Дальневосточный «гном», или Первый полпред императора

Провожали любимого генерал-губернатора всем городом.

Небольшого роста (он был значительно ниже невысокого Николая II), но крепкий, с «гномьей» бородой первый приамурский генерал-губернатор Андрей фон Корф был похож на сказочного персонажа. При этом он сделал максимум от него зависящего для раскрытия природных кладовых Забайкалья и Дальнего Востока для своего Отечества.

Приамурское генерал-губернаторство было учреждено в 1884 году, в его состав были включены остров Сахалин, Приморская (в её состав входили современные Хабаровский край и большая часть Приморского края), Владивостокское военное губернаторство и две области — Амурская и Забайкальская, которая тогда состояла из территорий современных Республики Бурятия и нашего края.

В то время генерал-губернатор, по сути дела, играл роль современного полномочного представителя президента России. Он координировал работу военных губернаторов, которые возглавляли все перечисленные территории, являясь одновременно командующим военным округом.

Местом пребывания генерал-губернатора был определён небольшой городок на Амуре, который тогда назывался Хабаровка (ныне Хабаровск).

Исключение из правила

Император Александр III не любил немцев, был ярко выраженным русофилом, и на высокие посты в государстве Российском старался назначать преимущественно великороссов. Однако в этом его правиле бывали и исключения. Одним из них как раз был барон фон Корф.

Корфы были старинным баронским и графским родом, происходившим из Вестфалии и выехавшим в Прибалтику в XV веке, откуда его представители расселились тремя ветвями по Литве и России. Фамилия дала выдающихся государственных и военных деятелей трём странам: России, Польше и Германии. Среди них — польский посол в Дании, немецкий кораблестроитель, директор Петербургской публичной библиотеки, петербургский городской голова.

Один из Корфов — кстати, тоже Андрей, имя было очень популярным в семье — ближайший помощник фельдмаршала Фермора, исполнявший обязанности делопроизводителя коменданта Кёнигсберга, взятого русскими войсками в Прусскую войну 1758 года — зафиксировал акт принятия русского подданства доцентом Кёнигсбергского университета выдающимся философом Иммануилом Кантом.

В Курляндии 10 февраля 1831 года родился и Андрей фон Корф. Он прошёл типичный для многих дворян того времени путь. Обучался в Пажеском корпусе, в 1849 году был направлен служить в гвардейский Преображенский полк. Стрелковому делу обучался в Пруссии, Бельгии и Франции.

В 1859 году воевал в рядах кавказской армии. Под Ведено, бывшем столицей мятежного Шамиля, был ранен в ногу. «В деле против Горцев при взятии укреплённого аула Ведень, в 1859 году, во время штурма Андийского редута, вызвавшись в охотники, во главе двух рот 20-го Стрелкового батальона, бросился на означенный редут и взошёл на вал в числе первых», - говорилось в документах на его представление к награждению орденом святого Георгия 4-й степени.

О его мужестве и упорстве говорит и тот факт, что после ранения Андрей Николаевич с завидным упорством стал заниматься танцами, ведь именно мазурками полковые врачи рекомендовали разрабатывать повреждённую мышцу.

Первый административный опыт он приобрёл в обстоятельствах экстремальных: при умиротворении крестьянских волнений в Подольской губернии в связи с введением «Положения о крестьянах от 19 февраля 1861 года». Дело в том, что многие крестьяне тогда выступали против отмены крепостного права. Так вот те волнения удалось приостановить без принятия суровых мер.

По возвращении в столицу полковник фон Корф стал начальником Стрелковой Офицерской Школы. В 1862 году 31-летний Андрей Корф женился на 17-летней дочери Тайного Советника Алексея Николаевича Свистунова Софье, которая стала его верной соратницей, часто сопровождавшей мужа в поездках по всему Дальнему Востоку.

С 1865 года Корф командовал 99-м пехотным Ивангородским полком, был начальником штаба Рижского военного округа, командовал лейб-гвардии Литовским полком и другими.

Александр III знал Корфа давно, едва ли не с начала семидесятых. Существует легенда о том, что царя привлёк лихой внешний вид генерала, его прекрасная кавалерийская выучка. Так ли это, точно не известно, но когда было принято решение о создании Приамурского генерал-губернаторства, в состав которого вошла и Забайкальская область, то его первым главой императорским указом от 14 июля 1884 года и был назначен, в нарушение императорских же правил, барон фон Корф Андрей Николаевич, бывший к тому времени генерал-лейтенантом русской армии.

Новый генерал-губернатор прибыл в край морем, через Владивосток. Прибыв в Хабаровку 13 октября 1884 года, Андрей Николаевич начал своё правление со знакомства с новым краем, показав замечательный пример всем последующим правителям огромного региона.

Съезды сведущих людей

Сразу по приезде полпред императора стал знакомиться с высшими чиновниками и военными. У него на приёме побывали практически все военные губернаторы, генералы и полковники. И неслучайно одним из первых решений генерал-губернатора стало выделение из казённых сумм средств для создания Общества изучения Амурского края — первой научной общественной организации в генерал-губернаторстве, костяк которой составили именно военные.

Корф объехал большинство территорий, вошедших в его генерал-губернаторство, снискав уважение своих новых земляков и современников. К слову сказать, в 1887 году он стал ещё и наказным атаманом всех приамурских, в том числе и забайкальских, казачьих войск.

Очень быстро стало понятно, что новое генерал-губернаторство может развиваться лишь за счёт собственных ресурсов и ресурсов близлежащих государств — к сожалению, надежды на поставки из Центральной России были минимальными. Поэтому Андрей Николаевич начал с того, с чего начал бы любой военный в любом столетии: с определения собственных ресурсов и проведения своеобразного совета, который он назвал съездом сведущих людей.

Всего их было три (1885-м, 1886-м и 110 лет назад — в феврале 1893 года). И все они сыграли немаловажную роль в развитии и освоении края. Свои действия генерал-губернатор напрямую соотносил с теми сведениями, рекомендациями и решениями, которые сведущие люди принимали на своих заседаниях.

Открывая и I и II съезды, Андрей фон Корф без всякого стеснения обращался к участникам: «Господа, помогите мне, дайте мне узнать край, его нужды…».

Как отмечает современный исследователь из Владивостока Анастасия Баранникова, в ходе съездов «рассматривались вопросы, касающиеся всех сфер жизни края: заселения, развития транспортной инфраструктуры, промышленности, торговли, образования, медицины и пр.

Работа съездов была организована следующим образом: все участники были распределены по комиссиям, занимающихся рассмотрением и обсуждением различных вопросов. Так, на II съезде работали комиссии для обсуждения: 1) вопроса пространства, почвы и климата края; 2) населения края; 3) поземельного устройства; 4) промышленности; 5) торговли; 6) путей сообщения.

Заседания съезда проходили публично и привлекали внимание широких кругов. Предварительно все вопросы съезда рассматривались в особых комиссиях, которые формировались из лиц «более или менее компетентных» в данных вопросах. После разбора каждого вопроса комиссии формулировали подробные ответы, которые затем обсуждались на общих заседаниях съезда.

Каждый день генерал-губернатор, который председательствовал на общих собраниях, открывал новое заседание кратким обзором предыдущего. Сами заседания происходили следующим образом: председатель общего собрания резюмировал вкратце постановления отделения/комиссии и приглашал присутствующих высказаться. По окончании прений А.Н. Корф делал своё заключение».

Открывая третий, ставший для него последним, съезд Андрей Николаевич сказал: «Все сведения, сообщённые мне тогда [в ходе предыдущих двух съездов], оказались верными и точными… Всё, что было намечено съездом, оказалось верным и практичным, и я постоянно находил лучшее разрешение каждого вопроса именно в том направлении, которое было намечено съездом».

То, что это действительно так видели и сами «сведующие люди». Жизнь в огромном крае менялась очень динамично, причём в лучшую сторону.

Байки про Корфа

В 1886 году из Петербурга на Дальний Восток выехал граф Альфред Кейзерлинг. Молодой выпускник Дерптского университета, только год проработавший в министерстве финансов, был приглашён к себе на службу приамурским генерал-губернатором (это говорит и о том, как Корф относился к подбору кадров). Граф стал чиновником для особых поручений при генерал-губернаторе.

В 1930-е годы, живя в Латвии, Кейзерлинг написал свои мемуары, названные «Воспоминания о русской службе». В них он подробно рассказывал не только о своём службе, но и байки о своём шефе. Байки, в которых правда так тонко была перемешана с вымыслом, что и сегодня трудно разобраться.

Тут и история о том, как однажды, когда генерал-губернатор совершал поездку из Верхнеудинска (ныне Улан-Удэ) в Кяхту, контрабандисты использовали его карету для того, чтобы доставить к границе для китайцев очередную партию золота. При этом в заключение они якобы передали Корфу записку, в которой не без издёвки писали: «Благослови Господь Ваше высокопревосходительство за доставку золота нашему китайскому другу».

Тут рассказ о посещении китайского мандарина, которому императрица Цыси прислала шнурок для того, чтобы тот в качестве наказания удавился. И тот сначала поприветствовал русского генерала, дал указания гостеприимно его встретить, а уж потом выполнил волю правительницы.

Поделился он и своей версией знаменитой Карийской трагедии, когда политические заключённые в знак протеста против грубого обращения массово пытались покончить жизнь самоубийством. И роль генерал-губернатора, пытавшегося не допустить этого.

«Проект реформ, задуманных Корфом, - писал Кайзерлинг, - касался изменения тюремного устава — и для уголовных, и для политических. Осуществить это удалось лишь год спустя, когда после ряда печальных происшествий в Верхней Каре жандармерия была удалена из генерал-губернаторства».

Дело в том, что в крае многие купцы и предприниматели, к примеру золотопромышленники, а также представители местной интеллигенции были из числа бывших каторжан и ссыльных. И Корф считал, что жандармский надзор за ними будет мешать развитию региона. Полиция тут, понятно, была.

Граф подробно рассказал о том, как Корфом была организована охрана цесаревича Николая Александровича, будущего императора Николая II, во время проезда того от Тихого океана до Байкала в 1891 году.

«Организовать поездку престолонаследника по Сибири так, чтобы всё шло благополучно, удобно и, главное, спокойно, было вообще трудно, - вспоминал Кайзерлинг, - тем паче для нас, ведь полтора года назад барон Корф удалил из своего генерал-губернаторства всю жандармерию и политическую полицию, которые обеспечивали безопасность царской семьи на остальной территории России.

К тому же именно в нашей области, в тюрьмах Забайкалья, содержались самые опасные преступники, а кроме них, были ещё и ссыльные поселенцы. Число этих последних тогда уже перевалило за сотню. Петербург срочно потребовал от барона Корфа вызвать из России целую армию жандармов и тайной полиции и возложить на них охрану цесаревича во время поездки. Мой начальник, однако, на собственном горьком опыте убедился, что доверять синим мундирам никак нельзя, и прилагал все усилия к тому, чтобы не допустить их снова в свою область, после того как с большим трудом выдворил их оттуда».

И Андрей Николаевич сумел не только организовать достойную охрану, но и убедить в правильности своего решения императора. В итоге всё прошло просто замечательно и Николай Александрович навсегда сохранил о Дальнем Востоке и Забайкалье самые тёплые воспоминания. К слову сказать, по возвращении в Петербург Цесаревич возглавил Комитет по строительству Транссибирской магистрали, о начале возведения которой он сам объявил во Владивостоке, когда совместно с генерал-губернатором Корфом провёл церемонию символического начала этой великой стройки.

Первым отстоял ЗабЖД

Вопрос о судьбе Забайкальской железной дороги в истории возникал с завидным постоянством. Меняли её границы, столицу её управления, не раз подумывали о её разделе между соседними магистралями. Но Забайкальская магистраль была, есть и будет ещё достаточно долго. Так вот, впервые вопрос о судьбе забайкальской магистрали возник ещё на этапе планирования строительства Трассиба.

В конце 1886 года на заседании Особого Совещания Министров Российской империи по указанию императора Александра III был рассмотрен вопрос «об осуществлении Забайкальской железной дороги». И после его обсуждения участники заседания пришли к выводу, что «скорейшее сооружение Забайкальской железной дороги необходимо не только в интересах местного края, но и всего государства».

Об этом впервые подробно написал в 1897 году князь Эспер Ухтомский в 3-м томе своего фундаментального труда «Путешествие Государя императора Николая II на Восток (в 1890—1891)». По его же словам, человеком, не только ходатайствовавшем перед императором о рассмотрении этого вопроса, но и своим активным участием в заседании решившим судьбу дороги, был приамурский генерал-губернатор, барон Андрей Николаевич Корф.

Будущее не только Дальнего Востока, но и прежде всего Забайкалья, было немыслимо без железной дороги, вот почему в 1886 году Андрей Николаевич так активно и отставал будущую забайкальскую магистраль. И поэтому когда 19 мая 1891 года он вместе с цесаревичем Николаем Александровичем, будущим императором Николаем II, торжественно положили начало строительства великой Сибирской магистрали, Андрей Корф первую телеграмму направил именно в Забайкалье: «Совершилось великое — по воле Царской заложено начало сплошной великой Сибирской железной дороги».

Антон Павлович Чехов, повстречавшийся с фон Корфом на Сахалине в 1892 году, написал, что «это великодушный и благородный человек, но что "жизнь несчастных" (так писатель именовал каторжан) была знакома ему не так близко, как он думал». На самом деле это Антон Павлович мало что понимал в вопросах организации системы каторги. Корф же много сделал и для Сахалина, и для Нерчинской каторги.

А ещё он содействовал созданию самой мощной на востоке России крепости на острове Русский около Владивостока, одновременно сам Владивосток постарался превратить в международный порт. Он побывал и не раз практически во всех областях Дальнего Востока, он выстраивал очень разумные отношения с Китаем, Монголией, Кореей и Японией. Перемены, произошедшие в этом регионе за годы его полпредства, удивляют и восхищают и сегодня.

В 1893 году было принято решение провести очередной, третий съезд сведущих людей. В нём участвовали уже не десятки, а более сотни участников. Этот съезд, в отличие от предшествующих, поставил более вопросов, нежели дал ответов. Отличительным его качеством было то, что отдельные вопросы рассматривались уже отработанными группами экспертов, прежде чем представлялись на общее рассмотрение, и уж тем более — утверждение.

Съезд длился более месяца, закончился в самом начале февраля. Ночью 7 февраля 1893 года Андрей Николаевич фон Корф скончался от удара. Похоронен он был в Хабаровске, в Успенском соборе. Провожали любимого генерал-губернатора всем городом.

17 марта 1906 года Забайкальская область, которую пронизали и Забайкальская железная дорога и Маньчжурская ветка, соединившая эту дорогу с Китайско-Восточной железной дорогой (КВЖД), была передана из Приамурского генерал-губернаторства в Иркутское. А само Приамурское генерал-губернаторство было упразднено в марте 1917 года.

У Андрея Николаевича фон Корфа на посту генерал-губернатора было шесть приемников, но ни один из них не работал в этой должности так долго и так эффективно, как он.

Тайна могилы генерал-губернатора

О том, куда же делся прах первого генерал-губернатора, историки, краеведы и журналисты спорят до сих пор.

Вроде бы ничего тайного тут нет. Похоронили барона фон Корфа в одном из пилонов в Градо-Успенском соборе, ныне это Соборная-Комсомольская площадь в центре Хабаровска. Собор этот в период гонений на Русскую Православную Церковь был уничтожен. Как писали многие тогда газеты, «в 1931 году барона выкинули на помойку при разборе собора...»

А вот хабаровский краевед Анатолий Жуков утверждает, что прах барона Корфа и не хранился вовсе под Успенским собором. По его словам, примерно через полтора-два года после захоронения (около 1895 года) вдова Корфа вывезла прах барона на родину в Латвию, в городок Лиепаю. А во время Великой Отечественной войны несколько бомб попало на территорию кладбища, где и был повторно захоронен барон Корф, и всё смешалось с землёй.

Есть ещё и версия писателя Дмитрия Нагишкина, изложенная им в романе «Созвездие Стрельца». В 1931 году будущий писатель работал корреспондентом газеты «Тихоокеанская звезда». Поэтому не исключено, что он действительно был реальным свидетелем произошедшего.

«Когда вскрыли склеп, находившийся в соборе, то обнаружили в нём гроб с останками предпоследнего наместника края – барона Корфа, схороненного в полной парадной форме, со всеми регалиями, – писал Нагишкин. – Весь город сбежался глядеть на барона. Хотя со времени его погребения прошёл не один десяток лет, барон выглядел превосходно. Нафабренные усы его торчали, как у кота. Прямые жёсткие волосы, несколько отросшие, сохраняли идеальный пробор. Густые брови на смуглом лице таили начальственную строгость, и полные губы были чуть-чуть надуты, словно барон хотел заметить: «Фуй! Что здесь за сборище, господа? Попрошу разойтись!»

Присутствующие ахнули, увидев барона, во всём блеске, пережившего революционные потрясения. Любители старины с восхищением сказали: «Вот как было раньше-то, а!» Верующие поняли появление нетленного барона как некое знамение.

Но тут барон удивил всех, кто там присутствовал. Он стал стремительно превращаться в прах, и скоро от его чиновного и военного великолепия не осталось ничего, кроме нескольких пучков жёстких волос, пломбированных зубов, потускневших сразу пуговиц да каблуков от штиблет, поставленных на добротных гвоздях!

В таком виде барон занимал значительно меньше места, и задача перенесения его праха в другое место, на обыкновенное кладбище, уже не составила каких-либо трудностей. Один образованный человек, случившийся при этом и некогда знавший барона лично, сказал философски по-латыни: «Ванитас ванитатум эт омниа ванитас!» – и ещё, немного помолчав: «Сик транзит глориа мунди!» Но так как не все жители города знали латынь, то он тотчас же перевёл сказанное, что обозначало: «Суета сует и всяческая суета!» и «Так проходит слава земная!» Это было далеко не самое плохое, что можно было сказать по этому поводу, тем более по-латыни.

Так или иначе, прах этого выдающегося человека исчез, но память о нём и его реальных делах осталась. И это главное.