ТГУ издал книгу с воспоминаниями и заметками о дореволюционном Томске
Томск конца XIX – начала ХХ века, по словам Караченцева, вызывал очень разные впечатления: "Например, инженер Гарин-Михайловский, который обосновал целесообразность обхода железнодорожной магистралью города Томска после отъезда был рад тому, что он наш город никогда не больше не увидит". Сибирь вообще произвела на Гарина-Михайловского очень тяжелое впечатление, представлялась ему "адом", а Томск, через который он "вступал" в Сибирь, достойным входом с дантовской надписью: "Оставь надежду всяк сюда входящий", добавил собеседник агентства. "Некоторые были, напротив, довольны Сибирью, особенно те, чьи годы юности пришлись на время жизни в Томске, в частности мне запомнились воспоминания известных ученых и членов Академии наук СССР геолога Павла Степанова и гельминтолога Константина Скрябина. Они в детстве и юности много путешествовали по Сибири, жили в Иркутске, Красноярске, в Бийске, в Томске, описывали пути сообщения Сибири", – добавил Караченцев. Собеседник агентства пояснил, что в Томске Скрябин и Степанов были в конце XIX века, во времена ключевых изменений в жизни города – "это и открытие университета, и строительство Транссибирской железной дороги. Теплые воспоминания остались у них об обучении в Томском реальном училище".
А вот идеолог сибирского областничества, автор книги "Сибирь как колония" и основатель газеты "Восточное обозрение" Николай Ядринцев был другого мнения. Он переехал в Томск в 1851 году, когда ему было девять, учился в Томской мужской гимназии, а в 17 лет уехал в Санкт-Петербург. В книге "Томск в воспоминаниях и путевых записках" приводятся не самые лестные его слова о городе: "Город не отличался безопасностью, и в моих воспоминаниях сохранилось много случаев. Когда мы с овдовевшей матерью жили в своем доме, часто носились слухи, что нас хотят ограбить. Я не спал по целым ночам и караулил в окне при свете месяца, не подъезжает ли "кошевая" (сани, в которых ездят ватагами). Как-то, когда не было матери дома, к нам постучались и я чуть не убил своих знакомых, схватившись за топор и встав около дверей… … Каждая осень открывает сезон убийств. Дороги становятся небезопасны и начинаются "шалости" вроде срезывания чаев, явления на рынке саней с мужиком без головы и без мешков муки, которые он вез на базар, исчезновение возов с белками и горностаями, убийство проезжающих купцов и т. п. На улицах города чиновники ходят с открытыми перочинными ножичками; возвращаясь поздно с попоек, мещане таскают с собой какое-то тяжелое оружие вроде старой заржавленной сабли, и появляется объявление местной патриархальной полиции, что "с орудием ходить по городу воспрещается", причем говорится в успокоение, что было всего несколько краж и все они разысканы".