Политики хотели бы, чтобы церковь заняла более патриотическую позицию. Но у церкви другая миссия – спасать, а не убивать, примирять, а не враждовать. Церковь остается единственным, что объединяет Украину и Донбасс, важнейшим, что объединяет Украину и Россию. Екатеринбургская епархия запретила в служении священника, который призвал добровольцев отправляться в Луганск и «бить фашистскую мразь».
Как отмечается
на сайте епархии, «поскольку яркие и политически окрашенные высказывания протоиерея Владимира Зайцева могут быть расценены как благословение церкви на ведение братоубийственной войны, что не соответствует чаяниям всех верных чад Русской православной церкви, на каждой божественной литургии призывающих мир на украинскую землю...
Временно до праздника Святой Пасхи сего года отстранить протоиерея Владимира Зайцева от несения пастырского служения в храме святителя Иннокентия, митрополита Московского города Екатеринбурга, благословив ему пребывание в монастыре Святых царственных страстотерпцев, что в урочище Ганина Яма города Екатеринбурга. Просить протоиерея Владимира Зайцева воздержаться от общения с прессой, дачи комментариев, а также общественных и публичных выступлений по этому делу».
Это вызвало немалое огорчение у ряда комментаторов, которые хотели бы, чтобы церковь заняла более патриотическую позицию. Что же, это вопрос того, как церковь видит свою миссию в мире – и миссию в текущем конфликте в частности.
С точки зрения политики, извне, религия – это идеологический и пропагандистский ресурс, подобный другим ресурсам, например радио, телевидению или сетевым порталам. Этот ресурс может и должен быть использован для достижения политических или военных целей; миссия духовных лидеров – уверять сограждан, что Господь Бог полностью и безоговорочно поддерживает внешнюю и внутреннюю политику властей.
Они должны торжественно проклинать противника и благословлять наши доблестные части; помогать людям преодолевать психологический барьер, который есть у большинства из нас в отношении убийства себе подобных, и уверять, что убийство тех, на кого укажут власти, ничуть не противно заповедям; более или менее ясно намекать на блаженную загробную участь тех, кто будет убит, сражаясь за кого следует.
Религия – любая, и христианская в частности – в этом случае носит чисто служебный характер. За этим подходом стоит подразумеваемый атеизм – Бога никакого нет, но раз эти лохи в Него верят, подрядим патриотическое духовенство уверять их, что Он на нашей стороне.
С точки зрения верующих людей, изнутри, церковь совершает гораздо более важную миссию, чем любая политика. Церковь признает за человеком бессмертную душу – и видит свою задачу именно в спасении душ для вечности.
Любые другие цели являются второочередными, побочными, менее важными, и если они мешают главной, их надо отложить в сторону. Такой подход церкви не означает бегства от мира, и именно благодаря своей вере в вечное спасение церковь изменила все лицо цивилизации.
Церковь видит свою миссию не в том, что от нее хотят политики – или массы, охваченные политическими страстями (фото: Reuters)
|
Но он означает, что церковь видит свою миссию не в том, что от нее хотят политики – или массы, охваченные политическими страстями.
С приходом украинской смуты – еще с начала Майдана – перед религиозными общинами Украины встала необходимость как-то реагировать на это мощное движение, пассионарный взрыв, захвативший множество людей.
Любая революция (и Майдан не исключение) требует человека всего – вы либо клянетесь в верности революции, либо оказываетесь в числе врагов, изменников, трусов, в лучшем случае – равнодушных циников, полагающих свою хату с краю, пока пробудившийся народ, изнемогая в борьбе с врагами, вершит историю.
Причем если простому обывателю еще можно отсидеться и не лезть на глаза революционному народу, то любые люди, которые и так на глазах – известные телеведущие, актеры, певцы – не могут избежать ответа на вопрос: «Так ты за народ или нет?». В том же положении оказываются и религиозные лидеры.
Охваченная революционным и патриотическим энтузиазмом паства грозно спрашивает: «Так ты с нами или нет?» И уже во время Майдана большинство религиозных общин Украины определилось – они горячо поддерживали Майдан, призывали на него Божие благословение, иногда даже усматривали в нем событие не столько политическое, сколько религиозное – говорили о том, что Майдан
«перерос все украинские церкви», а погибшие на Майдане
принесли «пасхальную жертву», подобную жертве Христа.
С начала так называемой АТО практически все религиозные деятели Украины ее безоговорочно поддержали. Филарет Киевский, лидер не признанного мировым православием «Киевского патриархата»,
проявил особенное усердие, разъясняя пастве, что заповедь «не убий» не распространяется на текущую ситуацию, а те, кто
уклоняется от призыва, грешат. Он также
лично ездил в США выпрашивать оружие.
Не он один – многие пастыри делали ровно то, что от них требовало государство: помогали отправлять своих овец на бойню. УГКЦ даже
выражала резкое недовольство своим, казалось бы, духовным лидером – Римским Папой, который вместо того, чтобы поддержать «правильную» сторону в конфликте, призывает к миру.
И только одно крупное религиозное сообщество страны осталось в стороне – Украинская православная церковь. Иногда уточняют – «Московского патриархата», но для мирового православия никакой другой православной церкви на Украине просто нет.
Патриарх Кирилл еще в апреле прошлого года
сказал: «Наша принципиальная точка зрения заключается в том, что церковь должна быть поверх любой схватки. Церковь должна сохранять свой миротворческий потенциал даже тогда, когда всем кажется, что никакого в принципе миротворческого потенциала не существует. Это непростая позиция, потому что каждый, кто разделяет ту или иную точку зрения, кто вступает в гражданский конфликт, пытается искать поддержку в церкви.
Но церковь может и должна оказывать поддержку исключительно в рамках своего божественного мандата – того, что Господь ей поручил. Мы должны осуществлять пастырскую, душепопечительскую работу, мы должны совершать молитву, мы должны примирять людей, но мы ни в коем случае не должны обслуживать те или иные политические взгляды, позиции, концепции, и тогда это позволяет церкви, находясь над схваткой, сохранять свой миротворческий потенциал».
Митрополит Киевский Онуфрий постоянно
призывает к прекращению братоубийства, говоря, например, следующее: «От имени тысячелетней Украинской православной церкви я призываю всех, кто называет себя христианином, немедленно прекратить убивать друг друга. Ведь жертвами боевых действий ежедневно становятся десятки ни в чем не повинных мирных жителей, женщин, стариков, и самое страшное – безгрешных детей».
В ситуации революционного и патриотического воодушевления такая позиция, разумеется, вызывает неприязнь – в ситуации, когда мир для человека делится на «наших» и «врагов», всякий, кто не поддерживает «наших» безоговорочно, автоматически зачисляется во «враги».
Для того, чтобы идти убивать и умирать, надо видеть только одну правду – свою, и всякое напоминание о том, что эта правда может быть не абсолютной, что у других – своя правда, что, возможно, убивать и умирать не стоит, воспринимается как вражеская пропаганда, подрывающая боевой дух. Поэтому УПЦ сейчас находится под градом нападок – патриоты обвиняют ее в измене и работе на врага.
Хотя она полностью самоуправляема и все решения, касающиеся ее жизни, принимаются в Киеве, а не в Москве, сами слова «Московский патриархат» царапают ухо патриота, а пресса полна самых фантастических обвинений к сотрудничестве с «российскими террористами».
Как правило, эти обвинения строятся по принципу «в огороде бузина, а в Киеве дядька» или просто высасываются из пальца. Эти нападки отнюдь не ограничиваются словами – православные храмы захватываются и передаются «Киевскому патриархату», в зоне боевых действий на Востоке Украины храмы неоднократно подвергались обстрелам, и многие были разрушены, а священники погибали или подвергались преследованиям.
И вот протоиерей Владимир Зайцев, который выступил с призывом отправляться «бить фашистскую мразь», оказал антицерковной пропаганде на Украине ценнейшую услугу – можно не притягивать выводы за уши, не фантазировать, а предъявить на самом деле действующего священника Московского патриархата, который «призывает убивать украинцев».
Он действительно «вступил в противоречие с позицией Русской православной церкви на происходящее в Украине». Люди, которые считают правильным отправляться на войну, убивать и рисковать быть убитыми, ищут ободрения от церкви и гневаются, когда они такого ободрения не получают.
Но у церкви другая миссия – спасать, а не убивать, примирять, а не враждовать. Эта миссия продиктована прежде всего заботой о душах, но она имеет важнейшее земное измерение. Церковь остается единственным, что объединяет Украину и Донбасс, важнейшим, что объединяет Украину и Россию.
Когда текущий кризис завершится, всем его участникам, всем, кто стрелял друг в друга, придется снова жить по соседству, как-то строить отношения, примиряться, прощать – и церковь через весь сегодняшний мрак видит это будущее и служит ему. А пока это будущее не наступило, церковь ищет спасти столько жизней – и столько душ – сколько возможно.
Политики, требующие себе поддержки, скоро сойдут с арены, массы, требовавшие вместе с ними скандировать лозунги, станут проклинать тех, кто втравил их во все это, пропагандисты, не переводя дыхания, станут пропагандировать что-то другое, а религиозные лидеры, которые дали использовать себя в качестве пропагандистского ресурса, останутся использованными и выброшенными.
Церковь видит перед собой вечность – но не только. Она видит перед собой и достаточно близкое будущее, когда люди, как это много раз бывало в истории, остынут от своего революционного и патриотического запала и с горечью и гневом обратятся к тем, кто науськивал их убивать друг друга.
И Церковь хранит верность своей миссии.
Теги:
религия, православие, церковь, христианство, майдан
