Были и негативные моменты
Напротив Кремля, на возвышении Манежной площади, из полицейских оградок выстроен лабиринт, в котором должна была находиться очередь. Видимо, устроители выставки надеялись повторить успех другой экспозиции, выставлявшейся в Манеже два года назад, — «Романовы». Тогда выставка в честь 400-летия династии, организованная патриаршим советом по культуре, вызвала большой резонанс, если не сказать скандал. Многие критиковали ее за подаваемую в лоб идеологию: самодержавие, православие, народность — хорошо; свобода, равенство, братство — плохо. Но это не помешало популярности выставки среди москвичей — и в будни очередь на нее начиналась у гостиницы «Москва».
Логичный приквел к «Романовым» — «Рюриковичи» — в следующем году уже не вызвал прежнего ажиотажа. Но вот уже у романовского сиквела «1914–1945. От великих потрясений к Великой Победе», посвященного самому сложному периоду отечественной истории, были все шансы повторить успех двухлетней давности. Но в ноябрьский вторник в лабиринте на Манежной площади пусто. Под дождем зябнут полицейские, а редкие посетители Манежа спешат как можно быстрее попасть в здание.
Чудотворная в Манеже
В современном интерьере Манежа оригинально выглядят прилавки с мерчем выставки. Больше всего они напоминают книжные развалы на митингах КПРФ. Православные богословские книги соседствуют с брошюрами о кремлевских тайнах 1930-х годов. Отдельной стопкой лежит бестселлер куратора выставки епископа Тихона Шевкунова «Несвятые святые». Биография адмирала Колчака спокойно соседствует с книгой о трагической судьбе советских командармов во времена «большого террора». Картину дополняют жизнеописания Столыпина, Сталина и Троцкого, выложенные в ряд. По стенам висят календари с триумфальными фотографиями Берлина 1945 года. Мерчем торгуют немолодые женщины в длинных юбках и платках. У прилавков толпятся старики. И в этот момент ассоциация с митингом КПРФ постепенно исчезает, а появляется ассоциация с церковными лавками в паломнических центрах.
Дальше это ощущение только усиливается. У входа на выставку выставлена, видимо, чудотворная икона. Очередь к ней, правда, небольшая. Обычной в таких случаях толкучки нет, поэтому молодой священник позволяет сразу двум бабушкам креститься перед иконой, стоя на коленях. Священнослужитель выглядит уставшим, но довольным. Подойти ближе не получается. Останавливает работница выставки:
— Молодой человек, вход на выставку правее.
— А что за икона?
Женщина, неподдельно удивляется:
— Как же? Богоматерь Державная из Коломны. Она там была обретена. Здесь на время выставки. Молодой человек, так вы на выставку или нет? Если к иконе, то левее.
— Нет, спасибо, я на выставку. А много к иконе людей идет?
Теперь женщина смущается:
— Идут. Выставка правее.
Внутри пророчества
Выставка выдержана в темных тонах. Концепция довольна проста. Из зала в зал сменяются различные этапы: Россия накануне Первой мировой; Россия в Первой мировой; Февральская революция и так далее. Слева — интерактивная хроника. Справа — цитаты великих людей. В центре разные уточнения, которые, собственно, и должны сформировать у человека четкие представления о событиях. Есть и кинозалы, где интерпретация событий подается уже прямо в лоб.
Но сначала посетителя встречают цитаты православных святых о судьбе России в XX веке. Все они сходятся на том, что будет трудно, но Руси негасимый свет непременно воссияет.
Поэтому в следующем зале зритель «попадает» на Первую мировую войну. Генералы и монаршие особы рассказывают нам о подвиге русского солдата. А западные политики подчеркивают, что они предали Россию. На стелах с целями и достижениями стран – участниц Первой мировой особняком стоят США, после войны ставшие центром мира. Никакой новости в этом нет, но неподготовленному посетителю дает четкое понимание, зачем нужен был этот конфликт.
А дальше наступает революция. В кинозале диктор невозмутимо вещает: «Очевидцы вспоминали, как чиновники британского консульства раздавали деньги в Петрограде солдатам для того, чтобы они надели красные банты на свою шинель. Революция не происходит без причины. Но не один человек не будет в здравом уме разрушать свой дом. Все вопросы можно решать конструктивно. Потом сами депутаты Государственной думы признавали виноватыми в революции не русский народ, не так называемых пролетариев, а самих себя». За минуту диктор успел рассказать, что революция устроена на британские деньги при помощи местных сторонников парламентаризма. Русский народ ни в чем не виноват и ничего не хотел.
Казалось бы, что после этого выставка должна превратиться в большой панегирик Белому движению с проклятиями в адрес большевиков. Но устроители выставки стоят на других позициях.
За минуту диктор успел рассказать, что революция устроена на британские деньги при помощи местных сторонников парламентаризма
Разрыв и поток
Русская история традиционно оценивалась с двух разных позиций. Одни осмысляли историю в категориях разрыва. Другие видели ее как единый поток. Но обе стратегии оценки прошлого были направлены на осмысление и преодоление травматичного опыта истории, который характеризовало главное событие — Раскол. С середины XVII века государство целенаправленно проводило политику по подавлению гражданского общества, а все реформы пыталось спускать сверху. Они же, в свою очередь, должны были укрепить государственные институты, а сферу влияния общества сократить и ограничить. Так было далеко не всегда, и иногда общество перехватывало инициативу, как это было в 1917 году. Но такие эпизоды только усугубляли ситуацию. Раскол — это не только религиозный конфликт, а указание на постоянный конфликт между государством и гражданским обществом в России. В этом противостоянии победитель получал все, а компромисс практически не допускался.
Осмыслять это явление начали в первой половине XIX века. Все началось с западников и славянофилов, которые пытались оценить исторический опыт Российской империи и упирались в личность ее основателя Петра Великого. Западники прославляли его за решительный разрыв с прошлым и открытие страны Европе. Славянофилы за то же самое первого императора упрекали. Но все сходились в одном — течение отечественной истории в начале XVIII века кардинально поменялось.
С тех пор многие российские историки и мыслители не могли нащупать единую ткань русской истории. Николай Бердяев говорил о нескольких образах исторической России: Киевской, Монгольской, Московской, Петербуржской, Советской. Он же предсказывал и появление постсоветской России. В начале XX века все политические партии, кроме охранителей, стремились к коренному переустройству общества. Удалось это большевикам. И в течение первых пятнадцати лет своей власти они последовательно отменяли предшествующие тысячу лет. Совсем недавно, 25 лет назад, российское общество воспринимало почти случайностью в своей истории 74 года советской власти и стремилось вернуться в цивилизованную семью народов.
25 лет назад российское общество воспринимало почти случайностью 74 года советской власти в своей истории
Другая традиция — рассматривать историю как единый поток — появилась одновременно со спорами западников и славянофилов. Это время, когда национализм был интеллектуальной и политической модой. Причем модой, которая угрожала самим основам династической сословной империи Романовых. Поэтому самодержавие и его политтехнологи во главе с министром просвещения графом Сергеем Уваровым в начале 1830-х годов принялись реализовывать грандиозную задачу — превращение национализма из разрушителя империи в ее охранителя. С задачей они справились мастерски. Русский национализм и поныне защищает не столько социальные и политические интересы русских, сколько империю и ее мифологию.
Но любой национализм ищет свое основание, если не сказать оправдание, в прошлом. Интеллектуальная мода на национализм привела к расцвету историографии. Под гул орудий Отечественной войны 1812 года Николай Карамзин создает свою «Историю государства Российского» — первый non-fiction бестселлер в России в современном смысле этого слова. Бывший журналист и писатель, переделавшийся в историка, доказывал, что вся отечественная история — это череда свершений самодержавия на благо народа. Такой взгляд попадал в самый центр идеологии «официальной народности» и был максимально распространен через гимназические и университетские учебники, созданные историком Николаем Устряловым.
Позже идея о главной роли государственных институтов в истории России переросла в миф о благотворности «крепкой руки», противопоставленный хаосу демократии. Поэтому апологеты такого взгляда видели историю как единый поток. Положительные герои в ней стремятся укрепить государство и приумножить славу Отечества. Отрицательные служат разрушению государственных основ.
Впервые по-настоящему «единый поток» оказался востребованным Сталиным в конце 1930-х годов, когда в ситуации острого социального кризиса прежнее революционное экспериментаторство перестало сплачивать советских людей. Постепенно реабилитировался весь дореволюционный пантеон героев. Даже такие цари, как Иван Грозный и Петр Великий, стали трактоваться как положительные герои.
После смерти Сталина почвенники хотя и разделились на два лагеря — условно «белый» и «красный», это не мешало им видеть в качестве своих противников западников и прогрессистов. Когда очередной образ исторической России — советская — погиб под воздействием разрушительных сил, то произошло окончательное слияние. На антиельцинских митингах начала 1990-х годов под кумачовыми флагами и «имперками» старики несли портреты Сталина, а новоявленные казаки — императора Николая II.
И тут становится понятно, что на самом деле напоминает эта выставка.
Великий перелом и голубая комната
Идеологи выставки ничего нового не придумали. Начнем с того, что даже настоящих исторических артефактов на выставке почти нет. Все заменяет красивое мультимедиа, которое призвано не показать историю, а рассказать. Этот рассказ, или, как говорят историки, нарратив появился в СССР в 1940-е годы и был круто замешен на утверждении государственного патернализма, социального популизма, имперского великодержавия и этатизма.
В те годы идеологи сталинизма не пошли на то, чтобы включить в историю рассказ о положительной роли церкви в деле укрепления государства, хотя ее реабилитация со времен войны худо-бедно шла. Выставка «От великих потрясений к Великой Победе» призвана исправить эту досадную ошибку Сталина.
Сама выставка — это два параллельных коридора из залов. Чтобы попасть из первого во второй, нужно пройти по самому мрачному и большому залу — он посвящен разгрому Русской православной церкви в 1930-е годы. Со стен на посетителей глядят иконы новомучеников Русской православной церкви, у стен горят электронные свечи. Именно эти события своим положением в пространстве экспозиции указывают, что именно их устроители считают настоящим Великим переломом.
Но после них посетитель как-то неожиданно попадаем в круглый и светлый зал, выполненный в голубых тонах. Он называется зал-панорама «Народ». В центре сталинградские камни с надписями, оставленными погибавшими, но не сдавшимися красноармейцами.
«Кто не жалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца; кто хочет воссоздать его в прежнем виде, у того нет головы»
А вокруг мониторы демонстрируют нам тот самый единый поток: писатели, маршалы, конструкторы, ученые, священники, поэты, певцы, художники, политики — их портреты и фотографии в едином потоке текут по часовой стрелке. Первая ассоциация — с крестным ходом, как на картине Ильи Глазунова «Тысячелетняя Россия». Может быть, оттуда взята и голубая гамма зала? Но нет, вряд ли. Крестный ход по солнцу совершают старообрядцы. Прихожане РПЦ ходят против солнца.
Здесь же среди цитат великих людей наконец-то встречается изречение действующего главы государства: «Кто не жалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца; кто хочет воссоздать его в прежнем виде, у того нет головы».
Идеологи русского национализма в Советском Союзе с легкостью решали интеллектуальную задачу о представлении российской истории в виде единого потока, но вот о таких технологиях визуализации своих идей не могли и мечтать. Главный почвеннический сборник советского самиздата «Из-под глыб», где публиковались Солженицын, Шафаревич, Светов, распространялся в списках. Несколько машинописных копий имел журнал «Вече», который выпускал националист Владимир Осипов.
Впрочем, задолго до выставок патриаршего совета по культуре в Манеже выставлялся главный «белый» идеолог позднего СССР, уже упоминавшийся Глазунов. На те выставки тоже выстраивались очереди, несколько раз опоясывающие Манеж, — это был дозволенный в 1970-е годы модный русский национализм. В это же время Осипов, посмевший быть русским националистом на диссидентских позициях, отбывал в мордовских лагерях срок за свой самиздат. Глазунов параллельно рисовал портрет Брежнева.
В общем, единый поток тоже не должен заходить за берега.
Сиди, там хорошо
Залы, посвященные коллективизации и индустриализации, предсказуемо прославляют достижения Советского государства в этот период. Встречает нас Сталин: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние за десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
И там среди статистических данных по достижениям первых трех пятилеток находится маленький закуток — «Большой террор».
Подходит экскурсионная группа. Девушка рассказывает:
— Но были и негативные моменты. После убийства Кирова в 1934 году Сталин боялся своих соратников. Он не зря это делал. Ведь у них уже был успешный опыт государственного переворота… Жертвами «большого террора» стали и много невиновных, простых советских граждан. Многие дела фабриковались. Система лагерей называлась Главное управление лагерей, сокращенно ГУЛАГ. Особенно среди этих лагерей выделялись так называемые шарашки, в которых для посаженных ученых были созданы, насколько это возможно в рамках тюрьмы, комфортные условия. Именно в шарашках ковался ядерный щит СССР. Пройдемте в следующий зал.
Вот и все, что нужно знать о ГУЛАГе посетителю выставки. Со стен смотрели портреты заключенных шарашек: писатель Александр Солженицын, конструктор Сергей Королев, авиаконструктор Андрей Туполев.
Две бабушки, пока не пришла другая экскурсия, спорили:
— При Сталине были несправедливо расстреляны сотни тысяч невинных.
— Нет, просто сотни невинных.
Начинается следующая экскурсия.
— В шарашках были созданы все условия… Ковался ядерный и военный потенциал СССР…
На все это с фотографии мрачно смотрел главный колымский сиделец писатель Варлам Шаламов. Цитата из него была подобрана тоже мастерски: «Увидел, что единственная группа людей, которая держалась хоть чуть-чуть по-человечески в голоде и надругательствах, — это религиозники-сектанты и большая часть попов».
Ничего, кроме войны
Война — главное историческое событие, которое объединяет россиян. Никакие сиюминутные политические цели не способны изменить ее восприятие и трактовку событий. Великобритания и США были главными союзниками. Если их участие в Первой мировой еще можно было трактовать как странную политику по ослаблению России, то во Второй мировой они не могут рассматриваться иначе как наши великие союзники. Не получилось это пересмотреть и в Манеже, если, конечно, такая попытка была.
Казалось бы, что именно война должна стать главным мерилом для оценки положения церкви в СССР, но эта тема проходит вскользь. Да, возрождено патриаршество, но и Гитлер охотно заигрывал с обиженными большевиками верующими. На оккупированных территориях открывались храмы, возрождалось религиозное образование, ценности из музеев передавались обратно церкви. Но, впрочем, не зачислять же это в плюс поверженному врагу. А победа списала многое.
Кончается выставка двумя огромными экранами с видео. На первом — панорамная беззвучная съемка московской акции «Бессмертный полк» 9 мая 2015 года. Другое видео снято в смешном интернет-жанре «Вопросы случайным прохожим». Это своеобразный тест на усвоение полученного материала. Люди на видео в основном глупо ошибаются: путают Николая II со Сталиным, революцию с репрессиями, начало войны с ее концом. Будто в утверждении такой мешанины исторического сознания и есть настоящая цель выставки.
Она продлится в Манеже до 22 ноября.