«Голова повязана, кровь на рукаве». Кто на самом деле убил комдива Щорса
30 августа 1919 года у села Белошицы Волынской губернии в бою с войсками Галицкой армии погиб легендарный комдив советской 44-й дивизии - Николай Щорс. Хоть официально и было заявлено, что сразила его вражеская пуля, почти сразу поползли слухи о других версиях его гибели. Споры о том, кто на самом деле его убил, продолжаются до сих пор
Прежде всего стоит подробнее рассмотреть обстановку на участке 12-й армии Южного фронта, в которую входила 44-я стрелковая дивизия, летом 1919 года.
Для красных она складывалась незавидно.
После масштабных народных восстаний в тылу у Красной армии под предводительством атаманов Зелёного, Григорьева и Махно, а также десятков других, менее масштабных, но не менее ожесточённых выступлений, она проиграла белым сражение за Донбасс и стала стремительно откатываться назад.
То же самое происходило и на Западной Украине, где в решительное наступление перешли петлюровцы — объединившиеся после Злуки войска Директории и Галицкая армия.
Им-то как раз и противостояла 1-я Украинская советская дивизия Николая Щорса. До 15 июня 1919 года она входила в 1-ю Украинскую армию Украинского фронта. Однако начиная с мая месяца, после того как фронт оголился после восстаний украинских атаманов, до этого вполне исправно воевавших за советскую власть, он стал терпеть поражение за поражением, и его было решено ликвидировать, влив оставшиеся верные войска в состав Южного фронта.
Также ликвидировали украинские армии. Например, на основе 1-й Украинской советской армии Ивана Дубового и 3-й Украинской советской армии Николая Худякова создали 12-ю армию. Ивана Дубового понизили, назначив командовать 3-й пограничной дивизией.
15 августа последовала новая реорганизация — были ликвидированы украинские дивизии. 1-ю Украинскую советскую и 3-ю пограничную дивизии слили, объединив в 44-ю дивизию. Командовать ею назначили Щорса, Дубовой стал его заместителем, буквально за два месяца «скатившись» с командарма до помкомдива.
К 30 августа обстановка на Южном фронте достигла наивысшего напряжения — белые захватили Крым, Донбасс, Слобожанщину, почти всю Новороссию. Махно сконцентрировался на Правобережье в низовьях Днепра. Петлюровцы захватили практически всю Западную Украину от Збруча до Днепра — только в районе Бирзулы (с 1935 г. — Котовск, с 2016 г. — Подольск) ещё сражалась Южная группа Ионы Якира и в районе Коростеня отчаянно отбивалась 44-я дивизия Щорса. 31 августа белые и петлюровцы захватили Киев.
30 августа командование дивизии почти в полном составе прибыло в 388-й стрелковый полк, 3-й батальона которого сражался у села Белошицы. Здесь планировалось нанести контрудар, чтобы оттянуть часть петлюровских сил на себя. На окраине села Щорса, Дубового и прочих встретил комполка Казимир Квятек. Он доложил обстановку. Комдив решил пройтись на передовую, никакие уговоры не делать этого на него не подействовали.
Щорс подошёл к лежавшим на передовой бойцам. Один из них вдруг заявил, что он с утра наблюдал скопление противника в одном из домиков, что там засел пулемёт и что комдиву опасно разгуливать открыто. Начальник артдивизиона Семёнов предложил домик этот разнести. Он взялся стрелять сам, но стрелял неудачно, понапрасну расходуя снаряды. За дело взялся начальник батареи, и с 3-4 снарядов цель наконец накрыли, поднялась пыль. Спустя 20 секунд из домика застрочил пулемёт. Квятек и Щорс перебросились фразами, что пулемётчик у галичан хороший — стреляет выдержанно, короткими очередями.
А уже через несколько секунд Щорс уже лежал с пробитой головой и остекленевшим взглядом. Через 19 лет Квятек утверждал, что будто бы слышал, как кто-то из бойцов выругался: «Кто там стреляет из револьвера».
Своё свидетельство об обстоятельствах смерти комдива оставил и его зам. — Дубовой:
«…Особенно, помню, проявлял "активность" один пулемет возле железнодорожной будки. Этот пулемет и заставил нас лечь, так как пули буквально рыли землю возле нас. Когда мы залегли, Щорс повернул ко мне голову и говорит: "Ваня, смотри, как пулеметчик метко стреляет". После этого Щорс взял бинокль и начал смотреть туда, откуда стрелял пулемет. Через мгновение бинокль выпал из рук Щорса, а голова его склонилась к земле. Я окликнул его: "Николай!", — однако он не отвечал. Тогда я подполз к нему, вижу течёт кровь на затылке. Я снял с него фуражку. Пуля попала в левый висок и вышла в области затылка. Щорс был без сознания и через 15 минут умер у меня на руках».
Эта версия гибели легендарного украинского комдива в СССР стала канонической, и никогда не подвергалась сомнениям… но не всеми.
Старые «щорсовцы», и в первую очередь Квятек, заподозрили Дубового в убийстве.
В тот день у комполка не было времени осмысливать произошедшее — и он и его бойцы хотели отомстить за смерть своего командира, который пользовался в дивизии огромным авторитетом и любовью. Они перешли в наступление и смяли галичан. Квятек только успел сбегать на опушку леса, где в 50-70 метрах от позиций 3-го батальона находился его пункт медицинской помощи. Дубовой в это время оттащил тело Щорса за укрытие и приказал комбату-3 выполнять поставленную задачу. Квятек пошёл в наступление вместе с цепями бойцов.
Тем временем Дубовой перебинтовал Щорсу голову, прибежавшие медики констатировали смерть. Медицинской сестре Анне Розенблюм Дубовой запретил разматывать бинты, и занялся отправкой тела в тыл. Никакого медицинского освидетельствования не было, что потом породило кривотолки.
Дубовой в тот же день возглавил дивизию, и многие бойцы и командиры считали, что именно для этого он и убил их комдива. Было несколько случаев неповиновения. Первое время нередко в строю при выступлениях Дубового роптали. Но жёсткая воинская дисциплина заставила старых «щорсовцев» на время смириться с произошедшим, а последовавшие за тем боевые действия отодвинули гибель комдива на задний план.
Прощание с Щорсом проходило с 1 по 4 сентября 1919 года в Клинцах. Этот город был знаковым для «щорсовцев» — здесь их Богунская бригада приняла свой первый бой. Опять же, относительно недалеко находился родной городок комдива — Сновск, но к нему приближались белые. Памятуя, как противники обошлись с захоронением в Житомире другого известного краскома Василия Боженко (тело выкинули из гроба и надругались над ним) — Щорса решили похоронить в Самаре, где жила семья его гражданской жены Фрумы Ефимовны Ростовой.
Тело по некоторым данным сутки держали в солевом растворе, но повязку с головы так и не сняли. Его поместили в обитый оцинкованным железом гроб, который после для транспортировки поместили в запаянный цинковый ящик. Чтобы гроб внутри не «гулял», его зафиксировали деревянными распорками, дно ящика засыпали опилками.
Щорса в Самару сопровождал почётный караул из 10 курсантов школы красных командиров (краскомов) — любимого «детища» комдива. Также хоронить его поехали три брата, политработники, несколько соратников и три сестры Фрумы.
Траурный поезд состоял из салон-вагона, в котором находился гроб, и двух классных вагонов. Он прибыл в пункт назначения 13 сентября и на следующий день Николая Щорса погребли на Всехсвятском кладбище города Самары в присутствии безутешной вдовы, которая в это время была на 8-м месяце беременности.
Вокруг располагались могилы зажиточных граждан, неподалёку за забором проходила ж/д ветка и находились вагоно-ремонтные мастерские. Ящик оказался слишком большого размера, так что вырытую заранее могилу пришлось расширять и углублять.
Фрума Ефимовна потом вспоминала:
«Спустя некоторое время я обратилась в Самарский Губком ВКП(б) с просьбой об установке надгробного памятника на могиле Щорса. Губком ассигновал для этой цели 20000 руб., за которые местный мастер Бранников установил довольно большой (выше моего роста) памятник из белого мрамора, состоявший из двух блоков правильной продолговатой формы, на верхнем из которых был высечен лавровый венок и в нем надпись: «Начдив 44 Николай Александрович Щорс 1895-1919». Надпись была покрыта позолотой. Спустя два года, т.е. в 1921 г. соратник Щорса Тищенко Иосиф Петрович, проезжая через г.Самару установил при помощи того же мастера Бранникова ограду вокруг могилы».
В 1926 году кладбище оказалось в зоне промышленной застройки, его было решено перенести. Семья Фрумы Ростовой как-то не озаботилась вопросом переноса могилы Щорса, или же не была вовремя оповещена… и её снесли.
В 1935 году с подачи Сталина начался процесс канонизации героев Гражданской войны, в том числе и Щорса.
О нём стали писать книги, сложили популярную песню, в его честь переименовали родной город Сновск. Свои воспоминания, подтверждавшие официальную версию, написали Квятек и Дубовой (у последнего о Щерсе вышла целая книга). В 1939 году Александр Довженко снял про комдива талантливый фильм — а могилы всё нет.
От руководства Куйбышева (Самару переименовали в 1935 году) стали требовать обнаружить захоронение легендарного героя, но сделать этого не удалось — на месте кладбища давно уже высились заводские корпуса. В тот же год нашли некоего Сергеева, который вроде бы как присутствовал на похоронах, но в том месте, которое он указал, ничего не нашли. На следующий год обнаружили бывшего работника кладбища И.М. Феропонтова, но и с его помощью могилу разыскать не удалось, хотя для поиска закладывались контрольные траншеи.
В это же время начался процесс массовых репрессий среди командиров Красной армии.
По обвинению в участии в антисоветском, троцкистском и военно-фашистском заговоре в РККА арестовали командарма 2-го ранга Ивана Дубового. На допросах, хотя его в этом и не обвиняли, он добровольно дал следующие показания:
«Щорса Николая Александровича, бывшего начальника 44-й стрелковой дивизии, я убил 31 августа 1919 года… Я попал в его подчинение, что крайне озлобило меня против Щорса. Еще больше озлобился я против Щорса, когда, пробыв короткое время в дивизии, почувствовал требовательность его, стремление ввести жесткую дисциплину в частях. Тогда-то у меня возникло твердое решение убить Щорса…
Так как Щорс был чрезвычайно храбрым, бесстрашным человеком и постоянно находился на передовых позициях, я решил использовать это для того, чтобы убить его, представив убийство, как гибель Щорса от пули противника. Так я и сделал…
Мы залегли, причем Щорс лежал впереди меня, шагах в 3-4 х. Пули ложились вперед и рядом с нами. В это время Щорс повернулся ко мне и сказал: "Ваня, какой хороший пулеметчик у галичан, черт возьми!"
Когда Щорс повернул ко мне голову и сказал эту фразу, я выстрелил ему в голову из нагана и попал в висок. Лежавший возле Щорса бывший тогда командир 388-го стрелкового полка Квятек вскрикнул:"Щорс убит". Я подполз к Щорсу, и он у меня на руках, через 10-15 минут, не приходя в сознание, скончался. Я знал, что среди бойцов и командиров 44-й дивизии были подозрения в том, что я убил Щорса, однако конкретно никто из них никогда не мог сказать чего-либо точного против меня по этому вопросу. Так мне и удалось все эти годы скрывать мое преступление».
Конечно, зная, какие методы использовались в застенках НКВД, можно сомневаться в его словах. Тем не менее, такое признание есть.
Его не придали огласке, видимо, чтобы не запятнать память героев Гражданской войны. 28 июля 1938 года Дубовой получил свою пулю не как убийца Щорса, а как предатель-троцкист.
Не избежал репрессий и Квятек. В своём признании на имя наркома НКВД Николая Ежова он написал:
«Я хочу рассказать об убийстве бывшего командира 44-й стрелковой дивизии Щорса и обо всем, что приводит меня к твердой уверенности о причастности к этому делу Дубового…
Впоследствии были отдельные разговоры в полку, что Щорс убит своими. Причем среди бойцов шли усиленные разговоры, что Щорса убил Дубовой, чтобы занять место Щорса. Эта мысль еще тогда возникла и у меня. Я исходил из личных подозрений, исходя из обстоятельств смерти Щорса, которые я сам наблюдал…
В 1936 году в январе или феврале, когда Дубовой меня вербовал в контрреволюционный военный заговор, я затронул вопрос перед Дубовым, относительно картины смерти Щорса, и между прочем я сказал, что Щорс погиб как-то нелепо и что в полку были отдельные разговоры, указывающие на него Дубового. Он мне ответил, что не следует подымать разговора относительно смерти Щорса, так как громадное большинство считает, что Щорс убит Петлюрой. Пусть это мнение так и остаётся и предложил мне, несколько волнуясь, больше об этом не говорить. Это ещё больше меня убедило, что к смерти Щорса Дубовой имел непосредственное отношение».
Конечно, данное признание также можно списать на попытку советского военачальника спасти свою жизнь, но и это ещё не всё.
Через 30 лет после гибели Щорса руководство УССР, а также немногие остававшиеся ещё в живых «щорсовцы» и Фрума Ефимовна, в очередной раз обратились к властям Куйбышева, чтобы они всё-таки нашли останки легендарного комдива.
Потребовался громкий окрик из Москвы, чтобы, наконец, местные чинуши взялись за дело всерьёз. Снова отыскали тех, кто присутствовал на похоронах и занимался их организацией, на место бывшего кладбища приехала Фрума Ефимовна… и вдруг чудесным образом практически с первой же попытки запаянный цинковый ящик с гробом нашли.
Городские власти долго не решались провести эксгумацию, они запросили разрешение на неё у Москвы. Прошёл месяц, прежде чем гроб вскрыли. В нём действительно обнаружились останки Щорса — об этом говорила почерневшая, но пока ещё сохранившаяся, повязка на голове, характерное пулевое ранение в голову, остатки бородки и волос.
Ещё месяц власти потратили на получение разрешения на проведение судебно-медицинской экспертизы. Её вывод лучше процитировать:
«…2) Означенное повреждение причинено, по-видимому, или из короткоствольного оружия типа «наган», или из боевой винтовки.
3) Отверстие в области затылка следует считать входным, за что говорят довольно ровные края у костного дефекта в области затылочного бугра. Отверстие, расположенное в левой теменной области, следует считать выходным, на что указывает форма отверстия с отслойкой наружной костной пластинки.
4) Выстрел произведен в направлении сзади-наперёд, снизу-вверх и несколько справа-налево…».
И Квятек, и Дубовой — главные свидетели произошедшего, утверждали, что справа сзади за Щорсом в тот роковой день лежал и вжимался в землю под очередями галичанского пулемёта краском Иван Дубовой. Таким образом получается, что в 1938 году, видимо, решив, что смерти ему всё равно не избежать, Иван Наумович «исповедался» — признался в убийстве, которое действительно совершил 19 лет назад.
Но и это ещё не конец истории.
Пришли «святые 90-е», и вокруг гибели Николая Щорса начался нездоровый ажиотаж. В то смутное время появилось множество дутых сенсаций и лживых фальсификаций, направленных против ключевых персоналий российской и советской истории. Особенно обильно поливались «помоями» герои Гражданской войны, воевавшие за Красную армию. В принципе, несколько снизив свою интенсивность, этот процесс продолжается и сейчас.
В гибели Щорса, конечно, обвиняли и Дубового, хотя данные архивов тогда ещё не публиковали. Но «обличители» шли дальше. Они утверждали, что у убийства были заказчики, среди которых когда называли Троцкого, когда — создателя ГРУ Семёна Аралова (он как раз в этот период времени был членом Реввоенсовета (РВС) 12-й армии), а когда и их обоих.
Непосредственным убийцей даже называли (и продолжают называть) уполномоченного РВС 12-й армии Павла Самуиловича Танхиль-Танхилевича.
Основной аргумент — советское командование опасалось, что Щорс пойдёт вслед за атаманами-предателями Зелёным, Григорьевым, Махно, и начнёт воевать против Красной армии. Вспоминают и о том, что, когда Аралов за неделю до гибели Щорса проводил с ним в штабном вагоне совещание, тот в сердцах заявил, чтобы его снимали с дивизии.
Но этот довод — очевидная натяжка: дивизия к концу августа полностью доказала свою лояльность советской власти, а вот убийство комдива могло сильно снизить её боевой дух.
Ну а то, что Щорс говорил на повышенных тонах с членом РВС вполне объяснимо — в сложной обстановке лета 1919 года нервы у всех командиров Красной армии были на пределе. Тем боле комдив всего несколько дней назад похоронил своего боевого друга и соратника — комбрига Василия Боженко.
Однако различные публицисты по-прежнему продолжают безадресно ссылаться на какие-то телеграммы Троцкого Аралову и Аралова Троцкому; на рукопись Аралова «На Украине 40 лет назад» (1919), которой нет в свободном доступе, о которой не сообщается, в каком архиве она находится, и которая не введена в научный оборот; на внезапный карьерный взлёт Танхиль-Танхилевича и т.д. и т.п.
Конечно, возможно, автор данной публикации ошибается, и эти или подобные документы лежат где-то в архивных закромах и ждут своего часа… а может уже нашли. Но лично он считает, что признаний Квятека и Дубового, а также результата экспертизы вполне достаточно, чтобы однозначно ответить — кто убил комдива-44 Николая Щорса и почему.