Асбест. Жизнь и судьба. Последний урок
Последний урок
С тех пор, как пришла похоронка на сына Афанасии Васильевны, Николая Девяткова, Фаина Игнатьевна плохо спала по ночам. Она знала, как нелегко получать извещение о гибели сына. Для матери это потеря невосполнимая. В эту ночь Фаина Игнатьевна совсем не сомкнула глаз. Присев на край постели, она вспоминала, кто из ее учеников находился в действующей армии. Фотографии выпускников школы, погибших на фронте, лежали стопкой на столе. Она брала одну за другой, внимательно смотрела и подолгу о чем-то задумывалась. Несколько раз за ночь она подходила к столу, перечитывала план-конспект последнего урока в своей жизни. Никто, кроме Натальи Прокопьевны, не знал о ее решении уехать из города. Ей жилось очень одиноко после отъезда внуков, тоска и горечь сжимали сердце. Все чаще она задавала себе один и тот же вопрос: «Как жить дальше?», и никто не мог ничем ей помочь.
Фаина Игнатьевна сложила в портфель фотографии, газеты, присланные ее сыном с фронта. Она их часто брала на уроки литературы, читала ребятам. Оделась, на ходу выпила стакан холодного чая, выключила свет и вышла. За дверями, в квартире Девятковых, услышала голоса и плач. Она повесила на дверь висячий замок, положила ключ в карман жакетки и вышла из подъезда.
Было еще темно. Небо усыпано звездами. Прохладно. На улице ни души. Последний раз она прошла мимо госпиталя, остановилась возле узкоколейки, пропуская вагончики с продукцией завода АТИ, посмотрела на светящиеся окна Дома ударника. В школу пришла раньше обычного, удивив сторожа-истопника. В классе непривычная тишина, кругом все родное: парты, классная доска, учительский стол. Вскоре подошли дежурные. Они помогли Фаине Игнатьевне закрепить газету и фотографии на доске. Затем, один за другим, стали подходить ребята и гости. Дежурные встречали гостей у входа. Войдя в класс, ученики в красных галстуках салютом приветствовали свою учительницу и гостей, тихо садились по местам и молча готовились к уроку: выкладывали тетрадь, ручку и чернильницу на парты. В классе было людно. Необычная газета привлекала внимание — красивым, убористым почерком учительница написала: «Вечная память павшим на фронтах войны». Подали звонок. Фаина Игнатьевна обвела взглядом присутствующих. Тридцать знакомых, дорогих, всевидящих и понимающих глаз смотрели на нее.
«Очень приятно видеть вас всех. Прошу вас, садитесь, пожалуйста» — несколько секунд она наблюдала за тем, как ее ученики усаживаются на урок, а затем мягко и негромко сказала: «Сегодня у нас необычный урок. К нам пришли уважаемые мною люди, родственники погибших: наш постоянный друг Андрей Евдокимович Абаскалов (его сын Борис погиб в 1943 году), директор школы Анна Андреевна Устюгова, завуч Елизавета Андреевна, мои коллеги Софья Васильевна Ковалевская и Апполинария Ивановна Сухоносова и родственники погибшего на войне Николая, моего ученика, его мама Афанасия Васильевна и брат, Александр Андреевич Девятков».
В свои 64 года Фаина Игнатьевна выглядела намного старше — не годы, а горе состарило ее. Белые, как пух тополя, волосы по- прежнему зачесаны назад. На черной атласной кофточке медаль «За трудовое отличие». Фаина Игнатьевна взяла со стола большую серую тетрадь, принесенную директором школы, молча перевернула страницу, посмотрела на доску, где висели фотографии ее учеников, погибших на войне. Взгляд остановился на фотографии Николая. «Странное выражение затаилось в глазах этого мальчика. Словно он смотрит на меня откуда-то издалека», — подумала Фаина Игнатьевна. Обвела глазами класс — лица учеников серьезные, сосредоточенные, и стала читать: «Книга записи свидетельств и аттестатов об образовании учащихся средней школы № 1 имени Максима Горького города Асбеста Свердловской области за 1942 год». «Под вторым номером записан Девятков Николай Андреевич, родившийся 3 декабря 1924 года», — она посмотрела на своих учеников. Холодок пробежал по спине. Погибшие не намного старше сидящих в классе детей. Она читала дальше: «Окончил среднюю школу при отличном поведении, показав хорошие знания по всем предметам, кроме русского и литературы — «посредственно». Ее голос дрогнул, она поморщилась, словно от боли. Фаина Игнатьевна замолчала, казалось, она не знает, что сказать дальше. Пока учительница подыскивала нужные слова, все с ожиданием и волнением смотрели на нее. Ей вспомнилось, что Николай с улыбчивыми, широко распахнутыми серыми глазами, веселый и внимательный, ходил в одной и той же чистенькой, аккуратно заштопанной рубашке. Дожидался Фаину Игнатьевну у школы и всегда нес ее тяжелый портфель, набитый ученическими тетрадями, особенно после контрольных диктантов. Писал он посредственно, часто по вечерам терпеливо переписывал проверенные работы у нее на кухне. В шестом классе пристрастился к чтению, брал из ее личной библиотеки книги. Аттестат об образовании Николай получил 6 июня 1942 года. В книге осталась его детская роспись — «Николай Девятков». Сердце ее учащенно забилось. Она уже ничего не могла изменить, и от этого было так нестерпимо больно.
Она взяла со стола извещение о его гибели и продолжала: «У нас одна беда — война. Тяжелая и кровавая. Вместе с аттестатом выпускники получают повестку в военкомат. Многие семьи в нашей школе за два с лишним года войны понесли невосполнимые потери. Но у них не было и нет иного выбора, как встать рядом с отцами на защиту Родины».
Фаина Игнатьевна рассказала, какими были порой шалунами мальчишки на уроках, например, мечтатель и фантазер Дима Решетников; вспомнила о том, как провожали всем двором Николая, как азартно он играл на своей любимой балалайке. Она посмотрела на Афанасию Васильевну. Та сидела у стола, вытирая слезы платочком, перед ней лежала балалайка сына. Андрей Евдокимович встал, молча взял инструмент в руки, настроил, и в классе зазвучала музыка. Все, затаив дыхание, слушали, прижавшись друг к другу, не отрывая глаз от Андрея Евдокимовича. «Больше всех от войн страдают матери и дети», — сказал Александр Андреевич Девятков, прерывая тишину. Он подошел к Афанасии Васильевне, обнял ее и сказал: «У нашей мамы было 8 детей, трое умерли от болезней в раннем детстве, трое ушли на фронт: Иван, Николай и Анна. Мне каждый день снится один и тот же сон. Я вижу своего брата Николая в каске, как он стоит перед строем, слышу его звонкий чеканный голос: «Я клянусь защищать свою Родину мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагом». Эту клятву произносили его друзья, такие же вчерашние школьники, как и он. На утро грянул бой. Он оказался для танкиста Девяткова последним. Его танк загорелся, но он не бросил боевую машину, и таранил фашистского зверя. В этом бою за освобождение деревни Суходоловка Николай Девятков, девятнадцатилетний красноармеец, погиб, но не отступил перед фашистами. Он остался верен навсегда своему Клятвенному слову, своей Родине». Фаина Игнатьевна не сводила глаз с говорящего. В классе по-прежнему стояла тишина, слышались лишь всхлипывания Афанасии Васильевны.
«Вы должны гордиться таким сыном. Он погиб за Родину» — сказала Фаина Игнатьевна, низко кланяясь матери героя. В классе вновь раздались звуки балалайки. Андрей Евдокимович встал, встали все, и, стоя, слушали грустную мелодию. Дети плакали: у многих на войне погибли отцы, братья, родственники, были пропавшие без вести, от которых по полгода не получали писем. Чтобы разрядить обстановку, Александр Андреевич рассказал о последних сводках с фронта от Совинформбюро. «Война показала, что Советский Союз — единая, дружная семья народов, — сказал уверенно он, — у нас такая сплоченность, какой мир еще не видел. Красная армия, вдохновленная победами над врагом в зимней кампании, и, горя желанием разбить фашистского зверя, свято выполняет свой долг перед Родиной».
Александр Андреевич обвел класс глазами и продолжал: «Ребята, наши войска нанесли сокрушительный удар летом на Орловско-Курском направлении. Фашистам оказалось не по зубам сложить сопротивление нашей обороны. Летнее наступление врага разбилось о стойкость, дисциплину, организованность и воинское умение наших войск. Инициатива сражений перешла в руки Советской Армии. Фашисты вынуждены отступать». Он говорил так убедительно, что в классе успокаивались. Фаина Игнатьевна заметила, как посветлели лица детей и взрослых, появились улыбки, ребята обнимали друг друга за плечи, радовались. После короткой паузы Александр Андреевич продолжал свое сообщение: «На Орловско-Курском и Белгородско-Курском направлениях противник понес следующие потери: убито солдат и офицеров более семидесяти тысяч, подбито и уничтожено 2900 танков, самоходных орудий — 195, орудий полевых — 844, самолетов — 1392, автомашин — 5000». Он положил блокнот в карман пиджака и продолжал рассказывать: «Проведенные бои по ликвидации вражеского наступления показали высокую боевую выучку войск, непревзойденные образцы упорства, стойкости и героизма бойцов и командиров всех родов войск, в том числе артиллеристов и минометчиков, танкистов и летчиков». От волнения он ходил по классу. Его голос становился все увереннее. В классе уже никто не плакал. Все внимательно слушали представителя горисполкома: «Разлетелась, как дым, легенда о могуществе немецкой техники. Советская Армия, прорвав оборону противника, устремилась на запад. Армия научилась воевать! Да, мы много людей потеряли. Велико горе народа. Сколько пришло похоронок в наш город за эти годы! Но ежедневно оперативные сводки извещают нас о новых и новых победах Советской Армии, и это радует нас, товарищи». Александр Андреевич взял карандаш, подошел к висящей на стене карте и продолжал говорить, показывая на карте освобожденные города и, записывая на доске даты, которые навсегда войдут в историю: «Харьков — освобожден 24 августа 1943 года, Новороссийск — 16 сентября, Смоленск и Роспавль — 25 сентября».
Когда он закончил говорить и сел рядом с Фаиной Игнатьевной, класс дружно зааплодировал. Фаина Игнатьевна молча пожала руку Девяткову. Потом, обращаясь к ребятам, сказала негромко и проникновенно: «В конце концов, придет такой день, когда возвратятся в родные места люди, разбросанные войной. Там, где сейчас лишь воронки от бомб и снарядов, искореженная танками земля да пепелища, вырастут новые дома; и голубой дымок из мирных труб возвестит о возрожденной жизни. Добрые люди поставят памятник, на котором будут высечены имена погибших асбестовцев, и среди них имена моих учеников». Она подошла к доске, на которой висели фотографии, низко поклонилась и, глядя на них, назвала имена: «Девятков Коля, Решетников Дима, Еремеев Боря, Кунщиков Коля, Ермолов Аркадий, Вивсюк Сева, Соловьев Саша, Ваулин Толя, Пономарев Володя, Кирхен- штейн Юра, Токманцев Леня, Алимпиев Коля, Ярцев Боря; без вести пропавшие: Белых Толя, Мокеев Толя, Ряпосов Женя, Ситни- ковы — отец и сын». Слезы застилали ей глаза, все труднее было говорить. Она плакала. Впервые дети видели свою учительницу такой маленькой и беспомощной. Они окружили Фаину Игнатьевну, гладили ей руки, обнимали, плакали вместе с ней. Прижимаясь к учительнице, они слышали, как гулко бьется ее большое материнское сердце, способное всех защитить, утешить, и согреть. Оправившись от волнения, Фаина Игнатьевна продолжала: «Они погибли, не успев понять до конца, что такое война. Свои жизни они отдали за нас, ребята, защищая нас и наш город. Я горжусь своими учениками. Мне тяжело говорить эти слова, больно осознавать, что многие мои ученики уже никогда не вернутся домой, в свой родной Асбест». Она подошла к столу, зажгла свечу. Никто не обращал внимания на звонок, все сидели не шелохнувшись. В классе зазвучала скрипка. «Милые мои — думала Фаина Игнатьевна, глядя на своих учеников — как хорошо, что вы умеете сопереживать, не быть равнодушными к судьбам людей. Какие же замечательные люди, вырастут из вас». Она любила их всех, принимала близко к сердцу все, что их касалось. Фаина Игнатьевна забыла про свой план, который неоднократно переписывала и не один раз проговаривала про себя, просыпаясь ночью. Ни директор школы, ни завуч, которые в этот раз были у Фаины Игнатьевны на уроке, ни другие учителя школы, не анализировали и не оценивали урок. Все, кроме ее учеников, знали, что это был ее последний урок, урок — прощание со школой и с детьми.
Продолжение следует.
Л. Амосова. Асбест. Жизнь и судьба. 2005 г.
