Месим глину. Даже когда на улице приличный минус и снег, пустырь за домами пестрит прогалинами, а глина не замерзает. Власти и угольщики говорят, что снег просто выдувает. Но кто им сейчас поверит? В 2019-м тут горела земля, а, вернее, как убеждены местные, уголь. От поверхности шел жар и черный дым. Землю закрыли глиняным «саркофагом», но даже зимой он светил темными пятнами. Город особого режима Сам Киселевск засветился в СМИ год назад — тоже темным пятном. Прошлой зимой город не побелел, как бывает в Сибири, а почернел. От угольной пыли. Фотографии локального апокалипсиса облетели весь мир и вмиг сделали Киселевск чуть ли не самым страшным городом планеты. Впрочем, мрачный советский городок, состоящий из мелких поселков с ветшающим частным сектором, испещренный черными ямами разрезов и не менее черными отвалами, траурными лентами технологичек с большегрузами и допотопными промышленными зданиями — то еще зрелище. Наверняка в городе есть что-то доброе, светлое и живое, но так сразу и не заметишь. А, может, оно самое — это кусок бетонного забора, окрашенный в веселенькие цвета? Ну как минимум, это ярко и даже как-то жизнерадостно посреди серой пустыни — ведь за забором яма. Та самая, что давно стала брендом города — Киселевску вообще на такие мрачные символы везет. Здесь на месте старых шахт ведут добычу два предприятия — «Участок Коксовый» и «Шахта №12». Этот разрез видно из космоса и самолета. Но смотреть на него с земли и фотографировать опасно, даже в проплешины забора и даже несмотря на то, что яма-то посреди города, рядом автозаправка, останавливаются автобусы, да и до домов рукой подать. В дыре яркого забора — черные силуэты огромных самосвалов на фоне вечернего неба — инфернально. Таблички предупреждают об охраняемой территории, и мы туда не суемся. Но охранник выныривает рядом с веселеньким забором (причем, откуда-то со стороны) и натурально пытается произвести задержание. На его одежде нет опознавательных знаков, мы, судя по окружению, вовсе не на территории разреза. Я не веду видеосъемку (а жаль) — хотя он, преградив путь, пытается доказать обратное. Может, предприятию не стоит так тщательно скрывать границы своих владений, раз они не столь очевидны? Тогда охранникам не придется бросаться на людей посреди улиц. А еще их можно посадить на цепь вдоль границ, чтобы было сразу видно, какой радиус они охраняют за забором и где могут укусить. В конце марта ООО «Шахта №12» получила лицензию на разработку разреза — по всем признакам, все той же ямы. Да и вице-губернатор Андрей Панов успокаивал ошарашенную перспективой запуска 10-го в городе разреза общественность: «речь идет о давно действующем участке открытых горных работ ООО „Шахта №12“». «С 2015 года в Кузбассе действует утвержденная минэнерго „Комплексная программа поэтапной ликвидации убыточных шахт, расположенных на территории городов Прокопьевска, Киселевска, Анжеро-Судженска, и переселения жителей с подработанных территорий“, в рамках которой как раз и предусмотрена ликвидация ООО „Шахта №12“, — комментировал чиновник в инстаграме. — Программой предусмотрена выдача лицензий на пользование недрами для разведки и добычи на новых участках, с одновременным выполнением ликвидационных работ (полной рекультивации) на участках нерентабельных и особо опасных шахт региона. В настоящее время такая лицензия не получена только ООО „Шахта №12“». Ведут работы, а лицензии нет? Или нет лицензии на новые участки? Или нет лицензии на работы с рекультивацией? Не очень понятно. Один нюанс — о рекультивации на участке «Шахты №12» говорят, как минимум, с 2012 года — тогда прошли общественные слушания, в материалах которых говорится о том, что проектом она предусмотрена. Так вот бонусом за «рекультивацию» «Шахта №12» в 2020 году получила под разработку еще два новых участка. Горячая точка Приехавшие в Кузбасс немецкие журналисты, попавшие сюда как раз после мартовского снегопада, недоумевают: где черный снег? Да ладно, недоумевают и сибиряки. Впрочем, это хоть какой-то повод для радости. В 2019 году история с черным снегом стала одной из последних капель в чаше терпения жителей Киселевска. Но до предела ситуация накалилась ближе к лету, причем, в буквальном смысле. Еще в 2004—2005 году в поселке Подземгаз начался эндогенный пожар. Но когда земля начала чадить в 2019-м люди, которых раньше никто и слушать не хотел, выступили с обращением к премьер-министру Канады Джастину Трюдо. Да, этот был шаг отчаяния. В Канаду их никто не забрал. Но и привлечь они хотели внимание российских, а не канадских, властей. И привлекли, несомненно. «Сам эффект не в том, что уехать, а чтобы нашу власть заставить работать, — поясняет свою идею инициатор обращения Виталий Шестаков. — Мы когда начали бороться, первая приехала делегация, меня не было здесь, они вообще людям заявили: зачем вы здесь дома купили? Люди живут здесь по 40−50 лет. И все они здесь походили, датчики наставили, уехали. Мэр обещал: давайте через пару дней встретимся, я вам покажу все показания, бумаги. Никакие бумаги нам не показал». Но замеры специалистов, утверждает Шестаков, показали, например, превышение содержания радона у поверхности земли почти в 3 тыс. раз. На вопрос, чего все же он добивается, мужчина отвечает однозначно — переселения туда, где нет разрезов, и даже не в Кемеровскую область. «Если взять весь район, то здесь разрез — горит все, там разрез, там два разреза. Четыре разреза вокруг, — показывает руками Шестаков. — Каждый пахнет по чуть-чуть, уже дома все как бы». В опасную зону, как сообщали власти, посетившие район летом 2019 года, попадал 71 дом. Тогда к «канадцам» приезжал даже губернатор. «Он [губернатор] приехал, мы походили с ним здесь, он посмотрел все. Сперва такой — надо что-то решать, надо убирать этих людей отсюда. Сперва первые ряды, — рассказывает Шестаков. — Он спросил, сколько домов здесь, походил по улицам, встали на центральной дороге возле магазина, он зашел в магазин — сгущенка три года просрочки. Ему сразу по дороге намекнули: возьми сгущенку. Он сказал: да, переселять будем. Толпа большая была, одна задала ему вопрос: сколько ждать — лет 5−10? Он сказал: нет, год. Сказал, что через два месяца встретимся. И всё». Действительно всё — всё по-прежнему. Ведь по итогам всей летней работы — с разнообразными замерами и тушением, которую развернули после обращения к Трюдо, получилось, что здесь горел просто мусор. Впрочем, один эффект точно есть — в магазине исчезла просрочка, и теперь там можно купить только хлеб. «Да у нас даже магазина теперь нет после того, как Цивилёв побывал. Те продукты просроченные были. Его сначала закрыли, все оттуда вывезли. Но сейчас продают только хлеб, больше ничего. Хотя у нас здесь пенсионеры, много многодетных семей», — рассказывает местная жительница Екатерина Амзина. Одна проблема — в огородах тоже ничего теперь не растет. Картошка, и та сгорела посреди лета — вклинивается ее соседка. Амзина подтверждает: «Нынче все пропадало в огороде, все желтело-желтело. Все сгорело. Фрукты еще более-менее. Видите — там насыпаны горы, это тоже экология. Оно все сюда идет. Вот эти сопки — весной все горит, дым и дым постоянно. Представляете, как мы живем?» А ведь горная промышленность для Амзиной не пустой звук, она и сама периодически в разговоре себя называет «горняк» — преподавала в училище горные дисциплины, регулярно спускалась в шахты, обучала шахтеров. И она как раз ничего против добычи не имеет и даже, наоборот, у нее вполне деловой подход к недрам: ну раз у нас такие богатства, пусть добывают. Лишь бы не в ущерб людям. Женщина даже готова никуда не переезжать — если бы потушили: «Мы уже здесь привыкли, мы бы хотели, чтобы это все было потушено. Но тушат они уже сколько времени и не потушат. Это надо делать вскрыш, то есть вскрывать. А чтобы вскрывать, нас надо переселить. Этого не делают. Поэтому как это будет, что это будет, мы не знаем». А жить тут люди боятся: земля «фонит», стены трескаются, фундаменты отходят. Имеет ли смысл здесь делать какой-то ремонт? Ведь кругом все равно разрезы. С пожаром прошлогодним пока тихо, только вот земля этой зимой не замерзала там, где парило. Но это все временно, уверены местные — вот придет настоящая весна и тогда… И не верит никто, что горел мусор: свалки есть в округе, и не одна, но там же так не горит. «У нас говорили, что это мусор горит. Может быть, загорелось от мусора. Бывает эндогенный, экзогенный пожар — который внутри или снаружи начинает. Факт то, что на такой глубине мусора не может быть, когда они бурили. Это горит, скорее всего, пласт», — рассуждает Амзина. Кстати, договор на вывоз мусора заключить людей все же заставили, а вот мусорок не хватает — «кое-как добились, чтобы большой контейнер поставили». Сейчас Амзина с соседкой вспоминают, что в молодости как-то и не думали о таких последствиях. Может быть, если бы озаботились тогда, еще в советское время, поселок бы и снесли как подработанную территорию. На таких условиях пенсионерка и сейчас переедет, но вот брать ссуды, как жителям уже предлагали, она не готова. В этих местах, по свидетельству киселевчан, шли два участка шахты и работала газовая станция. «Как объяснял человек, который работал на станции, почему ее закрыли? Пласты поджигаются, и тяжело отслеживать в какую сторону. И вообще они были потом затушены или нет?» — вопрошает Шестаков. Кстати, на территории давно закрытой шахты «Киселевская» тоже дымит. Уже в морозы Виталий Шестаков проводил замеры температуры на месте пожара в Подземгазе: на улице было минус 15, на поверхности опасного участка — порядка 14 градусов со знаком плюс. «Там внизу, под землей на глубине 160−200 метров проходил шахтовый тоннель, где копали уголь. В нем несколько раз были сильные пожары, погибли люди, были аварии. Этот ствол, как они говорят, законсервировали и начали копать сверху. Как могли копать сверху, когда вот дом и яма разреза — 30 метров не было, никаких санзон? Это было в конце Советского Союза, накануне развала. Потом в один прекрасный день заложили слишком много взрывчатки и произвели взрыв. Взрыв был такой силы, что в веранду прилетела большая глыба породы и просто разрушила. Люди возмутились, и сверху копать перестали. Навезли сюда немножко глины, закрыли дно и все так бросили», — рассказывает историю парящего места журналистка Наталья Зубкова. Во многом благодаря ее работе об особенностях жизни в Киселевске теперь в стране, кажется, знают все. Сейчас площадка ровная, но раньше, еще прошлым летом, там был склон, утверждает Зубкова, и там были куски угля: «Он там есть, и он горит, запах перепутать невозможно». Необычный запах чего-то горелого действительно периодически ощущается в воздухе Киселевска. Сложно объяснить эти «ноты» — что-то синтетическое, как ни странно. Вот так, выходит, и пахнет угольный Кузбасс. Яна Долганина
