Владимир Лупандин: «Я не путешествую и почти нигде не бываю, но мои гравюры перемещаются по всему миру»
«Текста как можно меньше, пожалуйста», – бодро сказал художник Владимир Лупандин в конце нашей полуторачасовой беседы. Исполняем его просьбу и опускаем (почти!) биографию. Говорим только о творчестве, о котором вообще-то вологодский график предпочитает молчать. Если вы еще не запутались, а также умеете читать рисунок, как стихи, возвращаете взятые из чужой библиотеки книги и знаете, что слово «экслибрис» – это не заклинание из «Гарри Поттера», то вам, несомненно, будет интересен образ мыслей нашего собеседника.
Владимир Лупандин
Ребенок – это я, мне шестнадцать
Я родился в Котельниче Кировской области, хотя с этим городом моя семья никаких родственных связей не имела. Родители – инженеры-технологи – работали там по распределению и после моего рождения вернулись в Вологду. Я всю жизнь провел в Вологде, практически никуда не выезжая. Покидаю город крайне редко, может раз-два в год и обычно не более чем на неделю. Единственный раз, когда я уехал действительно надолго – это срочная армейская служба в Заполярье.
Рисую ровно столько же, сколько помню себя, хотя прежде чем пойти учиться в художественную школу, окончил школу музыкальную по классу скрипки. Получив диплом, я нашел телефон Детской художественной школы, позвонил, и после долгого, не особо внятного разговора, когда меня спросили: «А сколько вашему ребенку лет?» – я ответил: «Ребенок – это я, мне шестнадцать». Повисла долгая театральная пауза, но в школу в итоге меня взяли. В те времена она находилась в доме Дружинина, который не так давно открылся после реставрации. За два года занятий я так и не удосужился разобраться в бюрократических вопросах своего пребывания в школе, поэтому никакого документально подтвержденного художественного образования у меня нет, как это ни смешно.
В.Лупандин. Плыви, рыба!
Целенаправленно учиться на художника опасно для здоровья
Всегда хотел быть художником, но когда пришло время выбирать, куда пойти учиться, родственники намекнули юной и романтичной натуре, что это дело весьма нестабильное. Меня убеждали, что целенаправленно учиться на художника опасно для здоровья, в пример ставились некоторые из знакомых семейств, где профессиональные художники постоянно сидели без работы и провианта. Но есть специальность, которая совмещает в себе художественные, технические и гуманитарные знания, убеждали взрослые. Так выбор мой пал на кафедру архитектуры нашего политехнического университета. Я согласился, что образование архитектора дает возможность быть кем угодно: многие из художников, музыкантов, кинорежиссеров, чьим творчеством я так или иначе интересовался, были архитекторами: Вячеслав Бутусов, Андрей Макаревич, Алексей Романов, Георгий Данелия и другие. Так я и решил, что выучусь на архитектора, но после получения диплома непременно буду отбирать хлеб у бедных профессиональных художников. В жизни всё получилось несколько иначе.
В процессе поступления я переместился на только что открывшуюся специальность с названием «Реставрация памятников архитектуры и архитектурной среды» и получил архитектурное образование с особым уклоном в сторону изучения живописных руин. После учебы в университете и армейской службы в «местности с неблагоприятными климатическими условиями» в должности солиста военного оркестра я несколько лет работал по основной своей специальности. Продолжаю работать и сейчас, но крайне нерегулярно и без особого энтузиазма.
В.Лупандин. Точка зрения.
Монументальные живописные полотна меня не привлекали
Посещая художественные выставки, интересовался исключительно графикой – монументальные живописные полотна меня нисколько не привлекали. На крупных коллективных выставках не раз обращал внимание, что всегда в самый дальний уголок задвинута печатная графика, при этом зрители, особо не задерживаясь у станковой живописи, попадая в этот уголок, зависают именно там, и надолго. Да и сама Вологда – графический город. Когда ты живешь в месте, где есть свои крепкие графические традиции, и когда существует искусствоведческий термин «вологодская графика», это не может не повлиять на тебя. В детстве мне подарили небольшой каталог Бурмагиных. Позже я собирал вырезки из газет, статьи о вологодских художниках, храню их до сих пор. В общем, с ранних лет тяготел к малым графическим формам и печатной графике. Это может быть связано и с книгами и книжной иллюстрацией – в детстве я очень много читал.
Гравюра – вид искусства, который меня интересовал больше всего, и я очень хотел научиться их печатать, но на вопрос, как к этому делу подступиться, ответа не находил. Когда у тебя нет ни наставника, ни определенной среды – это проблематично. Поэтому путь к печатной графике получился довольно сложным.
Рисунок Владимира Лупандина
«Какие-то семинары по гравюре», на которые я должен был обязательно пойти
Я работаю в разных техниках. Экслибрис и печатная графика – это последнее, чем я стал заниматься, и всё получилось «случайно-неслучайно». Каждые два года в Вологде проходили всероссийские конгрессы экслибриса, которые я исправно посещал как зритель, особо не предполагая, что скоро стану одним из их участников. На выставках Всероссийского конгресса можно было провести несколько часов, изучая работу за работой, переходя от зала к залу, и потом уйти в полуобморочном состоянии от обилия «впитанной» информации – сотни работ, художники-графики со всей страны, все печатные техники, которые есть в природе. Это какой-то особенный, загадочный мир, который меня очень интересовал, и я всё чаще думал, как же в него попасть. Летом 2014 года в «Красном углу» состоялось открытие персональной выставки Леонида Щетнева, которое сопровождалось премьерным показом фильма Евгения Шиперова «Было время графики». Открытие я по какой-то глупости пропустил, фильма не увидел, но так как в «Углу» тогда работали сплошь мои друзья, заходил я туда часто и уже вскоре выставку посетил. Я опять серьезно задумался, что нужно начинать заниматься гравюрой, но в очередной раз решил положиться на случай и никаких резких движений не предпринимать. Почему-то возникла полная уверенность, что такой «случай» ожидает меня за ближайшим поворотом, именно так всё и получилось.
В.Лупандин. Антиколыбельная. Гравюра
Осенью моя одногруппница Лера внезапно написала мне, что в областной картинной галерее будут проходить какие-то семинары по гравюре, и что я должен туда обязательно пойти, а если там меня чему-нибудь полезному научат, я уже потом непременно научу ее. Я прочитал, ничего не понял, но решил сходить и разведать, что это за таинственные семинары. Так я оказался в «Творческой лаборатории по графическим техникам», которую организовали в преддверии Всемирного конгресса экслибриса в Вологде. Процесс в «Лаборатории» протекал так – из разных городов России и Белоруссии в Вологду приезжали профессиональные художники-графики, и пять недель подряд, с пятницы по воскресенье, они нас учили уму-разуму. Моя мечта сбылась, что еще сказать – появились наставники, познакомили с разными техниками печати, поставили руки как надо. С этого момента главной задачей было не растерять навыки и продолжать развивать технику. Зимой 2015 года самые заинтересованные в печатной графике «осколки» Лаборатории вновь собрались вместе под руководством её организатора Сергея Птухина и организовали Клуб графического искусства. Наш клуб – это закрытая маленькая компания людей, которых интересует печатная графика. Периодически мы собираемся вместе, печатаем гравюры, беседуем, выставки обсуждаем, иногда всё заканчивается чаепитием, скажем так. Происходит обмен опытом и информацией. Иногда экспериментируем в печатных техниках, иногда даже успешно. В жизни мы при этом очень разные, и ничего нас, кроме любви к графике, по сути, не объединяет – мы люди разного возраста, разные по шкале убеждений и по внутренней философии, работающие на разных работах.
В.Лупандин. Экслибрис
У меня, может, штук пять хороших экслибрисов из 89
Так я и начал печатать гравюры. Ничего шедеврального, честно сказать, пока не сделал – технически имею в виду, но всё идет постепенно. Занимаюсь этим шесть лет, но нерегулярно, все-таки создание гравюры – это довольно сложный процесс, кропотливая и физически нелегкая работа, грязь, вонь от красок и керосина. Но это очень интересно!
Как долго придумывается экслибрис? Бывает, даже без проработанного эскиза, прямо на доске рисунок выполняется сразу резцами и молниеносно отправляется на печать. Спонтанно! И, как ни странно, что-то при этом получается. Такая работа у меня, например, сделана для художницы из Череповца Елены Краузе – «Алиса в Стране чудес». Там всё очень просто – вечером нарисовано, ночью вырезана доска, утром напечатана гравюра. Но такие случаи – редкость, тут нужно или сильно вдохновиться чем-то или кем-то, или же провернуть это дело на спор, в конце концов.В других случаях от идеи до физического воплощения – не один год. Но это две редкие крайности. Как правило, работа над экслибрисом идет планомерно, проходят многие дни от эскиза до непосредственной печати.
В случае с заказчиком сразу оговариваются тематика, сроки и т.п. Для чего создается экслибрис, собственно говоря? В традиционном понимании, чтобы обозначить владельца книги. Кстати, еще один пунктик, почему я начал этим заниматься, это как раз семейная библиотека. Годами наблюдал, как знакомые берут книги, зачитывают их и не возвращают, и меня всегда ужасно раздражало, что книги просто так пропадают. Напрашивался вывод, что в каждой книге обязательно должен стоять знак владельца, чтобы человек, сняв её с полки, сразу видел графическое напоминание о том, что она чужая, и ее уже давно пора вернуть. Это шутки, конечно, но чисто утилитарный интерес – одна из причин, почему я стал заниматься экслибрисом. И многие люди, кому я сделал экслибрис, действительно вклеивают его в свои книги, так что свою функцию именно как книговладельческие знаки мои работы выполняют.
Экслибрис рассказывает вам о человеке, его интересах, увлечениях. Это довольно интимная вещь, поэтому лучше всего получаются работы для людей, которых ты хорошо знаешь. В идеале, если я сделал экслибрис товарищу Иванову, человек, хорошо знакомый с ним, посмотрев на работу, скажет: «Да, я узнаю своего друга Иванова, это про него». В худшем случае он скажет: «Не таким я представлял себе внутренний мир Иванова». Честно говоря, не очень люблю делать экслибрисы на заказ, хотя это и денежка иногда, и спортивный интерес в этом тоже есть. Было несколько раз, когда я человека не видел, только его фотографию максимум – например, когда люди заказывают экслибрис не себе, а в подарок близкому человеку. При этом у меня обостряется авторская рефлексия по поводу сделанного, но вроде пока все оставались довольны моей работой.
В.Лупандин. Экслибрис
Если я, заказывая вам экслибрис, назову любимых писателей, а вы ни одного не знаете, что будет дальше – Google?
Будет обязательно. Может быть, если это потребуется, прочитаю, погружусь в атмосферу. Если уж мне совсем будет не по душе тематика, могу за это не взяться, хотя такое редко случается. В любом случае придется переворошить большой материал. Это сродни созданию книжных иллюстраций. Поначалу я много экслибрисов друзьям делал в подарок, чтобы порадовать людей и заодно развить технические навыки, и мог просто попросить человека: напиши набор ассоциаций, скажи, что тебя больше всего интересует, а я из этого составлю картинку. И составлял своеобразные ребусы в результате.
В.Лупандин. Экслибрис
То есть для кого-то экслибрис – это личный герб, а для кого-то – олицетворение библиотеки?
Экслибрис уже очень давно вышел за границы своего первоначального утилитарного назначения. Это скорее знак самого человека, он совсем не обязательно рассказывает о содержимом его библиотеки, которыми, к слову, в наше время обладает всё меньше и меньше людей. Сейчас особой строгости нет. На выставках вы можете увидеть множество работ, которые являются фактически экслибрисами, но в традиционном понимании они на экслибрис мало похожи, ведь трудно представить, что такое произведение будет просто-напросто вклеено в книгу и станет выполнять там свои обязанности по ее охране. То есть смысл такой графической работы именно как экслибриса здесь утрачен – это настоящее произведение искусства, может, его заказал коллекционер, либо он сделан уже в расчете на коллекционеров. От книги такие работы очень далеки. Оговорюсь, что это мое субъективное мнение, возможно, мои мысли не совпадут с мнением знатоков.
Всё это можно представить в виде условной шкалы, на одном ее конце – произведение профессионального графика в сложной и дорогой технике. При очень внимательном изучении и во всем ослепительном великолепии этой работы вы увидите маленькую-маленькую надпись «Экслибрис» и, может быть, если будете всматриваться дотошно, инициалы, кому он собственно сделан. На другом конце шкалы – обычный штамп, грубая печать с надписью «Библиотека Иванова», и всё. И где-то в центре этой шкалы находится золотая середина, к которой, на мой взгляд, и нужно стремиться. Экслибрис должен представлять собой гармоничное сочетание шрифтовой композиции с простым, ёмким, но очень содержательным рисунком, и сделать это на самом деле очень сложно. У меня, может, штук пять хороших экслибрисов есть из 89 – естественно, на мой взгляд.
В.Лупандин. Экслибрис
Если я начну рассказывать про свою работу, из нее испарится вся магия
Я не любитель про это (речь идет о сериях работ, в частности о серии «Эльхавода» – прим. авт.) что-либо говорить. На мой взгляд, если художник начинает подробный разбор своей работы, разъясняя значение символов, он выглядит довольно глупо. Если я начну рассказывать про свою работу, из нее испарится вся магия. А для того человека, которому я все подробно объясню, рисунок превратится в какой-то пустой жмых, и он там уже ничего не увидит. На любую работу надо смотреть чистыми глазами. Это как чтение стихов – возникают внутренние ассоциации, и они ведут тебя своим путем. Зритель при этом может видеть все абсолютно не так, как автор. Да, это нарисовал я, и до того момента, пока только я видел эту работу, мы с ней неразлучны, но когда я ее обнародовал, уже другие люди вступают с ней во взаимодействие – практически становятся соучастниками. Работа вошла в них, теперь это их часть, а меня она в каком-то смысле покинула. За каждым рисунком есть своя история, и все нарисованные предметы что-нибудь обозначают, каждый предмет – это иероглиф, но если я, например, расскажу, что в конкретной работе обозначают луна или месяц в сочетании с птицей или чайником, все сразу развалится. Глядя на ту же серию, можно самостоятельно придумать много разных историй, и всё это по-разному прочитать. Если же зритель имеет какую-то искусствоведческую подготовку и внимательно посмотрит эту серию, он может обнаружить, что всё это, на определенный процент, цитаты из книги, отсылки к известным живописным произведениям. А лично для меня это просто один хороший вечер в Петербурге.
В.Лупандин. Вологодская серия
Слишком много Соборной горки
В отличие от нормальных людей, которые садятся за стол и тщательно продумывают концепцию, мол, название будет такое, цель у меня следующая, там будет столько-то рисунков, издавать это всё буду вот таким образом, с этой серией работ я случайно вывернул весь процесс наизнанку, она даже названия до сих пор не имеет. Обычно говорю «Вологодская серия», и всё сразу становится понятно. Это родилось от своеобразного внутреннего протеста. Периодически в своей деятельности я соприкасаюсь с производством вологодских сувениров и вижу во всей сувенирной продукции в основном одно и то же: слишком много Соборной горки, кружев, деревянных домиков, масла. Получается, для незнакомых с Вологдой людей все здесь базируется на этом «джентльменском наборе». С практической точки зрения это очень логично, правильно и понятно. Это, можно сказать, наш «краеугольный камень». Но при этом Вологда – настоящая сокровищница самых интересных историй, которые, что меня удивляет, не знают даже многие коренные жители города. Этим историям просто не хватает визуального воплощения.
Всё началось как шутка, с рисунка о самом важном для Вологды правителе и о самой знаменитой городской легенде. Одновременно это была пародия на иллюстрацию с государем Иоанном Васильевичем из одного советского сборника песен. Ну а дальше уже само собой понеслось. Такая форма, близкая к русскому лубку, удобна для подобных исторических анекдотов, она позволяет определенные изобразительные вольности, но при этом может ошибочно восприниматься, что это всё смешно и весело, хотя смешного там как раз маловато. Серия в процессе роста, всплывают новые и новые интересные истории, возможно, когда-нибудь она будет выставлена, потом появится ее название, и я сформулирую саму идею, что же я такое натворил.
Рисунок Владимира Лупандина
Знакомство с доброй половиной графического мира
Так сложилось, что большая часть выставок, в которых я принял участие – это выставки печатной графики и экслибриса, хотя печатной графикой, как уже говорил, занимаюсь мало и нерегулярно. Но печатная графика с точки зрения выставочной деятельности имеет ряд преимуществ по сравнению с графикой уникальной, и главным достоинством является ее мобильность. Работам не требуется оформление, они перемещаются на место почтой, как письмо в конверте, несколько оттисков одной гравюры могут быть отправлены в разные города и страны, таким образом, одна работа может быть показана на нескольких выставках одновременно.
Как правило, работы при этом не возвращаются обратно и передаются в дар галереям и музеям – организаторам выставок. Во всем этом есть определенный интерес – я не путешествую и почти нигде не бываю, но мои гравюры перемещаются по всему миру, и люди смотрят на них в Европе, Азии, Южной и Северной Америке. Различные выставки печатной графики проходят ежегодно во многих странах мира. Из самых значимых событий назову, конечно же, 36-й Всемирный конгресс FISAE, который проходил в Вологде в августе 2016 года, где я перезнакомился с доброй половиной всего графического мира. Участвовал и в следующем, 37-м Всемирном конгресс FISAE в Праге. В этом году моя работа также была отобрана для участия в 38-м Всемирном конгрессе FISAE в Лондоне, но в связи с известными событиями в мире конгресс не состоялся, а сама выставка перешла в виртуальное пространство. И почти все запланированные в этом году выставки накрылись огромным всемирным медным тазом.
Если говорить про взаимодействие с художниками из других стран, то я общаюсь в основном с художниками-графикамии коллекционерами из стран Ближнего зарубежья и Израиля, то есть фактически с теми, с кем отсутствует языковой барьер. Это очень интересные и доброжелательные люди. Общение с художниками и коллекционерами из более отдаленных государств, конечно же, случается, но так как я отнюдь не полиглот, оно носит строгий деловой характер.
Когда в гравюре начали применять пластик, по ксилографии траурный марш никто не играл
Что вы думаете о будущем экслибриса и печатной графики с учетом всемирной компьютеризации?
Наверное, не скажу ничего нового и оригинального. Всё, что происходит в мире печатной графики и в экслибрисе в частности – это естественный процесс и эволюция. Компьютер, сканер и принтер – это всего лишь орудия производства, эти предметы скромно заняли своё место рядом со станками, резцами и банками с реактивами. Не слышал, чтобы после появления новой техники сразу и скопом исчезали традиционные приемы печати. Когда художники нашли применение линолеуму в своей деятельности, никуда не исчезла ксилография, когда в гравюре начали применять различные виды пластика, ни по линогравюре, ни по ксилографии траурный марш никто не играл.
Компьютерная графика – это одна из техник, которая просто относительно моложе других и занимает сейчас определенную нишу. Как и в любой другой технике здесь есть настоящие мастера своего дела. Но составлять конкуренцию традиционным печатным техникам, особенно техникам глубокой печати, компьютерная графика по объективным причинам не может. Когда художник своими руками вырезает доску, этими же руками печатает оттиски на станке, получая в результате, скажем, тираж в 50 экземпляров, каждый оттиск уникален, а процесс неповторим. Когда же работа изначально создана в цифре, можно нажать кнопку «Пуск» и заполнить своим произведением целый ангар, но, как бы ни прекрасна была работа, лист №5 не будет отличаться от листа №500, и ценность его весьма сомнительна. На международных конкурсах и выставках к компьютерной графике имеется разный подход – на значительной части выставок она принципиально не принимается, на некоторых принимается, но оценивается жюри отдельно.
В.Лупандин. Серия «Вологодская дверь»
Традиционные техники печати не исчезают, исчезают только некоторые сферы их применения, а сама техника становится еще более редкой и элитарной. Ведь и книги с наступлением компьютерной эры также никуда не исчезли, просто отдельные направления литературы ушли в виртуальное пространство, но сама по себе книга стала шикарнее и дороже. Наконец, книговладельческий знак вслед за сокращением количества библиотек также никуда не исчезает, а просто постепенно меняет свою функцию. Да и человек в целом особо разве меняется? Он в определенной степени тщеславен и испытывает вполне естественное желание увековечить свое имя. Так что и экслибрис не исчезнет. Всё очень просто.
