Как российские дизайнеры интерпретируют национальный культурный код

26 июля 1976 года в отеле Intercontinental в Париже Ив Сен-Лоран показал свою коллекцию Opéra-Ballets Russes. Иногда пишут, что после этого дефиле западный мир и узнал о «русском стиле», который с тех пор долгие десятилетия прочно ассоциировался с сапожками, пушистыми меховыми шапками, платками, накрученными на голову «а-ля Солоха», и цветастыми павловопосадскими шалями.

В истории о Сен-Лоране поменялись местами причина и следствие. Модельер не создал нечто совершенно новое — он творчески и весьма талантливо сконденсировал то, что на Западе к тому моменту знали о русско-советской моде. Знания там черпали из эпизодических показов советского Дома моделей одежды в Лондоне и других европейских столицах, костюмов танцевальных ансамблей Игоря Моисеева и «Березка» и, наконец, из голливудских фильмов вроде «Доктора Живаго», где и Джули Кристи, и Омар Шариф постоянно ходят в shapkas.

Начиная, пожалуй, с Вячеслава Зайцева советские, а затем и российские модельеры стремились если не доказать, то показать миру, что «русский стиль» не ограничивается таким узким танцевально-сувенирным набором. Многие дизайнеры уходили в универсальность, без каких бы то ни было национальных черт в своих коллекциях. Другие, напротив, обнаруживали в русской этнике — фольклоре, иконописи и национальном костюме, а заодно и в живописи Васнецова и графике Билибина — источник вдохновения и возможность с их помощью продемонстрировать собственную оригинальность.

«Когда я начала работать в Париже, очень многие компании просили меня создавать дизайн с образом русской культуры, — рассказала «РБК Стиль» художница Евгения Миро, автор платков-каре Alphabet Russe и «Забавушка» дома Hermès. — Я задумалась и поняла, что в мировом дизайне нет отдельного русского стиля как такового. Только какие-то отдельные отголоски, отзвуки. В Европе не очень хорошо знают изобразительную русскую культуру, а в основном и почти исключительно с ней ассоциируют только дягилевские сезоны или такие привычные предметы, как балалайка, матрешка, бутылка водки. Когда я осознала это, мне захотелось воплощать многогранность стилистики русской культуры. И я для себя определила одним словом, что для меня русская культура, — это сказочность. Это неповторимость орнаментальности, флоральность, символизм, многообразие, которые свойственны только нашей стране».

Одним из первых российских дизайнеров XXI века, завоевавших признание за пределами нашей страны именно неорусским стилем, стала Алена Ахмадуллина. Показы и презентации ее бренда проходили в Париже и других европейских столицах. Темой практически всех первых коллекций Ахмадуллиной и ее коллабораций с другими брендами, например с обувной маркой «Эконика» в середине 2010-х, были русские сказки и иллюстрации к ним — например, известной художницы Татьяны Мавриной (к слову, участницы раннесоветской импрессионистской группы «Тринадцать»).

Миро изложила «РБК Стиль» свой перечень принципов, которыми она рекомендует руководствоваться, чтобы транслировать национальный код в современной моде: «1. Никого не копировать, быть самостоятельным. 2. Черпать вдохновение в культурных корнях своего народа. 3. Действовать локально, но мыслить глобально — создавая самобытный художественный код, оставаться на связи с международной содержательной и стилистической повесткой, быть в контексте. 4. Противостоять моде, формировать стиль: не идти на поводу у сиюминутного, создавать вечное. 5. Искать мысль в каждом художественном выражении. 6. Самое главное: ищущий Бога находит его во всем и везде. Истинный художник ведом божественным провидением».

Еще в XIX веке дизайнеров одежды не существовало, они не были публичными фигурами или селебрити. Женщины шили платья у портних, чьи имена, разумеется, были известны — и чем лучше шила портниха и ее подручные — белошвейки, вышивальщицы, — тем более были известны. Но все эти почтенные дамы не выходили в «публичное поле». То, что теперь называется трендами, формировали картинки в модных журналах с подробным изображением фасонов и деталей, а не авторы дизайна платьев. Пошив одежды и ее отделка, изготовление аксессуаров (обуви, шляп, сумочек) считались делами прозаическими и далеко не сразу были возведены в ранг прикладного искусства, к которому относятся сейчас.

В наше время все изменилось. Традиционные ремесленные приемы шитья, вышивания, аппликации, вязания, плетения кружева и бисероплетения становятся материальным выражением, своего рода азбукой традиционного культурного кода в современной моде. Уже упомянутые цветастые павловопосадские и пуховые оренбургские платки, вологодское кружево, крестецкая строчка, торжокское золотное шитье, ивановские и шуйские набивные ситцы — все это становится не только выразительным средством, рабочим инструментом, но и источником вдохновения для отечественных дизайнеров.

Например, весной 2024 года на конкурсе молодых дизайнеров «Точка RU» преподаватели кафедры искусства костюма и моды Российского государственного университета имени Косыгина (в советское время известного как московский текстильный институт) показали коллекцию «Русская…» из тканей бренда «Шуйские ситцы». Одежда была украшена вышивкой в самобытной и активно возрождаемой технике тарусской перевити. А идеолог и креативный директор фабрики «Крестецкая строчка» Александра Георгиева активно развивает традиции возникшего еще в середине XIX века в селе Старое Рахино народного промысла. Кроме столового текстиля фабрика выпускает одежду под именным брендом Alexandra Georgieva. Это вещи с элементами традиционной крестецкой вышивки — «сетки» из прорезей на льняной ткани, особым образом обработанных.

«Библиотеки готовых образов, которые можно перерабатывать, будет мало. Образ появляется из смысла. И смысл несет в себе образ, как образ несет в себе смысл, — прокомментировала РБК Стиль Ирина Батькова, дизайнер, художник, основатель бренда аксессуаров «Птица Сирин». — Здесь мы приходим к тому, что значит сохранять культурные коды в любое меняющееся время — знать и любить свою культуру и ее смыслы, знать свою историю, потому что важные коды, которые хранит культура, — отклик на пережитые события, опыт народа, его память, направленная на поддержание жизни, любви, благополучия, объяснение этических норм и так далее. Человек, соприкоснувшись с вашим предметом, изделием, творчеством, будет чувствовать, угадывать сердцем свою сопричастность, свое сопереживание. Потому что будет ощущать себя частью этой истории, мифологии, его смыслы (знания и подсознания) сойдутся с вашими».

Одним из самых ярких отечественных дизайнеров одежды последнего времени, в чьем творчестве ярко читаются традиционные мотивы, стала мурманчанка Александра Гапанович. В ее коллекциях явно проступает дух и атмосфера Русского Севера — как русского, так и аборигенного — саамского, хотя в этой одежде и аксессуарах нет явного фольклоризма и прямолинейных экскурсов в историю отечественного прикладного искусства и российского текстиля. Ее подход не буквален, он построен на тонких ассоциациях, безошибочно считываемых теми, кто разделяет общий с модельером культурный код. «Мой Север отражен в многослойности. Я из Мурманска, где очень холодно, и в детстве мы надевали чепец, под чепец — еще чепец, рукавички, рейтузы, колготки, шерстяные носки, перчатки, шарф, пальто, в котором ты упадешь и не встанешь от тяжести», — рассказывала Гапанович.

«Культурный код не нужно искать человеку, выросшему среди «своей» культуры, знающему свою историю, традиции, — говорит об этом феномене Ирина Батькова. — Я верю, что часть культурного кода заложена в нас генетически, так же как закладываются типы личности. Образ, который продиктует нам воображение, будет воссоздан частично сознанием, частично подсознанием, заложенными инстинктами».

Время не стоит на месте, у культурного кода в модном дизайне появляются все новые и новые культурные слои. То, что 50 или 70 лет назад было советской повседневностью, вроде сталинских высоток, павильонов ВДНХ, скоростных тепловозов или даже пишущих машинок, обретает статус источника вдохновения (что важно, искреннего, а не формального) для художников и дизайнеров.

«Иногда смотришь на исторический орнамент, предмет или архитектуру и понимаешь, что они очень актуальны и современны. Стоит немного с ними поработать — и они оживают, — комментирует российская художница и дизайнер аксессуаров Ольга Никич, основательница бренда olganikich, финалистка конкурса Le Grand Prix du Carré Hermès 2019 года. — Например, у меня есть работы с советской архитектурой XX века: павильон «Космос» на ВДНХ, украшения шпилей «семи сестер» — высоток Москвы. Бывает, наоборот, когда в целом кажется, что ничего особенного нет, но тут цепляется взгляд за одну деталь, и картинка складывается. Каждый раз получается что-то новое и неожиданное, каждый раз это новое приключение и игра, зашифровывание и расшифровка визуальных смыслов. Так работает культурный код».

Культурный код — это не что-то закосневшее, мумифицировавшееся и музеефицированное. Даже привычная нам с детства хохлома, популярный наряду с уже упоминавшимися матрешками, водкой и ушанками советский сувенир, в современном мире интерпретируется весьма живо и забавно. Питерский бренд носков и аксессуаров St. Friday Socks выпускает максимально современную молодежную версию традиционного народного промысла — яркие носки с хохломским узором.

Надо сказать, что марка вообще активно поработала на ниве «кодирования». В ее ассортименте есть модели, способные вызвать ностальгию у любого жителя постсоветского пространства: носки с героями отечественных мультиков, с серпом и молотом, с репродукциями полотен из Третьяковки, с экспонатами Музея космонавтики и даже с цитатами художника Валерия Чтака и мэтров русского рока. «Это песня о тебе и обо мне» — чем не определение культурного кода.