«У человека обязательно должно быть хобби — иначе мы все себя засушим»

В культурном комплексе «Кремль в Измайлово» работал уникальный музей мини-скульптур «Имена и эпохи». Единственная в стране частная коллекция мини-скульптур из пластилина позволяла увидеть древнеегипетских фараонов, средневековых королей, викингов и галлов. Составленная из пластилиновых фигурок высотой не более двадцати сантиметров коллекция рассказывала об истории цивилизации и русской истории. Потом музей закрылся.

О коллекции и музее рассказывает ее владелец Сергей Олюнин

-- В моем детстве многие лепили из пластилина, потом это увлечение проходило. А у вас появилась большая коллекция, затем музей. Как это вышло?

-- Тут надо начать с совсем давних времен, с пятидесятых годов прошлого века, когда меня еще не было на свете. Идея и костяк коллекции были созданы моим отцом Ростиславом Владимировичем и его другом Андреем Миллером. В те времена из пластилина лепили все дети. Я тоже это застал: в моем детстве игрушек особо не было, особенно тех, которые хотелось иметь. И дети делали их себе сами, лепили из пластилина солдатиков, куколок -- и так далее... Когда человек вырастает, детские и подростковые увлечения кажутся ему смешными, несерьезными, ненужными. А иногда даже постыдными. Но с моим отцом и его другом этого не произошло, они настолько погрузились в свой мир, что тот не казался им странным.

В детстве, подростками, мой отец и Андрей Миллер друг друга не знали, хотя жили неподалеку: один на Остоженке, другой на Гоголевском бульваре. Однажды в институтские времена они встретились в компании. Было им, наверное, по двадцать два-двадцать три года. Они разговорились, узнали, что каждый из них лепит. Из этого разговора родилась идея. Они решили соединить любовь к лепке и любовь к истории.

Два молодых человека не сели лепить древний мир, так, чтобы через пятьдесят лет прийти к XX веку. Хобби предусматривает свободу, иначе было бы скучно. Каждая вылепленная ими фигура навеяна сиюминутным моментом. Увидел в книге Вальтера Скотта изумительную иллюстрацию -- и хочу повторить ее. Потом прочитал Дюма, и у меня будет XVI век, Франция, религиозные войны. Такими волнами, прыгая по хронологии вперед и назад, рождалась коллекция. Она оказалась очень большой, там было около двухсот работ.

Мой отец и Андрей вместе не работали, каждый лепил своего персонажа. Но они обменивались источниками, иллюстрациями, которых в то время было очень мало. В СССР почти не выходили книги по материальной культуре и истории костюма. А еще они обменивались художественными приемами.

В нашем, почившем в Бозе музее, фигуры располагались по исторической хронологии. Первым был неандерталец, а последним генерал де Голль. Фигуры высокого мастерства стояли рядом с фигурами, на которыми отец мог бы еще бы поработать. То, что было сделано в разные периоды, отличалось разными художественными достоинствами.

Они начинали с простых вещей. Там были довольно тусклые цвета в окрасе, довольно скромные одежды, даже у королей. Потом, по мере нахождения художественных приемов, все это обогащалось. Последняя мини-коллекция наших предтеч, посвященная религиозным войнам XVI века, отличается большим мастерством. И по исполнению, и по передаче эмоций и характеров в лицах, и по их сходству с историческими прототипами... И по другим находкам: как передать тиснение на коже? Как изобразить металл? Тут помогала их творческая дружба.

Второго такого друга у отца не было.

Андрей Миллер трагически погиб в 1973 году. Помните, в 2016 была трагедия с ансамблем Александрова, когда самолет, на котором они летели, упал в воду около Адлера? Там же рухнул в воду и самолет, на котором летел Андрей Миллер. Говорят, что в тех краях было еще несколько подобных трагедий, но в советское время о них особо не говорили.

Андрей летел с Юга с невестой, которую он должен был представить своей компании, своим друзьям. Но не случилось …

Улетая, он не доделал одну работу. Фельдмаршал Пикколомини так и остался у него на столе… Старенькая мама долго хранила работы Андрея. Потом она тоже умерла. Всего было около ста работ, но когда мой отец, как моральный наследник, приехал их забрать -- он понимал, что с ними делать, как их хранить -- осталось только двадцать пять.

Их взяли родственники. Они сказали маме Андрея, что будут устраивать выставки, продвигать его творчество и память. Потом, через десятые руки, мне стало известно, что часть работ они просто продали.

Такова история старой части коллекции. Работы были разбросаны по разным домам, моему, дому моей мамы, и, к сожалению, многие пришли в катастрофическое состояние. Я мог следить только за той частью, которая была у меня, а в других домах были дети и прочие несчастья. Пластилин отлично сохраняется при минимально благоприятных условиях, с ним ничего не делается. Но когда он попадает в руки детям, которые считают, что если у короля нет меча, то это не король, а сплошное недоразумение, и они отрывают меч у одного фигуры и примазывают, не умея к другой, то получается ерунда. Когда я задумал музей, то все это собрал.

Полгода я восстанавливал фигуры. Я их очень хорошо помню, они мне как родные. Да и фотографии оставались.

-- Как же, все-таки, возник музей?

-- Мы с моей супругой Ириной решили, что у нас есть богатство, -- не денежное, а духовное. И с ним нужно что-то делать, нужно показать его людям. Но не водить же их к себе домой? И мы сняли помещение, купили витрины, расставили фигуры. С этих ста двадцати пяти работ и начался музей. Мы живем в Измайлово, рядом с Измайловским Кремлем. И мы пошли туда, к начальству, рассказали о том, что у нас есть. И они с огромной радостью предоставили нам помещение на условиях аренды.

-- Когда это произошло?

-- В 2013 году. И музей какое-то время жил, люди в него ходили. Но мы были взрослыми людьми, а оказались очень наивными. Мы решили, что открыв музей и назначив цену за билеты, прекрасно отобьем аренду. Люди к нам ходили, и деньги приносили, однако аренду, какая бы она ни была щадящая, -- поклон руководству Измайловского Кремля! – это не отбивало. Какое-то время мы доплачивали из своих семейных денежек, а потом поняли, что надо менять тактику.

Параллельно с музеем мы взяли в аренду еще одно, соседнее помещение, и завели там мастер-классы по лепке. Логика подсказывала, что если у нас музей пластилина, то мы будем учить детей лепить из пластилина. Но это не пошло.

Я ориентировался на свое детство, на детство своих сверстников. Мы лепили из пластилина. Нам это было нормально. Но к нам пришли дети, которые не могли это делать физически. Наша задача была поставить им моторику, в этом был смысл мастер-класса. Но они не могли размять шарик пластилина до того состояния, когда можно начать лепить.

У них сейчас ручки слабые, и у мальчиков, и у девочек. Я спрашивал: «ты занимаешься спортом?»

-- Да, я занимаюсь спортом, хожу в секцию...

А руки-то не работают. Это даже не моторика, а элементарное хватательное движение, которое у грудничков развивают педиатры – вот оно у них не развито.

Сначала мы отчаялись, потом нашли выход. Мы стали лепить с детьми и с какими-то безумными взрослыми -- но только из марципана. Марципан съедобный, он сладкий, дети и сладкое синонимы. И марципан очень мягкий, он поддается в руках. Мы лепили не фигурки, а барельефы, детям это было проще. И эта наша деятельность позволяла финансировать музей.

-- Как же работал музей?

-- Мы отнесли фигуры в Измайловский Кремль, расставили их в витринах по хронологии, и поняли, что это не музей. Потому что музей должен давать информацию не только глазам, но и уму.

Допустим, меня нет в музее. Или моей жены Ирины – а других экскурсоводов у нас нет. Значит человек должен прийти в музей и существовать там самодостаточно. Поэтому появилась информация на витринах, появился аудиогид с QR-кодами: вы наводите телефон на подставку любого персонажа, и мой голос, рассказывает, кто это. Три-четыре года все это работало.

Потом я ушел на вольные хлеба. Я по-прежнему работал в офисах, в редакциях, но у меня появилось время. И вот я сижу в музее зимой. Народу холодно, он в это время по музеям особо не ходит. Я сделал свою работу, смотрю на фигуры. Отец меня учил лепить, более того, я занимался с серьёзными преподавателями. В Строгановку несколько раз не прошёл, и выбрал другую профессию. И я подумал: а не восстановить ли мне старые навыки?

В это время возник очень большой интерес к Белому движению. И вторая часть нашей коллекции, первоначально была составлена из героев Белого движения. Можно было сделать пятьдесят генералов и успокоиться, но нам хотелось дать полную картину Белого движения, делая персонажей, которые дадут возможность поговорить о явлении максимально широко.

Там были люди, о которых мы знаем по учебникам истории, по фильмам, по собственному интеллектуальному багажу. А есть герои, у которых нет портретов, но их судьбы очень типичны, и поэтому важны. Вот, допустим, княжна Черкасская. Она воевала за белых, на фронте встретилась со своим будущим мужем. Они приходят в станицу, просят батюшку их обвенчать. Идёт венчание, врываются их сослуживцы: «Красные наступают!»

Княжа кричит: «Черти, дайте, наконец, довенчаться!» Они из-под венца идут в бой, через сорок минут ее убивают... Такие истории важны: это не только трагедия страны, но и личная трагедия, причем еще и романтическая.

Пока я работал над этой серией, подрос сын Антон, ему уже было около тринадцати лет. Я его обучал лепке, и он подключился к работе над этой серией, над Белым движением. Много лет мы с ним работали вместе. Сын делал портрет, у него есть дар к портретному сходству, он может его очень быстро поймать и воплотить. А дальше работал я.

Завершили мы эту серию к 2020 году, к столетию Крымского Исхода. Гражданская война продолжалась на Дальнем Востоке, но Крымский Исход у нас считается ее финальным аккордом. Мы работали и с портретами, и с теми, чьи изображения не сохранились: вот конкретный персонаж, чье лицо неизвестно, но мы придумаем, как сделать его так, чтобы оно было не видно. А еще мы сделали мини-серию «Путь русского офицера», где взяли абстрактного офицера Русской Императорской армии, и провели его ипостаси от развала фронта весной-летом 1917 года до эмигрантской старости.

Эту серию мы считаем самым важным из того, что мы сделали в лепке. Но у Антона еще длинная жизнь, может, он еще что-нибудь важное сделает... «Путь русского офицера» -- оммаж одноименной книге Деникина «Путь офицера». Вот так мы это закольцевали.

Но при всей преданности теме от нее все равно устаешь, поэтому мы завели еще две мини-серии.

«Сказка старой Москвы»: жанровые сценки из жизни Москвы рубежа XIX-XX веков. На кухне, у буфетной, гимназист, реальное училище -- и так далее. Когда на экскурсию приходили дети, то им непонятны Генрих VIII и барон Врангель. А это им понятно. Это им было интересно. И еще одна, очень маленькая серия, там работ двадцать, наверное. Мы назвали ее «Столпы Империи». Туда люди попали самые разные люди, от Потемкина до Солженицына.

Еще у нас есть серия на московскую тему со странным названием: «Москва как сыр в масле катается». Это своего рода историческая московская сказка. Потому что мы не изображали ни нищих, ни проституток, ни воров: это Москва, про которую мне хотелось бы читать. Если бы был нарнийский шкаф, то мы бы в нее, наверное, вошли.

-- Почему же ваш музей закрылся?

-- Из-за того, что содержание частного музея постоянная борьба за место под солнцем. Музей кормили мастер-классы. Как говорит моя жена, они «наших мальчиков кормили». А потом интерес к мастер-классам исчез. Одно время частные мастер-классы были везде, и родители водили детей от одного к другому.

Потом стало очень много бесплатных московских мастер-классов. И, конечно, родители водят детей туда. Потихоньку становилось все меньше денег. Наступил момент, когда мы опять полезли в свой карман. А карман у нас, к сожалению, не очень глубокий

Мы решили немножко побарахтаться: как та лягушка, которая сбила из молока сметану и выбралась из кастрюли. Съехали из Измайловского Кремля и перебрались под крылышко одной из управ.

За помещение мы не платили, только за коммунальные услуги. Это были идеальные условия. Лучше не будет никогда. Мы устроились в центре, в туристическом месте, на Проспекте Мира. Думали, что здесь, мы, наконец-то, развернемся.

Но люди шли мимо – на работу, в офис, потом домой с кошелками. Полгода мы там поковырялись, и подумали, что два-три человека в месяц – это неправильно. Поэтому мы решили все прикрыть. Коллекция переехала ко мне домой стоит у нас на полках и прекрасно себя чувствует.

-- Но у вас же была и культурная, образовательная программа.

-- Эти встречи поначалу в Измайловском Кремле проходили. Детские и взрослые лекции, экскурсии, всё это работало... Был и закрытый клуб для единомышленников. Там у нас выступал православный дуэт «Ассист». Помню, кто-то пел великолепным басом-профундо. Когда мы переехали на Проспект Мира, то решили, что вот этим-то и надо заняться: клубами, лекциями, презентациями,

Я работаю с издательством, делаю им книги, свои книги там выпускаю. Мы устраивали презентации, на них приходило два-три калеки. Когда я пригласил довольно уважаемого человека прочитать лекцию, мы с ним сидели на ней вдвоём . Он мой друг, и не обиделся, отнесся к этому философски. Мы записали видео, все были очень довольны.

Такие вещи нарабатываются годами. Места, в результате, становятся «теплыми». Здесь тоже требовалось время, -- а его не было.

-- У пластилина неприятный, очень локальный химический цвет. Вы для ваших работ используете какой-то особый пластилин?

-- Пластилин здесь может быть только один, фирмы «Гамма». Это самый лучший пластилин. Тот же, что был и в советское время. Как и во всех остальных пластилинах, что сделаны для детей, он имеет жуткие, кислотные цвета. Это было и в пятидесятые, и в шестидесятые годы.

Но пластилин смешивается, как краски на палитре. У красок изначально тоже не натуральные цвета. Иногда, когда смешаешь цвет, он все равно слишком яркий. А у меня тема Белое движение, и цвета должны быть тусклые, погашенные, немножко грязноватые -- такая армия у нас, в общем-то, и была. Не пестрая, как в наполеоновские времена. И я гасил цвета, если мне было нужно, скульптурным пластилином. Эта технология пришла ко мне от отца.

-- Ваш сын Антон продолжает лепить?

-- Да. Сейчас он в университете учится и, жёстко ограничен по времени. Но он верен этому увлечению. У человека обязательно должно быть хобби -- иначе мы все себя засушим…

Алексей Филиппов

Фото: представлено Сергеем Олюниным, публикуется с разрешения правообладателя