О роли бабства в революции
Если французы в 1789 году думали, что после 14-го июля познали прелести революции в полном объеме, то они глубоко ошибались.
До сих пор в массовиках-затейниках были только мужчины. Француженкам только предстояло показать «urbi et orbi» на что они способны. 5 октября у парижских домохозяек, проторчавших ночью в очередях за хлебом, начались экстрагенные бури и катаклизмы. Они начали собираться на Гревской площади, требовать хлеба и бить в барабан (откуда у женщины барабан?).
Вскоре экстраген спровоцировал резкую смену настроения, толпа начала кричать «На Версаль!«. Кто-то влез на колокольню и ударил в набат. По набату на площади начали собираться невыспавшиеся и потому злые ситуайены из Сен-Антуанского предместья , вооруженные пиками и дубинами.
Под совместные женско-мущинские вопли «На Версаль!» толпа предприняла попытку вломится в ратушу, откуда их с горем пополам вытолкали. Тогда горожане вламываются в арсенал, захватывают две пушки, вооружаются мушкетами и делят порох. Тут вырисовывается, наконец, некий главный массовик-затейник, Станислас Майяр, вставший во главе женщин легкого поведения и низкой социальной ответственности.
Толпа отправляется в Версаль. Следом за Майяром топает обвешанная оружием мадам Мерикур и другие не менее вооруженные, но более неизвестные мадемуазели, тащившие на себе и две пушки. Следом шел другой герой революции со стажем , командовавший уже мужиками, Пьер-Огюст Юлен.
Самыми последними на Гревскую площадь пришли национальные гвардейцы, которые тоже начали требовать похода на Версаль. Командовавший ими Лафайет пытался разубедить камрадов: мол, нехорошо поступаете, не по людски. Но в итоге плюнул на все и принял решение возглавить хаос, коли нельзя его победить, и заставил коммуну выписать ему официальный приказ, чтобы во главе гвардейцев отправиться в Версаль для ограждения Его Величества от чересчур упоротых революционеров.
В это время парижане уже подошли к Версалю, начали окружать королевский дворец и переругиваться с королевскими телохранителями Garde du Corps. Кроме них короля охранял Фландрский полк и Национальная гвардия Версаля. Пока толпа продолжала упражняться в матерщине и ругани, женщины вместе с Майяром явились в Учредительное собрание и начали требовать хлеба и суда.
Депутаты собрания, готовившие к королю депутацию с протестами по поводу неподписания законов 5-11 августа и «Декларации прав», быстро убедили «гражданок народ», что все вопросы взаимосвязаны , и мы сейчас пойдем туда их возбудим и поставим.
Вскоре женско-депутатская делегация явилась пред светлы очи Его Величества Людовика, от вида которых работница мастерской лепных изделий Пьеретта Шабри, упала в обморок. Делегатки потребовали хлеба. Король заявив, что «хлеб будет», поцеловал Пьеретту в щечку и налил стакан вина.
Довольные парижанки ушли, а депутаты остались в приемной дабы урегулировать вопросы.
Однако время работало против короля. Солдаты Гранде дю кор и Фландрского полка все чаще от переругивания с толпой горожан и национальными гвардейцами переходили к дракам и перестрелкам.
Король согласился на все требования депутатов Собрания, но обстановку разрядить не смог. Ближе к полуночи королевская семья попыталась бежать в Нормандию, но их кареты остановили прямо в конюшне.
Прибытие в Версаль Лафайета с Национальной гвардией Парижа несколько разрядило обстановку. Ночь прошла тихо.
Однако утром 6 октября драки между парижанами и Гранде дю Кор возобновились с новой силой. Окончательно поехавшие горожане взяли штурмом казарму королевских гвардейцев, убили несколько телохранителей, отрезали им головы и насадили на пики. Остальные гвардейцы бежали во дворец.
Прибывшему во дворец Лафайету удалось оттеснить толпу из дворца, но чтобы ее успокоить, королевской семье пришлось выйти на балкон и поулыбаться. Толпа выдвинула новое требование — «Короля в Париж!»
Во второй половине дня король Людовик с семьей под конвоем парижан, отправился в Париж. Парижанки орали: «Мы привезли пекаря, пекаршу и пекаренка!» Так благодаря женщинам, король, не решившийся вывезти Учредительное собрание куда-нибудь в провинцию, сам стал заложником революции.