Режиссер Эмир Кустурица об «Оскаре», «Аноре» и своем новом фильме
С 5 по 9 марта в Ханты-Мансийске пройдет XXIII международный фестиваль кинодебютов «Дух огня». Автор «Сноба» Егор Спесивцев поговорил с президентом фестиваля, режиссером Эмиром Кустурицей об «Аноре», «Барби», конъюнктуре на «Оскаре», «Преступлении и наказании» и самых ярких впечатлениях от кино.
Недавно вы сказали, что видите на главной роли в своем новом фильме «Как я не снял “Преступление и наказание”» Юру Борисова. Уже связывались с ним?
Мы уже договорились. Я думаю, все будет. И я очень рад, потому что это редкий тип актера, которых в истории кинематографа было не так много. Это люди, которым достаточно просто появиться в кадре, чтобы завладеть зрителем. И главная роль в этом фильме — самый важный момент. Герой существует в процессе, где не происходит реконструкции событий из Достоевского, но эта история вдохновлена Достоевским. И ее оригинальность держится на силе главного героя. На его силе и его слабостях.
В «Аноре» Юра тоже обаятельный, но фильм вам не понравился.
«Анора» — это ошибка. Важно рассказывать истории о том, как сегодня живут разные люди, но здесь встает вопрос о моральных качествах этих людей. Кто есть в этом фильме? Богатый молодой человек, который влюбился в проститутку, — и на этом все. Больше там ничего не происходит. Потому что нет проблемы. Если делать такой фильм об отношениях богатого человека и проститутки, нужно найти какой-то главный элемент этих отношений. В «Аноре» этого элемента нет. И я говорю об этом, потому что это первый плохой фильм, который я видел среди победителей Каннского фестиваля.
Вы понимаете, почему «Анора» победила в Каннах?
Я думаю, потому что режиссер «Барби» была председателем жюри. Если человек считает, что самое важное в нашей сегодняшней эпохе — это «Барби», у него не может быть философского отношения к жизни и понимания той жизни, которой люди живут сейчас. Потому что в «Барби» ты работаешь только в коммерческом измерении. Ее (Грету Гервиг, режиссера фильма «Барби» — Прим. ред.) взяли в жюри только потому, что ее фильм получился очень коммерчески успешным. Я думаю, что это огромная ошибка. Но это ошибка, которая происходит из состояния вещей в мире.
На «Духе огня» мы показывали фильм, который победил на фестивале в Пекине, — называется Gold or Shit. Это маленький фильм, но очень важный: об отношениях с Родиной, о проблемах человека, которому уже 40 лет, а он ничего не добился. Если бы этот фильм 20–30 лет назад оказался в Каннах, он бы победил. И это премьера: его показывают в Китае, на Филиппинах, в Таиланде. Думаю, что и в России он шел или будет.
Такие фильмы поднимают самые главные вопросы в жизни человека. И эту социальную релевантность важно показать уже в завязке. Без этого аспекта можно снимать коммерчески успешные проекты, но хорошие фильмы о настоящих людях — никогда.
Мы недавно говорили с Алексеем Германом-младшим, он сейчас работает над фильмом про Сергея Эйзенштейна. И он заметил, как сложно объяснить зрителю, почему он должен сопереживать герою-режиссеру: вокруг война, а у него кадр не так поставлен и светильники «недостоверные». Вы эту проблему понимаете?
Объяснить невозможно. Я думаю, нужно создать закрытую структуру фильма, в которой обязательно должна быть какая-то тайна. Святая тайна, которую зритель сможет открыть, если ему сам фильм в этом поможет. Например, как в моем фильме: режиссер хочет снять кино, но, чтобы получить на это деньги, ему нужно будет убить женщину. Это конфликт, это четкая структура, четкая архитектура — как в жизни. Если нет структуры, хорошее кино снять не получится. Фильм всегда работает на этих основах. Вспомним «Брата» — там очень сильная субъективная структура: проблема криминала, проблема менталитета. Если снимаешь фильм про Эйзенштейна, не надо думать о зрителе.
Когда начнутся съемки вашего фильма?
В конце октября. Я буду снимать долго — 15 недель.
Вы планировали его снимать в Краснодарском крае.
Такое было, но все изменилось. Снимать будем здесь, в Москве. Я много раз хотел сделать фильм по Достоевскому, но теперь он будет скорее «по мотивам».
А сериал «Преступление и наказание» смотрели?
Смотрел. Я думаю, это очень поверхностно. Как раз потому, что там нет структуры. Завязка же очень простая: человек думает убить старуху, потому что она некрасивая, потому что у нее много денег, «Наполеон убил миллион человек, а я чем хуже?» — и из этой, я бы сказал, патологической логики происходит убийство. Но эту связь нужно устанавливать в каждой сцене, каждую минуту, каждую секунду. Нельзя просто снимать по тексту Достоевского — получится иллюстрация. Хороший телеспектакль, но не фильм.
Что вы видели из оскаровских номинантов этого года? Кроме «Аноры».
Ничего. Для меня «Оскара» не существует. Последний раз я обращал на него внимание, когда Никита (Михалков — Прим. ред.) победил с «Утомленными солнцем». Еще я помню иранский фильм, который называется «Развод Надера и Симин», тоже хороший. Некоторые хорошие фильмы там побеждали. Но я не жду «Оскара». Это очень конъюнктурная премия. У меня нет веры, что лучшее кино — там.
А с каких пор «Оскара» для вас не существует?
С тех пор, как там победил фильм «Белые шлемы». Это фильм о войне в Сирии. Там «белые каски» приезжают и спасают из-под завалов людей, детей. Я просто увидел, что это политический заказ. Что на самом деле все было не так, как они пытались показать.
По синопсису мне кажется, что ваш следующий фильм — это что-то вроде «Восьми с половиной». Тоже фильм о режиссере, который отчасти автобиографичен, у героя так же не получается снять фильм, над которым он долго работает. Понятно, что фильма еще не существует, но насколько это справедливое сравнение?
«Восемь с половиной» — это вершина, памятник европейского экзистенциализма. Наравне с тем, что писал Жан-Поль Сартр и другие философы этого периода. Я не экзистенциалист. Может быть, что-то такое было у меня в первом фильме, потому что его я снимал автоматически. Процентов 80 из того, что там показано, было в моей жизни, было со мной. Очень много всего нужно было показать, потому что опыт был огромный. Я хотел всю свою биографию туда вместить. К сожалению, в жизни всего один или два раза можно сделать такой фильм. А потом нужно снимать более формальное кино.
Из «более формальных» у вас были неудачные фильмы?
Я думаю, «Завет». Потому что это была чистая комедия. Я решил сделать чистый жанр — и в этом была моя ошибка. Никогда не нужно снимать кино в одном жанре.
Последний вопрос: ваше первое впечатление от кино?
Я был очень молодой и работал в Югославской кинотеке в Сараеве. Мы возили туда уголь, и нам в качестве оплаты разрешали посмотреть какой-то фильм. Так я первый раз в жизни увидел Кларка Гейбла — это знаковый актер. Это было яркое впечатление. И еще огромное впечатление оставил фильм «Жизнь прекрасна» — я с тех пор никогда не переставал думать о том, как сделать такой фильм: идеалистический по форме, о том, что жизнь в любых обстоятельствах может быть радостной — и это без идеологии.
Беседовал Егор Спесивцев