Решил написать свою биографию. Первая часть
Текст
Это те самые главные первые две строки, которые я буду переписывать много раз. Еще есть какая то радость от недоигранных компьютерных игр, неразложенных пасьянсов, нераспробованных деликатесов, и мест где я еще не был.... Поэтому писательство.... это такая опасная штука, которая никогда не приносит ничего кроме пустоты. В которой все что было, кажется нужным и свежим. К нему приходишь когда ты уже все нашел.
Мне, почему–то, кажется, что целое всегда красивее его отдельных частей. Поэтому никто кроме меня не сделает из того что я вижу и переживаю — текст. Я уже готов к этой тяжелой работе. Я обещаю быть максимально понятным и простым, как удар в темечко обухом. Свободным и честным, как окраина сельского кладбища. И актуальным и новым, как то, о чем вы сейчас все подумали.
Илья, напиши о себе, говорили мне всю мою жизнь, твоя история могла случится только с персонажем из летаргического кошмара. В котором события не имеют никакой логики и невозможно проснуться. Ты считаешь что так у всех, но удивляешься почему многие не понимают, что добро и зло в разных обстоятельствах это одно и то же. Это же очевидно! Но только для таких как ты.
Глава 1. Род
Я родился в 1981 году в Узбекистане. В доме моей бабушки со стороны матери. Потомственной дворянки из рода памятник основателю которого стоит на самом видном месте в столице России. Род этот согласился с новыми правилами рабоче–крестьянского правительства и был сослан сначала рубить басмачей, потом поднимать целину. После Великой Отечественной, от рода осталась только моя бабушка Елена Романовна. Которая выбилась в люди и стала возглавлять сельскохозяйственную авиацию города Коканда. Жила она широко, красиво, богато, как любой советский начальник в среднеазиатской республике. Она была главой нашей семьи все мое детство.
Деда Николая я не застал. Он умер за десять лет до моего рождения, оставив мою мать несчастным ребенком. Все говорили что он был самым добрым и мягким человеком. Работал простым преподавателем физкультуры в школе. От деда не осталось его личных вещей. Наверное, у него не было ничего своего. Только четыре женщины в одном огромном доме, которые всю жизнь любили только его. Жена, мать, и две дочери. Когда деда не стало, женщины объявили друг другу войну.
Мать моего деда, баба Даша, ненавидела мою бабушку. За то что та не уберегла ее сына. За то что жила в доме Елены Романовны, оставив свой в Москве. Вернее в отдельном доме построенном лично для нее на участке главного дома, во дворе. Весь этот дом занимала огромная кухня. Только одних половников в этой кухне было 14 видов. Прабабушка до революции готовила высшему сословному свету, а в последние годы ее жизни Елена Романовна запрещала дочерям есть то что готовит бабушка Дарья. И на каждый праздник приглашала в дом многочисленных друзей, которым готовили, прямо у нас во дворе лучшие повара города. Ведьма, запиралась в своем отдельном доме и ненавидела всю эту нерусскую челядь, колдуя над трюфелями с черносливом. Единственный человек с которым она общалась, был я. Единственный мужчина в этой женской семье. Первые пять лет моей жизни прошли на ее кухне. Среди запахов, в полутьме дореволюционной роскоши.
Дочери Елены Романовны, Татьяна и Лидия получили лучшее образование. Моя тетя Таня стала хирургом отучившись в Ленинграде. И сразу, не думая возвращаться, уехала на север, в Мурманск, подальше от этой женской войны, к своему мужу, к своей новой работе. Она очень была похожа на бабушку и внешне и по характеру. Она тоже хотела быть центром своей собственной вселенной, и она быстро стала такой. Возвращалась она один раз в год, со своим быстрорастущим семейством, которое уже воспринимало бабушкин дом как экзотику, и не хотело возвращаться.
Мама стала переводчиком, закончив в том же Ленинграде педагогический ВУЗ. Только с мужем и работой ей не повезло. Бабушкиных связей не хватило на то чтобы устроить ее на дипломатическую службу. После того как мама закончила институт, пришло письмо в котором родственница попросила помощи у бабушки. У нее умирал сын. Мама поехала помогать в калужскую область, пока не найдет работу. Сын родственницы вскоре умер. А мама осталась в селе, где встретила моего отца.
Простая советская история. Она чертовски красива, она молодой специалист, преподаватель в местной школе. Она играет на пианино, так как все детство провела за немецким роялем в гостинной матери. Она тонка, аристократична, говорит на трех языках. А он простой русский военный — капитан медицинской службы, фотограф, сын главного редактора деревенской газеты. Он бросает ради нее семью, где у него уже есть дочь. Он уезжает с моей мамой в новую жизнь в далекий жаркий Узбекистан. К теще, в ее большой дом.
Когда отец приехал к бабушке, он за обедом вслух посчитал куски хлеба на столе. Через неделю бабушка выбила квартиру в новом районе города куда со скандалом выселила моих родителей из своего дома. Отец устроился работать в местный военкомат, мать в детский сад музработником. С бабушкой они перестали общатся. Между ними тоже росла классовая ненависть.
Может быть, через какое то время, все бы и стерпелось, слюбилось. Но через четыре месяца после их свадьбы, сыгранной тихо, вдалеке от бабушки, родилась мертвая девочка. Рядом с могилой деда появился маленький неприметный холмик, который помирил мою бабушку и мать. Помирил, но окончательно разрушил брак моих родителей. Через год родился я, еще через год моя сестра, и еще через пару лет отец не выдержал и вернулся в Россию. Он больше никогда не женится и не будет иметь детей. Ему хватило.
Мама переехала с нами в бабушкин огромный дом. С нами там стало немного солнечнее. Бабушка и прабабушка, которые в тот момент остались там в одиночестве, заимели посредников между собой. Я не знаю как это выглядело со стороны, но это было самым счастливым детством. Виноградник, где я прятался от маминых наказаний. Розы, из которых бабушки делали вино в трехлитровых банках с марлями на крышках. Персики, гранаты, грецкие орехи, высаженный моим отцом когда то куст крапивы и малина, которые он специально привез из России. Сохнущая на солнце курага. Эти самые цветки–дудочки. Такие красные мясистые грамофончики. Если такой сорвать и высосать каплю нектара прячущуюся у основания пестика, то детство становится тем что можно достать в любом возрасте.
У дома прабабушки Дарьи, росла старая смолистая шпанская вишня. Мама, бабушка и сестра боялись Ведьму. Но ей было уже больше восьмидесяти, и ей приходилось помогать. Но мне почему то было очень любопытно, как кипятить бельё в сорока литровой кастрюле, доставая его деревянными щипцами. Как варить варенье из шпанки с коньяком, для чего та почерневшая икона...Баба Даша в старческом полубреду рассказывала мне о далекой Москве, какой она ее помнила в юности, пока не приехала в эту адски жаркую дыру посреди пустыни, где она очень скоро помрет. Я слушал очень внимательно и запоминал каждую секунду.
Наверное в этом году и кончилось счастливое и беззаботное детство как у всех, без особых происшествий. Беды на нашу семью стали сыпаться с другой стороны, с которой никто не ждал. И никто не представлял той чудовищной логики по которой они вдруг появлялись, чтобы хоть как то быть к ним готовым.
Глава 2 Четыре года детства
Меня украл отец. Когда мне было семь лет. Они с мамой уже год жили в разводе. Она в Узбекистане со мной и сестрой. Он в Калуге. Но, он очень скучал по нам. Решив что двоих не потянет, он решил украсть меня одного. За мной в школу пришел вдруг вместо мамы — папа. Я очень обрадовался. Он сказал что мы едем знакомится с бабушкой в Калугу, а завтра с нами поедут мама с маленькой Леной. Сестру назвали в честь бабушки. Мы поехали на железнодорожный вокзал с отцом.
Первое мое впечатление от переезда в Россию... Мертвые верблюды и лошади вдоль рельсовых путей, увозящих меня из теплого Узбекистана, в холодную Россию. Они лежали почти весь путь по степям Казахстана. На остановках заходили люди предлагали пиво, пирожки и рыбу. Запах последней в вагоне был таким густым, и было так жарко от людского дыхания и палящего солнца. Я всю дорогу блевал. Пил чай и опять блевал. И так несколько дней.
Москва вдруг встретила холодом. Пускай это были какие то плюс восемь, двенадцать градусов. Но меня, всю жизнь прожившего на юге, уже не грели, ни Кремль, ни Сандуны. В Москве отец признался, что Мама не приедет. Хотел это сделать торжественно, на Васильевском спуске. Красные кремлевские звезды казались мне синими, иногда белыми как тот злоебучий снег, который будет в этой Москве зимой. В Москве, в той самой моей Родине.
Вечером я позвонил маме. Из телефонной будки, пока отец ходил со своим московским приятелем, у которого мы ночевали, в магазин. Мама сказала что выезжает завтра. Я сказал об этом отцу. И на следующий день, вместо того чтобы поехать в Калужскую область, мы поехали в Калининград. Из Калининграда, в Нижний Новгород, из Нижнего во Владивосток. Во Владивостоке у отца кончились деньги. Прятаться было невозможно, потому что кроме меня о его перемещениях маме докладывала его мать, а Елене Романовне, докладывала советская милиция. Из Владивостока нас отправили в Калугу, где меня уже ждала Мама.
Был суд. Мама трясла моими медицинскими справками, и требовала посадить отца в тюрьму. Три месяца рвоты в поездах, дали свои плоды. У меня нашли гепатит Б, потом гепатит Ц. Год в больнице и пять лет строгой диеты в дальнейшем. А я все детство не отходил от прабабушкиной плиты. Отца оправдали. Запретили подходить ко мне ближе чем на пять метров. Я побежал его обнимать после суда, на прощанье, а он от меня ушел.
Мы вернулись в Узбекистан. Опять за окном поезда мертвые, разлагающиеся животные. Пока мы путешествовали с отцом, дома умерла бабушка Даша. От старости, ей было почти восемьдесят лет, а мне восемь. В ее дом Елена Романовна поселила домработницу, которую завела. Так уж получилось что в этом рассказе будет много смертей. В каждой из них есть столько железа, которое делает тебя тупым и безучастным к чужому горю. Мне казалось что в восемь, когда сравниваешь того кто тебя любил с мертвым верблюдом у железной дороги, должна разверзнуться земля под тобой, и ты обязан испытывать адские муки всю вечность. Но... почему–то земля не разъехалась. На похоронах бабушки все только и говорили о том какой плохой мой отец, и какая моя мама герой. Пускай бабушке Даше было очень много лет, пускай ее уже никто не понимал и не любил. На поминальном столе стояла ее посуда, которая больше никогда не пригодилась нашей семье. И вот это ощущение чужой смерти, когда жизнь должна продолжаться несмотря ни на что, было вбито меня молотом смертей моих родственников.
У Мамы от пережитого начались проблемы со здоровьем. Начались депрессии. Она пыталась их лечить. Даже однажды сделала себе пластическую операцию, потому что перестала узнавать себя в зеркале. Ко мне однажды пришла другая женщина, в одежде моей мамы, и сказала что это она. Я не верил три дня, потому что и вела она себя не так как обычно.
Мама ходила по докторам, но они ей не помогали. Она начала читать журналы, где описывались ее случаи. И вдруг, нашла статью про энергетическое целительство. И самое странное, когда она попробовала лечить наложением рук, у нее получилось. Сначала она лечила бабушкиных подруг. Потом их друзей. Потом к нашему дому начали выстраиваться очереди из машин. Моя мама стала знаменитым целителем. "Я забираю вашу боль" — говорила она своим больным. Мы и так неплохо жили, а стали вдруг богатыми. Бабушка, наконец то, вышла на пенсию и стала помогать маме.
В этот же год в Ферганской долине началась война. Между узбеками и турками месхетинцами. Продолжалась она недолго. Но видеть войну, когда ты ребенок, и бежишь с пацанами смотреть, на то как подожгли дом, или закидывают кого–то камнями... Или к тебе в твой большой дом, с большими деревянными воротами ночью начинает бешено стучать истошно вопя, какая то старуха месхетинка, за которой бежит толпа, чтобы ее убить. Твоя бабушка берет табельный пистолет, просит тебя безостановочно звонить в милицию, маму отсылает через задний двор искать военный патруль. Бабушка пускает в дом месхетинку, а сама выходит к толпе успокаивать, потому что знает там всех по именам. Она возвращается домой, с тремя узбеками. Они стерегут наш дом. А в ворота до утра летят тяжелые камни. Эти громкие удары камней о дерево, скрип и треск, сопровождающий их, камень который прилетел в окно моей спальни. Это то что не дает мне спать по ночам до сих пор. Когда я проснулся, месхетинки не было.
После бабушкиного поступка народ лечится у мамы перестал. Говорили что не помогают наложения рук от серьезных болезней. Наверное, это должно было окончательно расстроить отношения мамы и бабушки, но они стали ближе в этой тяжелой ситуации.
Война с месхетинцами, что то поменяла в стране в которой я тогда жил. Через год этой страны не стало. сначала русских начали увольнять с работ. Потом заставили учить язык. Меня и других русских детей стали ловить после школы узбекские парни и бить на улице.
Написал последний вахтёр veldkimirov на marty.d3.ru / комментировать