Просим прощения правильно: нет такого понятия — «извиняюсь»…
Намедни в супермаркете вашего покорного слугу… на полном ходу протаранил бедовой башкой расшалившийся спиногрыз, буркнул на ходу «ой, извиняюсь» и был таков. Позже, через стойку с продуктами, слышу нравоучительную беседу. Элегантная дама в шубке держит за шиворот моего обидчика, тихонько на него шипит: «Сколько раз тебе говорить, не «извиняюсь», а «извините». Или «простите».
Ба, какая историческая точность и… редкость. Собственным детством пахнуло, когда дед старательно вычищал речь, засоренную школьным общением со сверстниками. Эпизоды тоже помню. Только без объяснений, почему нужно говорить именно «извините». А близким и родным людям, либо в особо вопиющих случаях — «простите».
Извините!
В уже зрелом возрасте был уверен: слово получилось из понятия «изводить вину». «Извини» — выведи меня из этой вины, сделай невиновным. Приглашение к обоюдному компромиссу: давай будем считать, что не виноват, вообще ни при чём, так получилось случайно. Например, неловко спихнул на пол чашку, наступил по неосторожности на ногу… Хм, оказалось верно, да не совсем.
Дело куда тоньше у наших предков было поставлено с «извинениями». Тот же «Домострой» разделял понятие «извода вины», снятие ответственности за оплошность. Прощалось такое детям до семилетнего возраста, крепостным и кабальным. Для взрослого человека могло кончиться хуже, вплоть до попадания в рабство, признания несостоятельности. На усмотрение пострадавшей стороны…
Толковые словари современности ставят два слова (извини и прости) в ряд близких синонимов. Огромная ошибка. Ещё в начале XX века между ними пролегала глубокая семантическая пропасть. Можно признавать себя виновным (извиняться), но при этом не просить прощения. В ряде случаев — просить прощения (помилования), не признавая своей вины. Впрочем, этимология слов тоже различна…
«Извиниться» — это древнерусское «извинитися/провинитися», в смысле «я виноват, прошу прощения». От слова — «вина». Совершенно точно, «извините» — это язык сервиса и запретов, потом ставшее элементом светского этикета (извините за неудобство / извините, не расслышал / извините, погорячился / извините за невнимательность / мои извинения).
Но это не просьба, тем более о прощении. Семантически — не поставьте в вину. За это отвечает приставка «из», которая при образовании глаголов обозначает «извлечение изнутри» (извергнуть) , завершённость действия (изругать) и полное расходование чего-либо (изымать, измылить). Если бы два века назад вы сказали «извините» — вашу просьбу поняли так: из вины изъять / от вины избавить / вину извинить (был такой оборот).
То есть, обычный, но обязательный строгий ритуал. Желаю избавиться от вины, отделаться от чувства проступка, получить право извлечь его из совести и забыть. Освободиться, не меняясь внутренне. Извинить — не значит простить. Извиниться — не значит раскаяться. Как говаривали древние греки, тоже глубоко разбиравшиеся в вопросе: «Когда придумали слово «извини» — исчезла честь».
А как понимать «прости»?
Личный опыт таков: как-то перевернул в начальном подростковом возрасте на мужицкой большой рыбалке… лодку. Сглупил, помочь хотел пока сеть ставили, резко довернул без команды. Искупал Игната Старовера, лучшего друга деда.
После прослушивания всего энциклопедического словаря казачьих ругательств и пожеланий типа «шоб у тебя икра в пасти здоровенными ершами повылупилась», был поставлен по стойке «смирно» перед суровым «обчеством»:
— Проси прощения! Тебе же гуторили кулюкать на веслах, лотоха!
— Дядька Гнат, извините…
— Не извините, а простите!
— Простите…
Вона как. В принципе, всё верно. «Простите» — это: я точно виноват, признаю свою вину. Прошу — отпустите мне её, примите чистосердечное раскаяние, постараюсь впредь не повторять. То есть, не формальная семантика ритуала, а позиция взрослого, ответственного человека, отдающего себя на волю пострадавшей стороны.
Весь массив древнерусской литературы согласится, эпитет «прости» использовался в семейной переписке, монашеских обращениях к богу, особо тяжких уголовных делах. Везде там слова о «прощении», а не формальные просьбы «изъять вину».
Если посмотреть на этимологию, то найдём древнерусское «проща» / «прощение грехов» / «чудесное исцеление». Из prostiёa — «избавление», которое в свою очередь происходит от слова… рrоstъ (простой). Все славянские языки с ним знакомы: болгарское «простя» — «прощу», сербо-хорватское «простити / простим», словенское prostiti, prostim — «простить», чешское prostiti — «освободить». Тоже выводятся они от рrоstъ — «простой».
Странное перерождение смыслов, не находите? Как «простой» стало фонетически и по смыслу — «простите»? Оказывается, когда отношения между людьми начинают портиться (усложняться) — это понималось: теряют свою простоту и ясность. Поссорившиеся испытывают дискомфорт и муки совести, не могут просто посмотреть друг на друга, просто улыбнуться и просто поговорить, обсудить проблему.
Вот и возникло в древности понятие, некое приглашение к мировой: «прости» — давай «упростим», признав чью-то или обоюдную вину. Семантика: я виноват / постараюсь исправиться / загладить вину / отпустите мне вину и т.д. Самая глубокая степень раскаяния, простить — значит понять и принять. Как бы трудно не было.
«Извиняюсь» — загадка речи…
Но есть странность. В словаре Даля находятся слова «извини/извините», но отсутствует «извиняюсь». Вывод: при жизни великого этнографа и лингвиста его в русском простонародном обиходе не существовало. Если почитать наших бессмертных классиков, они «извиняюсь» применяли крайне редко, все эпизоды наперечёт. Гончаров пишет в письме Достоевскому:
«Опять тысячу раз извиняюсь, что сбиваюсь с прямой дороги в сторону».
В классической литературе сплошное «извини/извините», первый раз «извиняюсь» звучит у Чехова, в первом действии пьесы «Дядя Ваня». Войницкий говорит Соне: «Я молчу. Молчу и извиняюсь». Достоевский один раз употребляет в «Братьях Карамазовых»:
«Ровнешенько настоящий час, — вскричал Фёдор Павлович, — а сына моего Дмитрия Фёдоровича всё ещё нет. Извиняюсь за него, священный старец!».
Второй раз Фёдор Михайлович словечко вставляет в «Дневнике писателя»: «Извиняюсь, что не ответил никому до сих пор». Островский его один раз употребил в «Без вины виноватых»:
«Ну, вот что, господа! Я выслушала вас терпеливо; в том, что своей услугой я сделала вам неприятность, я извиняюсь перед вами».
И Гоголь разик в «Женихах»:
«Мне очень приятно видеть такого приятного гостя. Я извиняюсь только, что пол не вымыт. Фетинья девка, перелезая через плетень, перекувыркнулась».
Всё. На весь огромный массив классической литературы. Такое впечатление, это не сознательный выбор писателя, а поздние редакторские правки издательств по невнимательности. Хотя рукописи с «извиняюсь» Гончарова, Чехова и Достоевского есть. Смысл тот же в него вкладывался: искреннего, иногда глубокого раскаяния, особо подчёркнутого «тысячу раз»…
Прошло столетие, «извиняюсь» стало обыденностью. Десятки раз за день можем слышать. В транспорте, магазине, лифте, на работе и даже дома. Слово стало паразитом, поскольку употребляется чаще не к месту, на ходу, небрежно, грубовато и отталкивающе. Особенно в пренебрежительном эпитете «я дико извиняюсь». Это как? Ответ на «я вас дико прошу»?
То есть, чёткая граница между эпохами пролегла по словечку «извиняюсь». Необязательный этикет. Так… сказал и забыл, в вашем прощении не нуждаюсь. Инцидент исчерпан вне зависимости, как на него смотрите и насколько пострадали. Двойная бестактность и вторичная грубость: «Я сам себя извинил, ответа и прощения от вас не требуется».
С другой стороны, коль в русском языке есть глагол «извините» — вполне имеет право на существование — «извиняюсь»? Ан нет, это не производное от русского, как оказалось. Его принесли в наши широты поляки, во времена Первой Мировой войны. Когда центральные губернии России наводнили после Горлицкого прорыва — беженцы западных земель.
В романе Алексея Николаевича Толстого «Хождение по мукам» (книга «Сестры») читаем:
«Москва в эту осень была полна беженцами из Польши. Магазины, кофейни, театры — полны, и повсюду было слышно новорождённое словечко: «извиняюсь».
Как так? А вот так… Действительно, до Алексея Толстого лишь редкие интеллигенты и дворяне, регулярно общающиеся с поляками, могли подхватить эту «заразу». Некритично поддавшись воздействию польского przepraszam («просить прощение») на фонетику юго-западной речи: «звиняюсь».
Именно так говорили выходцы из русской Польши. А когда их стало слишком много, да и нравы очерствели после Войны и Революций… «звиняюсь / извиняюсь» улетело в народ.
Но русский Север, Поволжье, Урал, Сибирь и Дальний Восток очень долго не принимали эту пренебрежительную фигуру речи, постоянно поправляя носителей. Совершенно справедливо, полностью поддерживаю. «Я извиняюсь» вполне допустимо в случае совсем незначительного промаха, который никак не повлиял на состояние или положение другого человека (я оговорился, извиняюсь / хотел уточнить, извиняюсь / я извиняюсь, но вы обронили и т.д.).
Если же следовать древней, если хотите генетической культуре и традиции русского народа — говорите «извините» постороннему человеку, а «простите» — близким, родным, хорошо знакомым людям. Либо если ваш поступок причинил действительно серьёзный ущерб. Как-то так…
