«У нас нет такого жанра, как патриотический спектакль»: «Золотая маска» едет в Казань

Гендиректор фестиваля Мария Ревякина о татарских режиссерах, эффектах пандемии, судьбе «Ходжи» Бекмамбетова из Свияжска и спектакле «Горбачев»

Последний раз спектакли «Золотой маски» приезжали в Казань в 2004 году. Спустя 16 лет, на весну, в столице РТ была намечена обширная программа, которую сорвал коронавирус. И все же в ближайшие недели наш зритель увидит «Сон в летнюю ночь» (23–24 сентября) «Мастерской П.Н. Фоменко» и «Доброго человека из Сезуана» (5–6 октября) театра им. Пушкина. «БИЗНЕС Online» поговорил с директором «Маски» и столичного Театра Наций Марией Ревякиной о миссии премии и способах формирования региональных программ.

«У НАС ОЧЕНЬ ЧАСТО НЕКОТОРЫЕ ЧИНОВНИКИ ДУМАЮТ: ЕСЛИ ОНИ ХОРОШО РАЗБИРАЮТСЯ В ХОККЕЕ, ТО ПОНИМАЮТ И В БАЛЕТЕ»

— Мария Евсеевна, многие сегодня размышляют о том, каким будет прекрасный постпандемийный мир будущего. Найдется ли в нем место для театра и уж тем более для театральных премий и фестивалей?

— Скорее всего, вопрос этот лучше задать людям науки или врачам. Все зависит от того, насколько быстро найдут эффективную вакцину или возможность правильно лечить коронавирус. Но вряд ли это получится очень быстро.

Театр — один из видов искусств, который требует непосредственного живого взаимодействия с аудиторией. Здесь важен обмен энергией, контакт актера со зрителем — эта энергетическая связка необходима. Во время пандемии какие-то театры нашли способы взаимодействия в режиме онлайн — имелось много интересных проектов, но в основном были трансляции записей спектаклей, читки пьес, поэзии, вопросы к актерам и их ответы. И это, кстати, хорошая возможность привлекать новую аудиторию. В частности, Театр Наций пополнил свою на 300 тысяч человек за счет медиапроектов. Но все-таки это в большей степени маркетинг и здесь не идет речи о развитии театрального искусства. Другое дело, что во время пандемии появились спектакли, которые были написаны драматургами специально для театральных онлайн-проектов. Это уже несколько другое явление. Скорее всего, данный опыт будет зафиксирован и, возможно, сохранится, но это уже вопрос скорее исследовательский, о будущем такого формата.

Я верю, что все-таки живой театр останется, мы преодолеем сложный вирусный кризис, войдем опять в привычный ритм сценической жизни.

— То есть вы ждете, что все вернется на круги своя?

— Может быть, все не вернется, потому что пандемия принесла определенную трансформацию в нашу жизнь, переосмысление очень многих вещей и ценностей. Один из ключевых социальных эффектов пандемии: она по-новому определила соотношение между физическим и виртуальным мирами, в том числе во всем, что касается человеческой коммуникации. В России данные исследований фонда «Общественное мнение» дают контрастную картину: 61 проценту тех, кто работал удаленно в пандемию, не понравился этот опыт. Мы понимаем, как нужен человек человеку, как важно общение (человек все-таки — социальное существо), как сложна изоляция… Все-таки общество развивается определенным образом. Наверное, все уже не будет так, как раньше. Но самое интересное и живое в театре должно развиваться дальше.

— Много говорили о том, что зритель по самым разным причинам не сразу вернется в театры, даже когда они откроются.

— Театр Наций начал продавать билеты с августа, и 1 сентября мы открыли сезон. В августе возобновились показы спектаклей в рамках конкурсной программы фестиваля «Золотая маска». Пока мы продаем 50 процентов зала, как того требуют московские правила профилактики коронавируса. Не могу сказать, что есть ажиотаж, тем не менее публика приходит, она очень соскучилась. И мы видим это по зрительному залу.

— А что касается жанров спектаклей, ждать нам бума комедий, которые отвлекут публику от тягот повседневности? Не получится ли воплощение в жизнь истории, когда в Питере чиновник от культуры советовал Юрию Бутусову, тогда худруку театра имени Ленсовета, ставить спектакли повеселее?

— У нас очень часто некоторые чиновники думают: если они хорошо разбираются в хоккее, то понимают и в балете. К сожалению или к счастью, это не так. Каждый театр или режиссер выбирает тот материал, который ему интересен и волнует его. Только в этом случае может получиться спектакль, который станет интересен зрителю.

— Понятно, что «Золотая маска» сильно пострадала от коронавируса — были сорваны показы номинированных спектаклей в Москве, усложнилась работа жюри. Вы уверены, что 30 октября в зале «Зарядье» состоится церемония вручения премии этого года?

— Сейчас в планах церемония стоит 30 октября. Пока что у нас все спектакли идут, два жюри — драматическое и музыкальное — работают, так что все в рабочем режиме. Разве что мы уже не смогли арендовать такое количество площадок, чтобы осенью показать все спектакли-номинанты в Москве. Поэтому что-то жюри смотрит непосредственно в регионах.

«ЗДЕСЬ НЕТ ДЕЛЕНИЯ НА БОГАТЫХ И БЕДНЫХ, МАЛЕНЬКИХ И БОЛЬШИХ,  ВЫСОКИХ И НИЗКИХ, ПОНИМАЕТЕ?»

— Вообще, как вы определяете главную цель «Золотой маски»? Какова миссия национальной театральной премии?

— Миссия не меняется, она постоянна — это поиск самых интересных работ, которые появились в театральном сезоне, возможность показать и обсудить их, проследить новые тенденции, открыть другие имена. Собственно говоря, фиксация данного процесса, само движение театра, как он развивается, куда идет, — вот что является миссией «Маски». Познакомить и зрителя, и театральное сообщество с самым ярким и интересным, что появилось за сезон по всей России.

— Просто иногда кажется, что у нас есть две «Золотые маски». Одна прежде всего касается регионов, для которых номинации и уж тем более победы здесь очень важны. Тут и стимул для дальнейшего развития театров, и возможность иначе разговаривать с местными чиновниками, от которых зависит финансирование. А вот что касается Москвы и Петербурга, то здесь «Маска» часто ассоциируется с постоянными спорами и даже конфликтами относительно того, кто получил премию, а кто нет, кого номинировали, а кого нет… Получаются две такие ипостаси.

— Нет, ипостась одна. У нас наравне с Большим театром в афише, например, пермский театр оперы и балета, театр «Урал Опера Балет» и камерный частный театр «Амадей» из Москвы. Тем и ценна «Маска»: рядом со столичными легендарными театральными именами можно увидеть театры из Лесосибирска, Альметьевска, Мотыгино, познакомиться с самыми разными жанрами. Здесь как раз «Маска» дает возможность увидеть все поле — и возможность на равных участвовать в фестивале.

— Но нет ли парадокса в том, что в одной оперной номинации соревнуются «Альцина» Генделя в постановке Кэти Митчелл из Большого театра и маленькая опера Александра Маноцкова «Сны Иакова» из татарстанского Свияжска, которую на одном показе могут увидеть 30–50 зрителей (обе, кстати, получили «Маску» в разных номинациях)? Получается такая борьба Давида с Голиафом.

— Нет, это искусство. Здесь нет деления на богатых и бедных, маленьких и больших, высоких и низких, понимаете? Это искусство — вот и все.

— Что касается регионов, то могу вам привести такой пример из Казани. В 2018 году Нурбек Батулла получил «Золотую маску» за роль в пластическом спектакле Туфана Имамутдинова, с которым вы работали в Театре Наций, «Алиф». На мой взгляд, это событие здорово отразилось на культурном ландшафте города. Имамутдинов и Батулла пытаются осмыслять татарское национальное искусство, которое часто воспринимается как нечто консервативное, средствами современного искусства. И на них до «Маски» смотрели как на таких городских сумасшедших, но теперь государство просто не может пройти мимо тех, кто занимается подобными проектами. И заслуга «Золотой маски» здесь колоссальна. Вообще, насколько вы обращаете внимание на национальное искусство в рамках премии и фестиваля?

— Впервые в афише «Золотой маски» национальная постановка появилась в 2001 году — тогда «Арвайден» из Владикавказа получил специальную премию жюри фестиваля.

Имена режиссеров Фарида Бикчантаева и Туфана Имамутдинова (Татарстан), Айрата Абушахманова (Башкортостан), Андрея Борисова и Сергея Потапова (Якутия), Алексея и Сюзанны Ооржак (Тува), Олега Юмова и Эрдэни Жалцанова (Бурятия) известны далеко за пределами их родных театров — все они совершенно закономерно стали номинантами или лауреатами «Золотой маски».

Национальный театр всегда интересен и самобытен. Безусловно, уже исторически сложилось, что на «Маске» он широко присутствует. Существовало время настоящего бума якутского театра: помню, как на постановки режиссера Андрея Борисова было не протолкнуться. Имелись постановки из Уфы, Татарстана, где тоже очень самобытный театр, подчас совершенно по-другому переосмысливающий любую прозу. Философские спектакли Евгения Ибрагимова в хакасском национальном театре кукол «Сказка» стали настоящей легендой «Маски». Запомнились оперные постановки, в том числе национальная «Кахым-туря», уфимского театра оперы и балета Республики Башкортостан. Два года назад настоящим открытием стал Татарский драматический театр из Альметьевска и постановка Эдуарда Шахова «Магазин» по одноименной острой социальной пьесе Олжаса Жанайдарова. В прошлом году специальную премию драматического жюри получила совершенно потрясающая постановка Айрата Абушахманова по книге «Зулейха открывает глаза». В этом году в «Маске» участвует «Аллюки» — дебют в опере Туфана Имамутдинова на музыку композитора Эльмира Низамова.

Подобных примеров много. Мне кажется, что это здорово, когда мы открываем такие интересные, яркие постановки, тем более на основе национального материала.

«РЕГИОНАЛЬНЫЕ ТЕАТРЫ САМИ ВЫДВИГАЮТ ПРЕТЕНДЕНТОВ ДЛЯ ЭКСПЕРТНОГО СОВЕТА»

— Можно еще о критике «Маски». Открываешь «Фейсбук», а там вечно масса недовольных. Патриотическая общественность считает, что недостаточное внимание уделяется патриотическим спектаклям…

— У нас нет такого жанра, как патриотический спектакль.

— Молодежь жалуется, что в любом случае премию «за лучший спектакль» получит Лев Додин, а «за лучшую режиссуру» — Юрий Бутусов.

— Получают постановщики разных возрастов. В искусстве нет подобных градаций — возраст, национальная принадлежность, black lives matter — все что угодно. Это искусство, оно отражает наш мир, существует для человека, рассказывает о нем. «Мы находимся внутри искусства. Выйти из него нельзя, так же, как невозможно выйти из родного языка», — как говорил Юрий Лотман. Но обиды всегда существуют. Потому что мы с вами работаем в таком мире, где если я творец, то это мое дитя и, конечно, оно для меня и моего круга самое ценное…

Наши эксперты отсматривают более тысячи спектаклей по всей стране в год. Причем региональные театры сами выдвигают претендентов для экспертного совета. Например, если они выпустили пять спектаклей за сезон, а выдвигают на «Маску» один, то сами прекрасно понимают: четыре других нужны для жизни труппы, театра, привлечения зрителей и, может быть, их уровень таков, что не надо их выдвигать. Потому эксперты смотрят то, что заявляет театр. Из этой просмотренной тысячи, условно говоря, выбирают 70–80. У них открытое голосование и обсуждение. Там не происходит ничего тайного, они много спорят и переголосовывают.

И у экспертов тоже разные мнения, у них есть свои предпочтения, вкусы, образование, насмотренность. Они все равно абсолютные индивидуальности. Тем не менее путем тщательного отбора и профессионального обсуждения складывается список номинантов и афиша фестиваля. Но это не значит, что другие спектакли, которые они смотрели, ужасны. Нет, конечно! Потому эксперты формируют каждый раз еще и лонг-лист: 100 спектаклей, которые они считают достойными в прошедшем сезоне. Мы их отбираем в другие наши проекты потом, если есть возможность.

— Вы как-то обращаете внимание на эти конфликты или стараетесь держаться над схваткой?

— Когда появляются какие-то публикации, кто-то чем-то недоволен, а кто-то говорит: «А я бы выбрал то-то» — это мнение конкретного человека. Он бы сделал так, а жюри в количестве 14 человек поступило иначе. И что делать? Один человек не жюри. Он так видит, потому что мы все пристрастны, все что-то любим больше, что-то меньше, можем с чем-то не соглашаться. И это нормально.

— Просто вот в этом году была самая громкая история со спектаклем БДТ «Слава» Константина Богомолова по стихотворной пьесе Виктора Гусева 1936 года. Постановка не попала ни в одну из номинаций «Золотой маски», а председатель экспертного совета Дина Годер сказала, что Богомолов в этой работе не дал моральной оценки эпохе, о которой идет речь…

— Тут дело не в Дине Годер. Экспертный совет так проголосовал. Это спор уже для профессионального сообщества, данная тема активно обсуждалась, но вот такое решение принял экспертный совет открытым голосованием.

— Много ходит разговоров и о том, что недовольные в конце концов все-таки организуют свою премию и будет, как в отечественном мире кино, где есть «Золотой орел» и «Ника». Но пока театральное сообщество держится.

— Это прекрасно. Значит, театральное сообщество все-таки сильное и понимает, что, как бы ни спорить, все равно есть какие-то объективные критерии. Экспертные советы формируются профессиональным сообществом — решением союза театральных деятелей, которое основывается на предложениях региональных отделений союза, а также ассоциаций театральных и музыкальных критиков… Так каждый год подбирается команда экспертов. И это не единоличное, а коллегиальное решение. Похожим образом собирается жюри: в него входят профессионалы-практики (режиссеры, актеры, художники, драматурги и другие). И эти люди, выбранные самим сообществом, принимают решения, выбирая наиболее интересные, с их точки зрения, постановки в сезоне. К подобному надо относиться совершенно спокойно — это правила игры, придуманные людьми, которые сами создают театральную реальность в нашем театральном мире.

«ЕСТЬ ГОРОДА, КОТОРЫЕ ЕЩЕ НЕ ГОТОВЫ К КАКИМ-ТО ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫМ НАЗВАНИЯМ»

— Как «Золотая маска» отбирает региональные программы?

— Мы всегда тесно работаем с регионом и коллегиально решаем, что привозить, какие спектакли и каких авторов, режиссеров хотел бы видеть сам регион. Естественно, учитываем культурные предпочтения города, в который едем. Есть города, которые еще не готовы к каким-то экспериментальным названиям, например…

—  Так и заявляют на уровне руководства региона?

— Да. Мы сотрудничаем с местными министерствами культуры и нашими театральными коллегами. Допустим, они говорят: «Мы бы хотели больше классических постановок». Отвечаем: «Хорошо, вот есть номинанты, лауреаты такие-то, посмотрите, но еще нам нужно проверить площадки». То есть, если вы хотите, скажем, увидеть спектакли Фоменко, Бутусова и так далее, нужно смотреть, соответствуют ли площадки. Если технически они подходят, это прекрасно. Если нет, то мы начинаем думать о другом спектакле. И, естественно, разговариваем с театрами, удобно ли в данный период ехать, например, самим. Это такой логистический процесс.

Но есть города, в которые мы довольно часто ездим по просьбе, скажем, наших спонсоров в регионы их присутствия. И мы наблюдаем определенную тенденцию, если первоначально, условно говоря, 8 лет назад, привозили спектакли более понятные этому зрителю, то с течением времени усложняем программу и видим, как меняется публика, отношение, понимание театра. Зритель — это же непосредственный соучастник любого спектакля.

— В Казани «Золотая маска» была очень давно, в 2004 году.

— Да, 16 лет прошло.

— Хорошо помню те спектакли в 2004-м, это были еще времена, когда и денег не имелось, чтобы куда-то ездить, и интернет еще не сделал все максимально доступным. Показали два спектакля театра Et Cetera («Король Убю» Александра Морфова, «Шейлок» Роберта Стуруа) с Александром Калягиным, а также постановку «Облом off» Михаила Угарова, где играли молодые Владимир Скворцов и Анатолий Белый. Данные работы тогда, можно сказать, формировали, например, мое сознание как театрального зрителя. Вы ведь собирались в Казань этой весной, и тогда была намечена очень обширная и разнообразная программа…

— Мы отобрали различные спектакли: в том числе и Константин Богомолов с «Преступлением и наказанием» из питерского «Приюта комедианта», и тот же Лесосибирск с «Мертвыми душами» в постановке Олега Липовецкого.

Но пандемия сделала свое дело, поэтому мы вынуждены были афишу сократить. И привозим в Казани такие спектакли: «Сон в летнюю ночь» Ивана Поповски («Мастерская П. Н. Фоменко») и «Добрый человек из Сезуана» Юрия Бутусова (театр им. Пушкина).

— Это было какое-то конкретное пожелание от властей республики? Знаю, что вы общались с министром культуры Татарстана Ирадой Аюповой, а она любит Бутусова.

— Мы общались и с министром, и с руководителями театров обсуждали. Конечно, афиша была бы более разнообразной, если бы не ситуация, связанная с коронавирусом. Но, надеюсь, казанская публика оценит обе театральные работы!

— Я так понимаю, что, раз проект состоялся, значит, все-таки Татарстан, несмотря на уменьшение бюджетных расходов, поучаствовал финансово?

— Конечно! Мы не едем никуда, если нет паритетного финансирования. Потому что театр привезти — большие расходы, конечно. Это адаптация спектакля на сцене, аренда необходимого оборудования, необходимость размещения больших коллективов в гостиницах, транспортировка декораций, оплаты гонорара.

«ТЕАТР ИЗ БОЛЬШОЙ АТНИ ПОКАЗАЛ ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНЫЙ СПЕКТАКЛЬ ПО СОВРЕМЕННОЙ ПЬЕСЕ «ФРОНТОВИЧКА» НА «МАСКЕ ПЛЮС»

— Хотел спросить: когда вы слышите про Татарстан, со словом «театр» у вас сразу возникают какие-то ассоциации — имена, площадки?

— Вы знаете, я помню тот визит в Казань в 2004 году.

— Вы, кажется, как раз только стали директором «Золотой маски».

— Да, я не была больше в Казани с тех пор, но запомнила город — он для меня связан с потрясающей архитектурой, открытыми, талантливыми людьми. Для меня это была очень интересная поездка. Я знаю хорошо Фарида Бикчантаева: он замечательный, талантливейший режиссер. Весной этого года на круглом столе для руководителей театров малых городов, который мы проводили в рамках внеконкурсной программы «Маска плюс», была рада познакомиться с Раилем Садриевым из Буинска и Ленаром Зайнуллиным из Большой Атни — жаль, что не получилось привезти в эти малые города спектакли «Золотой маски», но начало возможному сотрудничеству положено. Кстати, театр из Большой Атни в этом году показал очень интересный спектакль по современной пьесе «Фронтовичка» на «Маске плюс». Нияз Игламов, который у нас был в экспертном совете и жюри, — профессиональнейший человек. Я читаю, кстати, то, что он пишет.

Есть такой художник Фагиля Сельская (известный театральный художник по костюмам — прим. ред.), она, правда, живет не у вас сейчас, а в Геленджике. И она прекрасный художник. Очень хорошая… У вас талантливейшие люди!

— У вас в Театре Наций в этом сезоне намечена премьера спектакля, который родом из Татарстана, — это «Ходжа Насреддин» Тимура Бекмамбетова. Он сначала его проверил в качестве театрального эскиза на лаборатории в Свияжске. Расскажите, пожалуйста, о данном проекте. Как он возник у вас?

— Просто пришел Тимур с такой идеей. Он очень загорелся тем, что сделал у вас, рассказывал интересно об этом спектакле. И вот они с нашим художественным руководителем Евгением Мироновым долго говорили — и родилась идея поставить данный спектакль. Она появилась в одном контексте, сейчас трансформировалась совершенно в другой. И мы даже не рассказали на пресс-конференции по случаю начала сезона, как именно изменился спектакль, потому что это сюрприз. Мы ждем, что в декабре премьеру выпустим.

— Ходжу будет играть Константин Хабенский, а его ишака — Миронов, как и планировалось?

— Нет, уже не так. Позже вы все узнаете.

«В НОЯБРЕ У НАС ДОЛЖНА БЫЛА СОСТОЯТЬСЯ ПРЕМЬЕРА РОБЕРА ЛЕПАЖА «МАСТЕР И МАРГАРИТА»

— Ваш театр, как никакой другой в России, работает с большими зарубежными звездами — режиссерами, пандемия сильно повлияла на подобные планы?

— Вы знаете, в ноябре этого года у нас должна была состояться премьера режиссера Робера Лепажа «Мастер и Маргарита». Мы репетировали в прошлом году в Квебеке, ездили к нему, должны были еще раз лететь летом и уже выпускать осенью, но отложили планы. Сейчас как раз занимаемся онлайн-утверждением костюмов и всего прочего. На следующий 2021 год планируем в июне репетиции в Канаде и уже осенью выпуск в Москве «Мастера и Маргариты». Но все остальные премьеры осенью выпустили, хотя должны были весной.

— «Мастер и Маргарита» — это всегда риск. Так и вижу рецензии критиков: знаменитый режиссер Лепаж доказал еще раз, что великий роман Булгакова нельзя адекватно ни поставить на сцене, ни экранизировать.

— Риск есть. У Лепажа свой взгляд — человека, который вырос не в России, и у него совершенно иное понимание данного романа. Посмотрим.

— Правда, что иностранные режиссеры часто ставят какие-то немыслимые задачи в плане технического обеспечения сцены, каких-то вопросов дисциплины, еще чего-то. Рассказывали, например, что в Театре Наций очень тяжело работали над «Сказками Пушкина» с Робертом Уилсоном.

— Очень тяжело шел выпуск. Но все режиссеры совершенно разные. Например, Тимофей Кулябин (недавно он у нас выпустил спектакль «Разбитый кувшин») много ставит за рубежом и очень хорошо научился жесткому ритму планирования. Он четко знает, что ему нужно, всегда готов к репетициям. У Уилсона же совершенно другой подход, он создает все в процессе, на сцене со своей командой.

— То есть он скорее наш человек?

— Не то слово. И, конечно, при выпуске спектакля ему объясняют, что у нас закон № 44-ФЗ и что мы не можем менять декорации, потому что контракт подписан, мы это все уже сделали… Бесполезно! Он говорит: «Это нужно убрать, а то перекрасить в фиолетовый цвет». Все. А на сцене все уже стоит. Он прямо по ходу все меняет и только так понимает творческий процесс.

Лепаж — нет. Он тщательно готовится к репетициям. Когда мы прилетели в Квебек репетировать, у него было все расписано по каждому дню: сцена такая или такая. Абсолютно подготовленная команда. Люди знают, что в этой сцене должны быть туфли такие, сумочка, шляпка с перьями, халат. Все готово. Очень в этом смысле технически готовы, что мне как директору весьма нравится, потому что я люблю какую-то определенность в общей предсказуемой театральной неопределенности. (Улыбается.)

— Кажется, что даже многие столичные коллеги из благополучных театров немного завидуют вашим возможностям.

— Я не знаю, трудно это прокомментировать. Мне кажется, что у нас довольно успешная репертуарная политика. Евгений Миронов и Роман Должанский соединяют в ней интересные названия… Например, «Рассказы Шукшина» Алвиса Херманиса. Это наш бестселлер. Сколько мы его ни играем, ни возим, везде он очень хорошо принимается: в Чили, Штатах… При этом Херманис — человек из другой страны, совершенно с иным менталитетом. Как он это угадал, почувствовал деревню, русский характер совершенно бесшабашный, сумасшедший, абсолютно трогательный. А как Римас Туминас в театре имени Вахтангова прочитал «Маскарад» или «Онегина»… Это же потрясающе! Ну как?! Литовский режиссер… Нет границ здесь, национальности не имеют значения…

— Спектакль Херманиса «Горбачев» — тоже ваша премьера нынешнего сезона. Что это за текст?

— Текст, который делал сам Херманис. Он писал всю инсценировку пьесы, очень много перечитал материалов о Горбачеве, большое количество дневников, встречался с Горбачевым. Это, в общем, такая история о Михаиле Сергеевиче и Раисе Максимовне.

— Кажется, что это немодная тема нынче и вам сейчас будут «шить» излишний либерализм.

— Понимаете, к подобному нужно относиться как к истории. Это история, мы ее прошли. Вот так случилось. Когда Андрей Могучий поставил у нас «Сказку про последнего ангела» и мы сидели на репетициях уже перед выпуском, я вдруг подумала: «Боже мой, это же 90-е годы, я же там была». Мы с Могучим беседовали, он говорит: «А мы так и не прочувствовали это». Понимаете, подобное прошло, уже за нами, это уже история нашей страны, наших семей, судеб, и только сейчас мы начинаем переосмысливать что-то. Это действительно так.

— 1980-е и эпоха Горбачева тоже требуют сегодня вновь осмысления?

— Я думаю, что да. Все требует осмысления, возвращения к каким-то серьезным раздумьям.

«НУЖНО, ЧТОБЫ ГОСУДАРСТВО ПЕРЕСМАТРИВАЛО ОТНОШЕНИЕ К НЕЗАВИСИМЫМ МАЛЕНЬКИМ ТЕАТРАМ»

— Судебная история «Седьмой студии» Кирилла Серебренникова требует какого-то осмысления отношений государства и театров? Теперь все директора театров трясутся над №44-ФЗ и прочее?

— Все дело в том, что эти ФЗ не касались «Седьмой студии». Студия — некоммерческая организация, никакие ФЗ там не работают: ни 44-й, ни 223-й… Это совершенно разные темы. Подобное не имеет отношения к большей части театров, на сайтах которых в открытом доступе есть вся информация о планово-хозяйственной деятельности, план-график, электронный бюджет. У нас минфин и минкульт сейчас даже могут не спрашивать, как у нас с деньгами: заходишь в электронный бюджет и видишь остатки — все. Видишь, что по каким статьям, какие контракты и т. д. Все прозрачно и открыто.

— А частные театры? Им очень тяжело, например, Николай Коляда то угрожает голодовкой, то эмиграцией, то закрытием своего знаменитого «Коляда-театра».

— Частные театры… Здесь нужно, чтобы государство пересматривало отношение к независимым маленьким театрам, потому что в них как раз возникает театральное будущее. У нас в текущем году попали на «Маску», по-моему, 23 независимых театра, которые не имеют постоянного госфинансирования. В них есть как раз ростки того, что может не получиться в устойчивых больших государственных театрах, когда есть и определенная косность, если худрук уже давно сидит на своем месте и ничего не смотрит. А вот частные театры свободны, придумывают, живут на острие, на лезвии бритвы. Это безумно интересно.