпатий на фестивале наградили ленту «Отца сын» — курсовую работу своего одногородца Ильи Зимина. Старательная адаптация рассказа Василия Шукшина предварялась пугающе серьезной цитатой Джеймса Джойса, однако все же смогла удержаться от сваливания в пространные рассуждения о высоких материях. Наоборот, подкупила всех своей лаконичностью. Старик Никитич (Сергей Занин) живет в одиночестве среди лесного бурелома, слушает русские романсы и собирает патроны для своей двухстволочки. Коля (Алексей Капитонов) — беглый заключенный, прорывающийся из лагеря на свободу. Между этими двумя завязывается короткая театральная перепалка — о боге и справедливости, жажде жизни и старых грехах. Простейшее, если так подумать, кино в рамках генеральной линии фестиваля заиграло новыми красками — свой шанс на возвращение имеют не только непонятые миром праведники, но и отъявленные грешники. Если, конечно, смогут найти в себе силы пересечь последнюю природную и нравственную преграду — заснеженную тайгу.
Ссылки по теме
Китайская драма «Черный пес» получила главный приз кинофестиваля «Зеркало»
«Черный пес»: Дай, Синь, на счастье лапу мне
XVIII международный фестиваль «Зеркало» объявил программу и жюри